Притворство и демагогия более всего отталкивают от Церкви людей нравственно чутких, а вовсе не её чистота и святость. Но действительно плохо то, что по фальшивости её риторики и нравов люди судят о характере и предпочтениях Бога.
В условиях явного присутствия божьего лживость нравов удесятерится. Лукавство станет тоньше, глубже, виртуозней. Человек совершенно запутается в рефлексиях добра и зла. Да и у Бога полагаю нет никакого желания распутывать изощрённые психологические ребусы человеческого самообмана. А подонки при этом так и останутся подонками, просто им придётся немного больше страдать от страха перед немедленным воздаянием за зло. Жизнь это экзамен на человечность, и для максимальной достоверности результатов этого экзамена Профессору лучше выйти из аудитории.
Так что же может извинить Бога перед лицом по-настоящему несчастного человека, жизнь которого была полна страданий? Оправдать Бога могут лишь редкие свидетельства тех, кому посчастливилось недоумереть, воспоминания тех, кто побывал в состоянии клинической смерти и уже не желал возвращаться из потустороннего блаженства обратно в тело, в нашу грязь, страх, боль и тяготу. А если эти радостные переживания были всего лишь галлюцинациями перед уходом в небытие, то и винить некого.
Как я в аду побывал
Ссудил мне Господь жизнь нетрудную, благополучную, интересную, и, как это часто бывает в таких случаях, стала она напоминать вечеринку, затянувшуюся навсегда. Вот уже и возраст за 30, а мы все сидим, выпиваем-закусываем, всякими креативными забавами развлекаемся. Вдруг сознание померкло, и раскадровка моей жизни замелькала перед глазами. Вся жизнь за одну секунду перед мысленным взором пронеслась. Из воспоминаний тех, кому посчастливилось недоумереть, известно, что такое видение это страшный предвестник. Но не успел я испугаться, как уже очутился во «тьме внешней», такое определение ада, данное Спасителем, довольно точно описывает это мрачное место.
Ускоренная перемотка жизни несколько раз тормозилась, включался замедленный повтор ситуаций, в которых этически я выглядел не очень красиво, но поскольку я не подонок какой, то и претензии были пустяковые, так из разряда «покривил душой». Особняком хочется отметить адские претензии к моему праздно-бессмысленному образу жизни. Хотя, казалось бы, за что? Может за зарытый талант?
Но какими чувствами сопровождались эти адские напоминания Было такое чувство, как будто мои задремавшие было стыд и совесть воткнули в розетку и теперь они «жгут позором за подленькое и мелочное прошлое». Не сочтите такой образ за иронию, стыд действительно был какой-то неведомой и ужасающей силы. А кроме того, в эмоциональной гамме присутствовала страшная досада из-за того, что теперь ничего нельзя исправить. И отчаяние от того, что никогда и ничего в этом моем положении не поменяется. Описание страданий получилось какое-то нестрашное, но поверьте, они в 100 раз ужасней, чем вы можете себе вообразить. А прежде чем вернуть меня к жизни, каким-то неведомым образом мне было внушено нехитрое для христианской традиции знание о том, что надо повиниться и примириться, чтобы больше сюда не попадать.
Никто из присутствующих в тот вечер на моей кухне ничего бы и не заметил, потому что не было ничего удивительного в том, что человек на несколько секунд задумался. Но я вдруг упал на колени и давай просить у всех прощения, да еще с таким выражением лица, будто только что вынырнул из Марианской впадины.
То моё потрясение имело какое-то стойкое и длительное действие. Я ещё долго ходил по жизни как пришибленный (а может я и до сих пор такой, просто привык к этому состоянию). Никаких клятв, обетов и зароков после того случая я не давал, но жизнь как-то сама по себе стала меняться, а примерно через год я уже сиднем сидел, занимаясь системным анализом евангельских заповедей. Каким образом я к этому занятию пришел, понять невозможно.
Давать котику тапком по попе за то, что он минуту назад написал вам в ботинок, совершенно бессмысленно, потому что он уже и думать забыл про это свое злодеяние, и ваш неожиданный гнев ничего кроме недоумения у бедной животинки не вызовет. Но если Мурзика натыкать в этот самый ботинок его наглой, рыжей мордочкой, то тогда какие-никакие причинно-следственные связи в его сознании и закрепятся.
Так же и грешника жарить на сковородке бессмысленно, потому что он в такой ситуации и не вспомнит о своих подлостях. Но вот если его натыкать наглой, толстой харей в каждый конкретный ботинок, в который он нассал в своей жизни, то нравственное преображение с ним несомненно произойдет. Конечно, не так скоро, потому что есть такие люди, которые только тем и занимаются по жизни, что ссут окружающим в обувь, и как правило из самых «благородных» побуждений, хотя, бывает, что и из чистой подлости.
А отправляются моральные уроды в ад не для того, чтобы Господь получил некую сатисфакцию, как полагают мстительные католики, и даже не в наказание, а исключительно для того, чтобы обеспечить социальную гармонию в мире человеков добрых. А иных путей для построения совершенного человеческого мира просто не существует.
И если богословие до сих пор не поняло смысла отделения «козлищ», то только потому, что в воображении теологов фарисеев психологическая атмосфера Царствия небесного рисуется такой же авторитарно-лицемерной, как и атмосфера Церкви. А нормальный человек недоумевает, о каком таком райском существовании в компании религиозных фанатиков может идти речь ну разве что о Царствии ханжества и лукавства. И напрасны упования шутников, говорящих о предпочтительности ада потому, что там не будет церковников. Овечьи шкуры святош Бога не обманут и не разжалобят.
Проблема вечности ада заключается лишь в том, возможно или нет изменение нравов тех лицемеров и негодяев, которые в нем изолированы. Возможно или нет изменение характера их воли к евангельским нормам доброты, великодушия и совестливости.
Есть каноничное мнение о том, что в аду человек не способен меняться, что он как попадает туда подонком, так таким и остается во веки веков, сколько ни жги его адским огнем. Но при этом считается, что этого морального урода можно из ада вымолить
Вот, допустим, умирает правящий архиерей, и вся епархия облегченно вздыхает по этому случаю. Давайте не будем лицемерить, руководители бывают и такие, смерть которых ничего кроме вздоха облегчения не вызывает. Но приличия есть приличия, да и богослужебную традицию никто не отменял, и вот вся Церковь дружно молится о новопреставленном.
Какое суждение о покойном Господь примет к сведению: неслышимый вздох облегчения, пронесшийся среди клириков, или их долгие и громогласные молитвы о блаженном упокоении? А может, не надо представлять Бога тупым истуканом, которого можно обмануть, и воля которого бессильна перед могуществом человеческих ритуалов? Может ли злобный и самодовольный деспот, растлитель и стяжатель войти в Царствие небесное в своем поганом естестве, даже если вся Церковь будет о нем вечно молиться?
Согласно теории всеобщего спасения (апокатастасиса) все моральные уроды будут разом освобождены из ада по амнистии. Это глобальное нашествие отборной сволочи, копившейся в преисподней тысячелетиями, мне столь несимпатично, что я от такой картины тут же становлюсь сторонником вечности ада. И хотя меня пытаются утешить тем, что они, дескать, будут «очищены от греха адским пламенем», но и такая благочестивая демагогия что-то не приносит успокоения и не вызывает доверия. Вы мне психологические механизмы нравственного возрождения и методологию обращения подлости в благородство опишите, тогда я, может, и поверю в эти ваши поэтические благоглупости.
Есть такое богословское мнение о посмертном воздаянии: «кто чем грешит, тот тем и наказуется». Мой личный мистический опыт пребывания в аду подтверждает этот тезис буквально. То есть человек страдает не от какого-то там образно-родственного зла, а мучительно стыдно переживает свои собственные дела, слова и помышления во всей их подлости, пошлости и бесчеловечности. Ад столь же индивидуален, как и жизнь каждого отдельно взятого человека. Человек сам определяет «репертуар» своего ада. И вот если человек будет тысячу лет страдать не от сковородки, а от лицезрения того, какой он на самом деле злобный, беспринципный, мелочный, мстительный, самодовольный, лицемерный, жадный, подлый, жестокий и лживый, то нравственные перемены в человеке верно должны произойти. И такая педагогическая методология никакой не фокус из фантастического фильма, потому что живем мы не в мертво-материальной, а в живой, информационной вселенной, ну, разумеется, при условии, если Бог действительно существует.
А еще есть богословское мнение, что Господь может стереть из бытия человеческую личность. Так зачем тогда пытать человека вечно, расходуя на это газ и дрова, если его можно просто подвергнуть небытию? И если Господь не стирает из бытия подонков, то, видимо, у Него есть какая-то уверенность в их нравственном преображении, пусть и не очень скором.
Человек это его память и его воля
«В начале было Слово» (Ин.1:1). «Слово» это, пожалуй, слишком материальное понятие для описания того времени, когда вообще ничего не существовало. Нематериальные же значения греческого «логос», это мысль, смысл. Но представить информацию в абсолютной пустоте без привязки хоть к чему-нибудь материальному сложно. Информация всегда отождествляется с её знаками, сигналами и носителями, с ее генерацией, восприятием и передачей. Отделить информацию от предметов, процессов и явлений очень сложно потому, что она абсолютно нематериальна, но при этом присуща всему сущему.
Информация существует только как процесс восприятия, мышления. Книга, фильм, фонограмма, вид из окна не являются информацией, пока кто-либо не начнёт их воспринимать. Не можем же мы цифровой код на электронном носителе считать балетом Чайковского. Книга информационно мертва так же, как и надпись на древнем неизвестном языке пока её содержание никто не воспринимает.
Если человечество исчезнет, то информативность нашего мира будет нулевая, подобно отсутствию отражения в зеркале, когда в зеркало никто не смотрит. Нет «наблюдателя» нет информации. Носители информации конечно останутся в безлюдном мире, но без «наблюдателя» книга ничем не отличается от деревянного бруска, годного только в пищу насекомым. Некоторые радикальные философы считают, что без «наблюдателя» перестают существовать и сами источники информации. Но это уже, пожалуй, философский экстремизм.
По всей видимости Бог имеет информационную сущность. Об этом свидетельствуют и слова апостола Иоанна, и невероятный объём информации, который Господь должен контролировать как Организатор бытия, и какая-то неотмирная нематериальность информации, и невозможность существования чего-либо без информационной составляющей, то есть, без Логоса.
Наука всё больше склоняется к тому, что электромагнитные импульсы в клетках головного мозга это не процесс мышления, но лишь реакция мозга на процесс мышления о природе которого нам ничего не известно. Я, лично, не могу себе представить, что этот текст мне надиктовали нейроны. Есть ли у моих нейронов своя воля, свои творческие способности, свои эмоции или они только реагируют на сигналы иной, неведомой нам информационной природы?
И то, что в клетках головного мозга не содержится информации (памяти) становится всё более научным фактом. Но если мозг это всего лишь приёмно-передающее устройство, то что же является носителем личной информации? А не является ли сам Создатель вселенским Сервером, хранящим так же и нашу личную память, то есть нас самих? Если это так, то человек бессмертен, потому что уничтожить человеческую личность можно, только стерев личную память человека из памяти Бога. И если сущность человека это его личная информационная составляющая, то не является ли информация (Логос) так же и сущностью Бога?
Блок-схема «дух-душа-тело» и структуру человеческого существа описывает сомнительно, а уж тем более она не дает никакого представления о человеке как личности, индивидуальности. Душа, равно как и тело, является всего лишь носителем личности, носителем личной информационной составляющей.
Личность, как это ни парадоксально, это ее прошлое. Личность человека это его личная память. Человек идентифицирует себя только в рамках личной памяти о личном опыте жизни. Человек же утративший память, в случае полной амнезии, становится никем в самом буквальном смысле этого слова. И происходит это именно потому, что у него исчезает память о прошлом, относительно которого человек только и может сам себя опознавать.
Как не в бумаге заключается суть книги, но в той информации которую она несёт, так и человек, это не тело, не вещество мозга и даже не тонкая материя души, личность человека заключается в содержании его памяти, которая накапливается в течение всей его жизни. Собой не рождаются, собой становятся.
Достоверное представление о личности принципиально важно, потому что проблемы жизни и смерти человека, его бытия и небытия, его спасения и гибели это проблемы сохранения или исчезновения не чего-либо, а именно личной памяти о личном опыте жизни.
И если личность субъективно это её личная память, то личность объективно это память окружающих о человеке. Память о покойном, как некая форма продолжения его жизни, является достаточно традиционным утешением для человека, стремящегося избежать небытия. Таким образом, даже традиция памяти о покойном подтверждает информационную сущность личности.
Стремление к признанию, к славе является неосознанным, а порой и вполне сознательным стремлением сохранить свою личность в чужой памяти, расширить территорию своего бытия за счет чужого сознания. Как животное метит территорию, обеспечивающую ему условия жизни, так и человек тщеславный стремится «пометить» собой сознание окружающих, территорию своего умозрительного бытия в чужой памяти.
Так, например, некто Герострат, дабы обессмертить свое имя в человеческой памяти, сжег одно из чудес света. И это неудивительно, ибо для тщеславия и гнев общества является той же славой, убийственна для тщеславия лишь безвестность. И если вы видите на архитектурном объекте надпись «здесь был Вася», то можете быть уверены, что так проявляется стремление Васи оставить след в вашем сознании, а не какие-то там хулиганские побуждения. Тщеславие очень сильная и распространенная поведенческая мотивация, хоть и органично-неприметная, как, впрочем, и прочие проявления гордыни.
В некоторых религиозно-философских воззрениях считается, что после смерти человека личная память с его души стирается, что, кстати, равносильно смерти человека в атеистическом смысле, то есть уходу личности в небытие. А бывшая в употреблении душа с уничтоженной памятью якобы используется следующим человеком. Пергамент был дорогим материалом, поэтому информацию, которая утрачивала актуальность, с него иногда смывали для повторного использования писчей площади. Возможно, этот обычай и натолкнул древнего философа на мысль о том, что информация ничто, только носитель информации, на котором она записана, представляет ценность. Ну какая, казалось бы, ценность в личной памяти «ничтожных людишек», которые ничего кроме добычи пропитания не знают, и ни о чем другом не помышляют.