Это прекрасно, маленькие люди, пожала плечами Фе. Она, похоже, никак не могла отойти от встречи с девочкой. Другое дело Керчь, замкнутая, она всегда сторонилась маленьких. Так случилось и в тот раз.
Большие корабли прекраснее, звучно сказала она и добавила: Чем любые люди.
Мы наконец подошли к кораблю и уставились, завороженные, через толстое стекло: гигантская махина возвышалась над несколькими этажами уровня; все, что могли увидеть мы оттуда, где стояли, металлический, выкрашенный красным борт. Гигантский корабль раскачивался, но упасть да и вообще, пожалуй, сдвинуться со своего места ему бы не дали огромные буи, к которым тянулись толстые канаты. Помимо них, корабль был крепко привязан к специальным огромным столбам, выставленным вдоль проспектов. Похоже, другой функции, кроме поддержки корабля, у столбов не было.
Ты его так себе представляла? спросил я у Керчи.
Как мы ни вытягивали шеи, ни прижимались к толстому стеклу, увидеть что-то еще, кроме высоченного борта, не получалось.
Мы ничего не увидим отсюда, произнесла она. Нужно узнать, как подняться наверх.
Интересно, там есть кто-нибудь? задумалась Феодосия.
Не вижу трапов, честно ответил я и снова повернулся к Керчи. Трапов? Так ведь говорилось в книгах?
А зачем там кому-то быть? удивился Инкерман. Здесь куда-то можно уплыть, что ли?
Значит, мы будем первыми, твердо сказала Керчь.
Ага, тут же недовольно отреагировала Евпатория. Вот и плыви отсюда. А я хочу узнать, что там, за зеркалами. Немедленно. Она капризно топнула ногой. Я хочу, как эти люди. Что мы, хуже их? Им вообще плевать на корабль, ну стоит и стоит
Стойте, прервала Фе. Электроморе!
Что «электроморе»? Мы непонимающе уставились на нее.
Корабль в воде, если вы не заметили.
Она была неправа: мы, конечно, заметили корабль покачивался на волнах, правда, откуда здесь могли взяться волны, я совершенно не понимал. Видимо, какое-то устройство создавало их искусственно здесь вообще было много имитации. Разлитая вода имитировала море, спрятанные механизмы гнали к кораблю волны, но это не было ни морем, ни волнами. Да и сам корабль был ли он кораблем? Книги, с которыми были так трепетны наши пожившие, описывали бывшие корабли те, что существовали в ветхости, те, что шли по реальным волнам настоящего моря. Книги хранили память о них, воссоздавали детали того, что было, и, разглядывая их, мы все представляли настоящий корабль. Но здесь все было иначе пытаясь рассмотреть корабль, наблюдая за равномерными волнами, буями и канатами, слушая, как скрипит, качаясь, эта странная конструкция, я представлял книгу.
Кто-то воссоздал здесь картинку, сделав ее трехмерной, но не оживив. Со всей ясностью я вдруг понял: перед нами все что угодно, но не настоящий корабль. Но решил промолчать моя догадка, что и говорить, пугала, она рождала мрачные предположения: а вдруг и все остальное, что мы наблюдали вокруг себя, тоже ненастоящее? И люди, главное люди. Я потряс головой, как будто желая стряхнуть мысль. И увидел прямо перед собой настороженное лицо Фе.
Эй, ты еще с нами? спросила она.
Конечно, растерянно сказал я и вдруг вспомнил: электроморе. Но, Фе, ты видишь где-то электричество?
Нельзя исключать, что это море просто картинка. До Керчи, кажется, тоже стал доходить смысл происходящего. По крайней мере, пока я не удостоверюсь в обратном, буду считать так.
А если картинка, тогда это море какое? продолжала Фе. Электрическое. И это значит, где-то здесь мы должны получить лампы.
Если ты считаешь, что нам должны выдать лампы на корабле, покажи проход, сказал я, придав голосу напускной беззаботности.
Не на корабле, произнесла Фе тоном строгой пожившей женщины и смерила меня не самым приятным взглядом. Кто знает, может, и я иногда говорил глупости? Корабль может быть подсказкой, что это где-то рядом.
Фе, послушай, рассмеялся я. Здесь все рядом с этим кораблем. Он огромный.
По сравнению с Башней он такой же огромный, как и ты, огрызнулась Феодосия. Ребят, поймите одно. Мы не должны расходиться, пока не получим лампы. Кто хочет корабль, кто хочет Зазеркалье все потом. Представьте, что мы потеряемся и не сможем друг другу помочь.
С чего ты вообще взяла, что нам нужны эти лампы? взорвалась Евпатория. Если я вообще не пойду за лампой? Что тогда?
Ты останешься здесь, спокойно ответила Фе. И не сможешь заселиться.
Помню, мы все удивленно посмотрели на нее. А я спросил:
Откуда ты знаешь?
Это логично. Фе снова осуждающе взглянула на меня. Без ламп нас здесь нет. Зачем бы Ялта делала уточнение? Мы можем решать, оставаться здесь или нет, но только обладая лампами.
Нет, прервал я. Откуда ты знаешь, что здесь можно заселиться?
Послушайте, встряла Керчь. Фе, в отличие от вас всех, думает. Или вы полагали, что эта способность здесь не пригодится?
Не от вас, а от нас всех, возмутился Инкерман. Или ты тоже знала, что здесь надо где-то заселяться?
А как ты думал? Ляжешь спать прямо на проспекте?
Не знаю, пожал плечами мой друг. Но, может быть, здесь не спят вовсе?
Да и не думают, добавила Евпатория. Что-то я не вижу, чтобы все эти люди вокруг ходили и о чем-то думали!
Но Феодосия будто не слышала, продолжала:
Электроморе это просто слово. Оно означает то место, где мы должны получить лампы. Представьте себе, что оно настоящее. Вряд ли проводница Башни отправила бы нас на верную погибель?
Интересно, вставил Инкерман. Оно было бы электро-Левое? Или электро-Правое?
Мы все беззаботно рассмеялись, но Фе оставалась серьезной; она лишь смотрела на нас как на несмышленышей.
Я думаю, мы на месте, наконец сказала она. И наше плавание начинается здесь.
Сказав это, она развернулась и твердым шагом направилась к зеркальной стене. Мы не успели опомниться от услышанного, как она скрылась в ближайшем проеме. Там, где только что была Фе, я видел лишь черную ткань и маленький зеленый огонек. В обе стороны ходили люди, говорили о чем-то своем, и мне вдруг стало не по себе. Ведь это я должен был принимать решение! Уверена ли она в том, что делает? И почему? Фе поступила странно, загадочно, хотя и, если вдуматься, логично. Но уверена ли она в том, что сделала? Не случится ли с ней чего? Я тревожно взглянул на Инкермана, и он прочел мои мысли.
Надо идти, сказал он и протянул руку Евпатории: Пойдем в Зазеркалье, детка.
Но она лишь презрительно скривилась и фыркнула. Керчь, не обращая на нас внимания, пошла к проему, и тогда уже все мы поняли: тянуть больше некуда. В конце концов, мы уже в Башне. Что могло случиться в наших жизнях удивительней, чем это?
Осмотревшись по сторонам, не мчит ли кто на странном колесе, мы друг за другом ныряли в неизвестность за черную ткань.
Уважаемые, любезные, услышал я, как только шум проспекта стих, и я сделал первые, еще неосознанные шаги на новой территории, добро пожаловать, мы вас уже заждались. Меня зовут Луч, рад знакомству!
Луч? переспросили мы пораженно.
Луч, подтвердил он и улыбнулся, мол, о чем тут говорить Луч как Луч.
«Может, здесь дают имена, как-то связанные с занятием? подумал я. Стоило подобрать себе что-нибудь благородное».
Я увидел перед собой низкого, но коренастого человека в белом пиджаке с длинными черными полосами. Его огромные усы были закручены с обеих сторон, благодаря чему он напомнил мне таракана, и, не в силах сдержать себя, я рассмеялся. Дополняли образ вьющиеся густые волосы, разделенные пробором ровно посередине головы, и круглые очки. Одна из линз была, похоже, треснувшей, но человека это нисколько не смущало.
Кроме вас здесь есть еще кто-то? до меня донеслась недовольная реплика Керчи. О, она не упускала возможности кого-то уколоть. Но человек в полосатом пиджаке не растерялся.
Кроме меня здесь вся огромная Башня, которой я имею честь быть представителем, с достоинством сказал он. Вам должно быть известно, как ждут здесь новых избранных.
Что-то я не заметил, вступил в разговор Инкерман. Он вращал в руках маленький предмет, я не мог понять, что это такое. Наконец он подбросил его в воздух и ловко поймал, и только тогда меня осенило: лампа! Да это же лампа! Самая настоящая, правда, удивительная, каких я не встречал: идеально круглая, без патрона, просто шар из стекла однако с нитью накаливания внутри. Перед Инкером стояла странная конструкция прямоугольная полка, расположенная на вырастающей из самого пола тонкой металлической ножке. На полке лежало нечто, похожее на белую подушку, но от нее почему-то поднимался пар. Инкерман положил лампу прямо в центр этой конструкции. И только после того, как он это сделал, я сумел перевести взгляд и увидел, насколько огромным был зал, где мы находились. И вокруг нас были сотни, если не тысячи ламп! Они свисали с потолка, лежали на полу, окруженные символическим ограждением или спрятанные в стеклянных кубах, лежали на длинных продолговатых рядах, торчали из стен и колонн, а некоторые буквально висели в воздухе, подвешенные на невидимых нитях. В первый миг я потерял дар речи. Но Инкерман быстро освоился. Он продолжал донимать человека с усами:
Так что же, говорил он, я пропустил чью-то радость по поводу нашего прибытия?
Луч подошел к тому месту, куда Инкерман только что положил лампу, взял ее в руки и бережно протер белой тканью, а затем несколько раз подул на шар.
Будьте осторожней с будущим, сказал он назидательно. Да и вообще, будьте осторожны. Видите ли, не стоит ждать чего-то от тех, кого вы встретили на этом уровне. Кто живет здесь. Ждите от самой Башни, как и она сама вас ждала.
Они вообще настоящие? прервал я их разговор, в котором не видел никакого смысла. Зато кое-что другое показалось мне чрезвычайно важным, заслуживающим немедленного объяснения.
Любезнейший вы наш, признайтесь, что побудило вас задать этот вопрос? Усатый расплылся в улыбке.
Электроморе, ответила за меня Фе, и я наконец заметил ее, хотя девушка была рядом, в каких-то двух шагах.
Она права. Я тут же уцепился за ее слова. Электроморе. Это ведь вы? Вы называетесь Электроморе, хотя никакого моря здесь нет, да и насчет электро- есть кое-какие сомнения. Вход к вам, которого тоже как такового нет, потому что нельзя считать входом проем, завешенный черной тряпкой, расположен напротив моря, которое, в отличие от всего остального, якобы есть. Но это совсем не море потому что я знаю море, помню его запах, чувствую кожей и слышу его. Я пришел из Севастополя и море во мне, а я в море. Я вообще не увидел здесь ничего настоящего! Но корабль, корабль, который там, это просто что-то ужасное.
Луч кивал и внимательно слушал.
Он там стоит, продолжал я в запале, словно вопреки самому себе, вопреки морю, да и вообще вопреки самому устройству жизни!
Поняв, что я закончил, человек в пиджаке учтиво поклонился настолько нелепо, что я усмехнулся, и это не скрылось от его взгляда. Наконец он заговорил:
Корабль это объект скорее декоративный. Пожалуй, так.
Он стоит здесь в память о чем-то? поинтересовалась Керчь.
Нет, покачал головой Луч. Он не несет функциональной нагрузки. Корабль лишь часть экспозиции, в которой он даже не является смысловым ядром. Если вы пройдете
Нет, подождите, прервал его я. Услышанное поразило меня до глубины души, хотя нам и объясняли пожившие, что никакой души нет. То есть гигантский корабль в несколько этажей поставили здесь просто так, чтобы был?
Ну да. Усатый обрадовался моей догадливости. Обыкновенный декор. Любезные, я вам больше скажу здесь не один такой корабль, и он даже не самый крупный. В центре нашего уровня больше развлечений, чем вы можете представить. И это если не считать Майнд Дамна, правда, этот проект не совсем наш
Что вы сказали? Дауна?
А, не забивайте голову ерундой, махнул рукой Луч. Придет пора, и вам объяснят. Возможно.
У вас в магазине тысячи ламп, прервал я. Но ни одна из них не горит. Почему?
Мои друзья отвлеклись от разглядывания магазина и повернулись к нам похоже, этот вопрос заботил их тоже.
Видите ли, начал человек в пиджаке, эти лампы нельзя назвать искусственными в прямом смысле этого слова. Как искусственен корабль или тот же непонятный для вас Дамн. Искусственность это имитация, подделка, словно воспроизведение чего-то по картинке, чертежу. Ведь вам знакомо это чувство?
Его слова вызывали во мне раздражение.
Не делайте вид, что раскусили меня, скривился я. Ваше Электроморе специально находится напротив корабля, чтобы каждый заходил к вам уже готовенький, с этим знакомым чувством.
Человек в пиджаке внимательно посмотрел на меня, но не выдал эмоций. А может, и не испытал их. Тем лучше, подумал я.
Не думайте и вы, что первым оценили этот замысел, обратился он ко мне. Это дань традиции, ее задача не удивлять, а настраивать на нужный лад. Я слышал эти слова не единожды, что говорит лишь об одном: у нас с вами нормальный рабочий контакт. Так что позвольте продолжить?
Мы и не собирались вам мешать, зачем-то встряла Фе.
Но и настоящими в прямом смысле слова лампы, конечно, не являются, сказал усатый, взяв в руки одну из них с виду обыкновенную продолговатую лампу, каких я множество видел в Севастополе. Настоящей лампу делает тот, кто ее выбирает.
Надо найти свою лампу, предположил Инкерман, заметно повеселев: игры увлекали его. Однако друг не знал, что его ждало маленькое, но все же разочарование.
И тогда нужная лампа загорится прямо в руках, как глаза Инкермана? спросил я усатого. Но хранитель ламп рассмеялся:
Склонность все романтизировать свойственна людям, в чьих жизнях мало романтики. Вы разве видели, чтобы обычная лампочка и вдруг зажглась в руке?
Нет, разочарованно пробурчал Инкерман. Но ведь это Башня! Это же не совсем обычно? Он не терял надежды.
Лампа зажжется тогда, когда получит питание.
Когда мы выполним миссию? спросил я.
Верно, уважаемый. Луч снова изобразил что-то вроде поклона. Вы увидите свет лампы, когда донесете ее наверх. Он поднял палец и недолго помолчал, застыв в комичной позе. Прошу приступить к выбору.
Едва я открыл рот, чтобы спросить еще что-то про лампы, как в тишине большого зала раздался радостный визг:
А я уже все, уже все! Такая красивая, замечательная, никогда такой не видела! Беру, беру, беру! Заверните.
Мы все увидели Тори, о которой совсем забыли, разговаривая с хранителем ламп. На ее лице было счастье так счастливы бывают только девушки, заполучившие красивую игрушку.
Прекрасная леди, продемонстрируйте нам, что вы выбрали из всего многообразия.
Евпатория протянула руки и мы увидели то, что лежало на ее ладонях. Это была небольшая лампочка, похожая на самую обыкновенную, какие вкручивают, чтобы освещать, например, письменный стол. У нее был патрон тоже, как показалось, вполне обычный. Но вот стеклянная часть лампы раздваивалась, изображая подобие сердца, каким его рисуют влюбленные и просто мечтательные девушки. Лампа казалась красной, но, присмотревшись, я понял, что она не то чтобы выкрашена в этот цвет, а словно присыпана крошкой и не сказать чтобы щедро.
Неплохо, присвистнул Инкерман. Настоящее сердце! Смотри-ка, нашла! А знаешь, я готов подарить тебе еще
Смотрится и вправду мило. Я решил высказаться, чтобы прервать нелепые подкаты Инкермана. Мне было неловко слушать их, но еще большую неловкость я почему-то испытал от выбора, который сделала Тори. И не потому, что красивое сердце казалось мне глупостью, нет, лампа смотрелась действительно мило. Но было и другое чувство, которое мешало мне порадоваться за подругу и о котором я решил умолчать.
Наверное, эта лампочка способна удивить ей просто не хватало света, в котором сердце засияло бы, воспрянуло, как после длительного и беспамятного сна, в котором обрело бы жизнь. Но я не питал иллюзий. Я знал: в руках Евпатории этой лампе не загореться.