И вот на таких ебантяев идут деньги сказал дядя Витя.
А нам ты такие истории почему не рассказывал?! возмутилась Света. Пиздец какой-то рассказал, напугал, расстроил, а нормальные закрысил?
Да я только сейчас о них вспомнил, оправдывался я.
А какой пиздец он вам рассказывал? Наташа спросила её.
Да про какую-то шизофрению кошмарную или как её там
Что за? обратилась Наташа ко мне.
Слишком долго рассказывать это, а вкратце не то, так что забей, сказал я ей.
Да это ещё что! встряла Саша. Он рассказывал, как там какого-то пацана, подростка в детском отделении, изнасиловали и у него потом анус плохо работал и он ночью обкакался.
Наташа громко засмеялась, и хоть смех её был неприятный, но меня всё равно позабавила и заставила улыбнуться такая реакция.
Прикол! смеясь, сказала она.
Это ужасно грустно сказала Саша.
Не, это пиздец смешно! продолжала смеяться Наташа, переходя на хихикание.
Ой бля вздохнул дядя Витя. Насмотрелся ты там на дурачков, походу. Сейчас, наверное, как будто свежего воздуха вдохнул, общаясь с нормальными людьми, да?
Ага вздохнул я.
И что, какая ситуация в дурке с петухами? спросил он, переворачивая мясо.
В каком смысле? не понял его я.
Ну, как в тюрьме?
Я в тюрьме не был никогда, поэтому не знаю, как там.
Он задумчиво хмыкнул.
Ну, может и хорошо, что не был. Там истории пострашнее происходят, чем хуйня эта ваша фантазёрская.
Ну не знаю задумался я о градациях страшного в историях из подобных мест. Я бы не сказал, что страшнее Я бы сказал, что примерно равны эти места, просто страшность в дурке внутри людей, а страшность тюрьмы снаружи.
В смысле?
Ну, типа ужасы в дурке происходят из-за того, что в головах людей. А в тюрьме ужасы какие? Кто-то кого-то пырнул, кто-то кого-то опустил? Или что? Такое и в дурке бывает
А ты хочешь сказать, что завалить кого-то и опустить это не из головы идёт? Знаешь, сколько ужасов в головах тех, кто лямки тянет? Что ночами они не спят, кто-то и вздёргивается и вскрывается?.. начал он говорить недовольно и с напором, даже с небольшим наездом.
Ну конечно из головы, растерялся я. Но это всё равно не то. Одно дело когда у человека разум есть, и он сделал, что сделал, зная что делает и по-своему желанию или намерению, и теперь вынужден жить в ужасных условиях. А другое дело, когда у человека разума нет, и совершать ужасы ему говорят голоса в голове или инопланетяне, поселившиеся в тела его родственников, или ещё чего.
Знаешь Есть такие люди, которые, имея разум, страшнее всех безумцев делов наделалиСъезди в Соль-Илецк, посети ЮК двадцать пять дробь шесть, посмотри, какие люди там сидят Тебе кошмары потом будут сниться. Людоеды, блять, маньяки всякие Даже МНЕ не по себе! А ты дурачками какими-то меня пугать пытаешься.
Бля, во долбоёбы! Они ща спорят у кого страшнее, то есть круче, была хуйня, где они чалились, засмеялась Наташа.
Да и вообще оставив шашлыки, дядя Витя подошёл поближе ко мне. Вот ты говоришь: «Ужас, шизики больные нихуя не понимают, хуйню страшную творят!». А на деле Любая хуйня, которую они творят, в тюрьме страшнее в тыщу раз. Какая там история была? Кто кого выебал?
Ну, дети там одного выебали
Дети Дети это, конечно, плохо, что дети Но просто представь вот что, выдерживая паузы, в тишине которых потрескивали угли, он смотрел мне прямо в глаза. Ты. Нет, ладно, не ты, не дай Бог, конечно! Но просто представь Провинился человек на зоне. Жёстко провинился. И теперь его опускают. В тусклом свете и обшарпанных стенах, за занавеской из грязных простыней, его окружают несколько разрисованных, чёрных и синюшных, голых по пояс страшных крепких мужиков и держат его. К нему подходит один обладатель особого аппарата. Он спускает штаны, и являет провинившемуся свой болт, от вида которого он в шоке В члене том каких шарошек только нет Штук шесть шаров загнаны по кругу у головки и дорожкой вдоль члена. А за ними шпалы длинные тонкие, тоже вдоль, и кожа с ними на доску для стирки белья похожа. Под головкой, в уздечке, дырочка, в которую продеты усы из лески. А сама головка Это розочка, тюльпан Разрезана на четыре части, раскрывается взору Представляешь это? Представляешь человека, как ему страшно, что его ЭТИМ будут опускать? Но не это страшно. А страшно от того, что это за человек такой, что такое со хуём своим сделать может, чтобы людей опускать Ведь чтоб до баб-то добраться, это ещё досидеть надо Я сам это видел. И никакие дурачки полоумные, дёргающиеся ебя друг друга, кто понимая что-то, кто вообще нихуя не понимая и ни себя не осознавая, ни мира вокруг, не страшнее того, что я повидал А того, что я повидал, и похлеще в мире страх есть.
Я не нашёл, что ответить на эти слова. Да и не считал, что отвечать чем-то нужно. Дядя Витя ушёл обратно заниматься шашлыками, а я отвёл взгляд на небо, на котором яркий полумесяц то выходил из-за туч, то заходил за них.
Да это долбоебизм какой-то спорить о таком! начала говорить Наташа быстро и слегка взволнованно. Что страшнее, блять: взрослые мужики, которые настолько тупые, что себе хуй уродуют, и делающие дебильные вещи по своей воле и тупости, или, блять, больные на голову дети, творящие жуткую хуйню и ничего не могущие с этим поделать? Психушка страшнее! В тюрьме тебя хоть за что-то порежут, а в психушке тебе ухо отгрызут за то, что ты тапочками шлёпаешь.
Смотря какая тюрьма, смотря какая психушка, зачем-то влезла Света.
Да любая психушка-а! обижено протянула она. Ты вообще головой подумай, кого ты больше боишься, какое слово тебе больше страха внушает: «зэк» или «псих»? «Зэк» говоришь и видишь урку какую-то поганую полуживую, а «псих» говоришь и видишь маньяка-убийцу, от которого хуй знает что ожидать.
Я молчал, потому что участвовать в этом ебанутом бреде не имел желания. Меряться, у кого страшнее хуйня, где он тратил время? Ага, охуенная затея.
Да закрой ты рот нахуй уже блядь! рявкнул на неё дядя Витя.
Наташа отвернулась от него в другую сторону, достала из дублёнки пачку сигарет и закурила, демонстративно выдувая дым в его сторону.
А вообще, пиздуйте-ка все в дом. А то я смотрю на вас и самому холодно, хотя вон какой тулуп у меня! Мальчики все щупленькие какие-то, девочки вообще в платьях и колготках. Ща шмоньки себе все отморозите ещё спокойно обратился он к нам.
Посмотрев на дрожащего Марка, на пританцовывающую Сашу, я решил согласиться с этим предложением и молча отправился в сторону дома. Остальные последовали за мной. Саша прихватила бутылку с пивом.
Не, пиво мне оставьте. Там хуйня осталась, я допью, сказал ей дядя Витя, а после крикнул нам вслед: Наташ, нарежь ещё там колбаски, овощей!..
Наташа показала ему средний палец.
***
Потихоньку мы зашли в дом, разделись и снова уселись за стол в зале. На диване всё так же читал книгу Фара. По телевизору всё так же крутили какие-то клипы российской эстрады. На столе стояли чашки с недопитым выдыхающимся пивом и тарелки с начинающей обветриваться едой. Мы сидели молча. Возможно, никто не знал, о чём говорить. Возможно, никто не хотел говорить. Я ощущал, что настрой, витающий в воздухе, всё ещё не был располагающим к непринуждённому общению.
Что-то я замёрз, сказал я. Чаю бы выпить
Ага, я бы тоже попила, сказала Наташа.
А сладкое есть к чаю что-нибудь? спросил Марк.
Наташа задумалась на секунду-другую, потом сказала:
Мы ничего не покупали, так что не знаю, и посмотрела на Мишу.
Я тоже ничего не покупал к чаю, сказал он.
Тогда я не буду, расстроено сказал Марк.
А водка где? Саша полушёпотом спросила Наташу.
Витя сказал, что водку с мясом будем пить. Пей пиво пока, ответила она.
Я переглянулся с Марком, в его взгляде тоже виднелось непонимание Сашиной тяги к водке.
Короче, я пошёл пить чай, сказал я и встал из-за стола.
Я с тобой, Наташа тоже встала.
И мы вдвоём отправились на кухню. Идя рядом с ней, я ощущал себя не очень комфортно. Мне не нравилось оставаться наедине с малознакомыми людьми, потому что в таких ситуациях наступает неприятное молчание, а пытаться разбавлять его и выдавливать какие-то слова из себя я ненавижу.
Дойдя до кухни, я не увидел там Ванька, которого ожидал увидеть. Как раз о нём и можно было бы спросить.
А ты знаешь Ванька, который тут сидел? спросил я Наташу.
Ага, сказала она, копаясь в холодильнике.
И что за мужик?
В смысле? выглянула она из холодильника.
Ну в смысле Ну он странный какой-то. Один тут сидел. Я его пригласил в зал, он отказался. Кто вообще такой это?
Ну Как бы это описать Ну типа шестёрка это Витина. Делает, что скажет.
Зачем?
Что «зачем»?
Зачем делает? Типа по своей воле?
Ну раз делает значит считает нужным. Так не думаешь?
Да что-то странная какая-то тема.
Для кого странная, для кого нормальная.
И чё, ему нельзя, типа, с нами там сидеть?
Я ебу? раздразилась она. Раз не сидит значит так надо. Лучше чайник поставь, чем хуйню спрашивать!
Я нашёл чайник, поставил его на плиту. Он был почти полный. Открыв конфорку и чиркнув спичкой, я зажёг синий огонь под ним и уселся за стол в ожидании его вскипания.
Наташа, тем временем, доставала из холодильника огурцы, помидоры, колбасу и сыр. Я вспомнил, что на столе их ещё достаточно, и не понимал, зачем их ещё надо было резать. Ну, раз надо значит надо.
Чё сидишь-то? Помой огурцы, что ли, хотя бы! Поможешь мне, скомандовала она.
Чем заняться я всё равно не знал, поэтому решил помочь ей. Я взял огурцы и помидоры, отнёс их к раковине, что стояла в углу, достал из пакетов и начал мыть. Вода текла холодная, пока где-то что-то не затрещало, и после этого она начала нагреваться.
Я ща приду, сказала Наташа и ушла в зал.
Я тщательно мыл овощи и складывал их на полотенце, лежащее рядом на столе. За монотонностью движений и отсутствием мыслей, что бывает со мной, когда я нахожусь в компаниях, я забылся на мгновение-другое.
Наташа вскоре вернулась с кружкой пива, поставила её на стол, подошла ко мне и забрала вымытые овощи. Я домыл последние и отнёс их на стол. Затем вернулся к столу у раковины, нашёл ножи в одном из ящиков, достал пару и вернулся к столу кухонному, где Наташа уже приготовила тарелки под нарезки.
Как резать? спросил я.
В смысле «как»? Ты огурцы никогда не резал? удивилась она.
Блять я раздражённо вздохнул. Огурцы, если что, можно порезать поразному. Кружочками, кубиками, соломкой
Да, соломкой, ага. Везде ведь нарезки соломкой режут Кружочками, блин! вскрикнула она.
Я не стал на это реагировать, а просто начал резать огурец. Несколько минут мы молча резали вещи: я огурцы, она помидоры; я колбасу, она сыр. В какой-то момент, видимо, ей это надоело, и она решила поговорить:
Расскажи ещё что-нибудь. У тебя же наверняка есть ещё истории. Что ты остальным рассказывал? Я про это спрашивала, но ты сказал, что слишком долго рассказывать.
Длина истории за это время не сократилась. Всё ещё долго рассказывать, угрюмо сказал я.
Ну мы не спешим, вроде, развела она руками, указывая на то, что ещё есть, что резать.
В прошлый раз я её рассказывал, по ощущениям, где-то час или больше. А может и меньше. Но по ощущениям так. Сомневаюсь, что мы так долго будет резать два огурца, три помидорки, остатки колбасы и сыра.
Блин. А может вкратце всё-таки как-то можно?
Ну интересно будет. Да и история не очень весёлая.
А ты сделай интересно.
Я устало вздохнул.
Короче, был в больнице один пацан. Никто не знал, что с ним происходит. У него были приступы паники и страха. То есть сперва слабо было, а потом всё нарастало и нарастало. И в итоге он жить нормально не мог уже, и положили его в больницу. И ему всё хуже и хуже становилось, страшные приступы у него были. В конвульсиях дёргался, кричал и всё такое. Но он не запоминал, от чего кричал, что видел. Возили его в центр какой-то исследовательский, но и там ничего конкретного сказать не сказали. Рекомендации дали, и, вроде, получше ему стало. Но потом как будто с двойной силой всё снова началось. Сильные судороги были, даже перелом у него где-то был от них. И, короче, в один момент он начал запоминать немного хуйню, что видел и слышал. Крики там всякие, расчленёнку, всё в мрачных тонах, всё непонятно и страшно и пиздец, короче. И один раз даже он нарисовал нам, что видел. Там страшный мужик был такой, прямо жуткий, как будто Чикатило взяли и изуродовали в какую-то хуйню человекоподобную. И страшно и от его уродства, и от его внутреннего образа какого-то полуразумного животно-бытового детоеда-потрошителя мурашки по спине шли. Ну и, короче, пацан этот потом умер в итоге. Так и не выяснили, как помочь ему.
Хуйня какая-то пробормотала она.
Ну, я говорил, что надо целиком рассказывать, а то не интересно будет.
Да всё равно хуйня какая-то, сказка страшная.
Ну Это нормальная реакция на информацию подобного рода, наверное.
Наташа помолчала немного, а потом спросила:
А ты в какой больнице был? Которая в Металлурге?
Ну да, сказал я, попутно вспоминая, есть ли ещё где-то поблизости психбольницы у нас в городе.
А сам с какого района?
А зачем тебе это знать? я немного растерялся.
Ну просто не понимая моей растерянность сказала она. После небольшой паузы она продолжила: А квартира у вас сколькикомнатная?
Я удивился таким расспросам.
Трёх.
Понятно вздохнула она.
«А мне не понятно. Не понятно, нахуя такое спрашивать у почти незнакомого человека», пронеслось у меня в голове.
А у тебя?
Что у меня? удивилась она неожиданности моего вопроса.
Сколько комнат в квартире?
Я в доме живу.
Тогда сколько комнат в доме?
Много.
Я помолчал секунду-другую, затем продолжил:
А в каком районе дом?
Загородом.
А в какой стороне?
Она помолчала, затем возмутилась: