Когда ты о чем-то знал, но никогда не видел этого в реальности, и вдруг наконец оно явилось тебе это легко объяснить. Но я уже пожил, я видел весь Севастополь, весь мир, и у меня не было слов, чтобы охватить ими то, что мне открылось в Башне. Это был мир, умещавшийся на уровне в здании, и ему было проще уместиться здесь, чем пониманию того, как же такое возможно, в моей голове. Я хлопал глазами, как Евпатория, когда глядится в зеркало. Не мог поверить, что все это происходит со мной.
Где это мы? присвистнул Инкерман.
Кажется, первый уровень Башни, мрачно сказала Керчь. Только первый. А я уже не хочу туда.
Мы посмотрели на нее с удивлением. Конечно, мы все хотели туда, и, может быть, я больше всех. Мне хотелось нырнуть с головой в этот омут, плыть, разгребая руками воды, всматриваться в дивный мир и его обитателей. Я поднял голову, и она тут же закружилась сразу над проспектами, на которые мы попадали из коридора, кажется, были еще И еще! И еще!!! Широкоморское шоссе в сравнении с ними казалось тоненькой ниточкой, высыхающим ручейком. Это были мощь, размах! Сколько же их здесь? Я стоял и считал, пораженный.
На всех проспектах выше нас стояли заграждения видимо, чтобы люди не падали вниз, а это, казалось мне, проще простого: от таких просторов, открывавшихся взгляду, могло стать дурно, как от чистого кислорода. Ошалев, я и сам полетел бы вниз, находись парой проспектов выше ведь они были лишь узенькими дорожками вдоль высоченных стен, посередине же высились сверкающие прозрачные фигуры, изображавшие деревья, каких я никогда не встречал в реальности, диковинных живых существ, о которых не слышал даже в легендах, пересказанных хмурой Керчью. Да чего там только не было! В вышине вспыхивали и гасли огненные шары, окрашенные во все возможные оттенки, и внутри каких-то я успевал разглядеть слова и рисунки. Пролетали большие тряпичные ромбы, похожие на воздушных змеев; мы запускали таких на пустыре возле Башни, наивно надеясь, что если не мы так они долетят, прикоснутся к тайне. Теперь же мы сами находились внутри тайны.
Но больше всего меня поразило другое. Автомобили! Я видел перед собой а вернее, над собой больше машин, чем встречал за всю жизнь. И все они летали, если, конечно, так можно было сказать, ведь я не видел летающих машин и не знал, что такое может быть. По крайней мере, они перемещались по воздуху так же свободно, как я по знакомым дорогам Севастополя, и совсем не мешали друг другу.
Они что, летают на машинах? откликнулся Инкерман. Похоже, наши с ним мысли совпадали.
Это упрощает нам задачу, предположил я. Смотрите, сколько этажей! Если мы будем ездить от одного к другому на социальных лифтах, то вряд ли протянем долго!
Интересно, куда здесь девают тела? хмуро спросила Керчь.
Тела? не понял я. Какие еще тела?
Когда мы здесь все закончимся, а это случится скоро с вашими-то рассуждениями Заметьте, здесь нет Правого берега.
Керчь, перестань, отмахнулась Евпатория. Мы промчим по всем уровням сразу Нужно только улыбнуться немножко губки вот так!
Похоже, и вправду проще долететь, задумчиво сказал я. Представьте, как красиво сверху наверное, не так, как здесь.
Не торопись, спокойно, но твердо прервала меня Фе. Полететь ты успеешь. Так успей и понять, где ты, оценить. Умей побыть там, где находишься, не торопись наверх.
Вообще-то, Евпатория подбоченилась, наверх это наша цель. У нас миссия!
Ялта не говорила про летающие машины. Я обернулся к Фе.
Шума вокруг становилось все больше, и в этом шуме я стал различать слова. Они мешали думать, сбивали и при этом изумляли меня. Я не мог понять, о чем говорят эти люди, проходящие мимо нас.
Двадцать пять процентов это в пересчете на твой инструментарий не слишком-то и длинная тоскливая полоса. Подумаешь, развеешься, зато твоя женщина станет свободнее, или считаешь, что это не стимул? говорила молодая, с налетом легкой жильцы, женщина с двумя заплетенными хвостиками так быстро, словно повторяла скороговорку. Меня изумляла ее одежда пестрое платье с непропорциональными карманами, оголенное плечо, диковинные сверкающие украшения в ушах, странный бесформенный мешок, болтавшийся за плечами. У нас никто не наряжался так, да и не приходило в голову нашим людям фантазировать о том, как необычно одеться. Ну, разве что Евпатории но не настолько же!
Рядом с ней шагал мужчина, одетый, напротив, строго, но подчеркнуто хорошо его костюм буквально блестел, я не смог бы сказать иначе. В нашем городе ходили и в костюмах, но определенно не таких помятых, тусклых. Мой папа, сколько помню себя, владел лишь одним. Он надевал его в Празднество Сверхъяркого небосмотра. Это такое природное чудо, каких в нашем мире было раз-два и обчелся, оно наступало всегда внезапно, люди оставляли дела, радовались Яркое небо считалось предвестником счастливых перемен, но все, кто уже хоть немного пожил, никаких перемен не ждали. Да и в глубине души совсем не хотели их.
Но я отвлекся.
Откуда знаешь? говорил мужчина. Он был идеально красив: выбрит, прилизанные волосы, сверкающие золотистой оправой очки. В руках компактный черный портфель.
Откуда! восклицала женщина. Вотзефак!
Мне показалось, что я не расслышал: слово было совсем незнакомым. Да и то, о чем они говорили дальше, ничего не прояснило.
Ну мало ли, по выделенке?
Выделенке? А кто позаботился о моей выделенке, ты, что ли? В голосе женщины я услышал насмешку. Она остановилась, но мужчина продолжил идти и даже не обернулся. Я стал раздумывать, о чем говорили странные люди, но мои догадки перебил другой голос грубый, гнусавый:
Ну, я с теми согласовывал, с теми людьми, которые на передовых позициях уровня
И сразу же в мои несчастные уши ворвались десятки новых голосов, говоривших кто о том же, кто о чем-то другом, но похожем. От них захотелось закрыться, спрятаться, но я понял, что нужно адаптироваться к непрекращающемуся людскому шуму и сделать это как можно скорее. В голосе мужчины сквозили недовольство и, казалось, разочарование.
Слушай, ну ты это Завязывай! Я и так с угрозой только разобрался. Он махнул рукой, но в самый последний момент все-таки подобрал слова: И тут на тебе! Белую линию ей! Здесь от нашего села пара углов, куда тебе эта линия! Дай хоть в холле оттянусь немного!
Для меня это был просто взрыв! В моем городе не было ни таких слов, ни таких интонаций, ни таких людей. Меня настораживали их интонации, жестикуляция, манеры. Я был уверен, что здесь на любом уровне люди счастливы уже от одного того, что они в Башне. Да и не о том ли говорила нам Ялта, не о том ли было видео, которое мы смотрели? Но те, кого я видел, не слишком походили на счастливых, а еще меньше на тех, кто мог бы построить все это счастье сам.
В тот момент, помню, раздался оглушительный свист, и я испугался, подумав, что прямо на нашу компанию падает один из тех летящих автомобилей. Но штука, которую я увидел, была еще удивительней. Рядом со мной стрелой пронесся человек, и сперва я подумал, что он просто пробежал, но догадка оказалась нелепой: он вообще не делал никаких движений и тем не менее стремительно перемещался в пространстве. Почти что сразу я потерял его из виду, но перед этим успел заметить в ногах человека странный предмет. Это было колесо а можно сказать, и просто круг. Обычный непримечательный круг белого цвета и два горизонтальных выступа для ног на них и стоял человек.
Как эта штука едет? воскликнул я и поймал на себе удивленные взгляды прохожих.
Понять принцип движения белого колеса было совсем невозможно: оно ехало будто само по себе, подчиняясь непонятному импульсу, который заставлял его крутиться. Ведь сам человек не крутил никаких педалей он просто стоял. Ни за что не держась, ни на что не опираясь!
До чего дошли в Башне, сказала Керчь. Колесо уже изобрели!
Избранные, пожала плечами Евпатория.
Не нужно делать из всего посмешище, вступила в разговор Фе. Я, кажется, забывал, как звучит ее голос: попав в Башню, она сделалась серьезной и молчаливой. Вы совсем не знаете, кто здесь живет. И что здесь творится.
Не знаете? переспросила Евпатория. Ты, что ли, знаешь?
Давайте-ка вспомним, зачем мы здесь. Фе гнула свою линию.
Я здесь, чтобы развлекаться, бросила Евпатория.
За этими разговорами, мыслями о людях Башни и устройстве колеса я и не заметил, что мы уже вовсю идем, а не стоим в конце коридора. Справа от нас была сплошная зеркальная стена, иногда в ней появлялись проемы для входа и выхода людей они были завешены плотной черной тканью. Возле проемов на уровне глаз висели фонарики, они источали мягкий зеленый свет. Когда из проема выходил человек, я старался заглянуть внутрь, но так и не мог понять, что же там происходит.
Посмотрите на эти уровни, сказал Инкерман. Похоже, они не блещут разнообразием.
Мой друг оказался прав. Достаточно было поднять голову, чтобы увидеть все обозримые уровни были такими же точно, как наш: длинная зеркальная стена с проемами, проспект, люди, идущие вдоль стены.
И ради этого стоит кататься на социальном лифте? вопрос Инкермана повис в воздухе, никто даже не собирался на него отвечать. Никто, кроме Фе.
Боюсь, все не так просто, сказала она. Хотя бы вспомните, какой высоты Башня!
От земли до неба, не задумываясь сказал я.
Так подойди к краю проспекта и взгляни наверх.
Проспект был огражден от остальной территории невысоким, с половину человеческого роста, прозрачным ограждением. За ним росли деревья, стояли довольно высокие скалы, по которым стекала вода. Но впереди вырисовывались очертания крупных помещений возможно, там было то же, что и напротив, в проемах за зеркальной стеной. Но меня интересовал потолок. Или то, что в этих масштабах можно было назвать потолком. Нас всех интересовало, где заканчивается уровень.
Там слишком много всего летает, простодушно сказал Инкерман. И блестит.
Вижу, твердо ответил я.
Это так и было. Я не смог бы посчитать этажи, элементарно сбившись. Наверху они становились едва различимы, превратившись в темные полоски. Но тем не менее они заканчивались. Там, в вышине, я видел что-то похожее на небо, только странного цвета: темно-оранжевого, больше похожего на коричневый. Мне даже казалось, что оно настоящее и на нем, как и у нас в Севастополе, неподвижно висят облака.
Это не уровни, Фе произнесла вслух мысль, которая уже родилась в моей голове. Это все один уровень. Все эти этажи.
А машинки? рассмеялся Инкерман. Посмотрите, как они летают?
Только вдоль, кивнул я. Похоже, я понимаю Они передвигаются только по этажу.
Ага, и совсем на твою не похожи!
Моя вообще не летает, пожал плечами я.
Ой, нет, вставила Евпатория. По городу-то только так летала!
Тоже, как ни крути, уровень, улыбнулась Фе. Можно сказать, нулевой.
Выходит, они только соединяют проспекты, протянул разочарованно Инкерман. Чтобы пешком не обходить по всему периметру.
Ага, кивнул я. Или не объезжать на колесах.
Смотрите! истошно крикнула Керчь. Мне не доводилось слышать от нее не то что крика повышенного голоса. Да что там, я вообще не слышал от нее таких живых, ярких, изумленных эмоций, словно она впервые раскрыла глаза и увидела мир. Впрочем, отчасти оно так и было.
Корабль! вскрикнули вслед за Керчью, кажется, и все мы.
Электроморе
И вправду, то, что я принял за очертание гигантского дома в центральной зоне уровня, похоже, было настоящим кораблем. Корабли я видел только на картинках. Они были у нас в городе задолго до моего появления, но потом стали строить более удобные лодки; до нашей секретной транспортировки в Башню я был уверен, что лодки нужны севастопольцам лишь для развлечения: покачаться на волнах, пройти пару раз возвратную линию, да снова домой, выращивать овощи и цветы. Куда нам плыть на кораблях? На Левом море слишком мало места, на Правом кому на Правом нужны корабли? Но кому они нужны здесь, в Башне? Это был интересный вопрос. Неужели внутри здания, пусть и такого гигантского, есть собственное море? Это казалось уже слишком.
Мы должны посмотреть! сказала Керчь. Это же корабль, настоящий корабль!
А это? Инкерман показал на проход в зеркальной стене. Да и вообще, у нас миссия нужно искать лампы.
Нас никто не торопит, решил я. Пойдем смотреть корабль.
Мое слово в компании часто оказывалось решающим. Бывало, что после него еще спорили, но поступали в итоге так, как говорил я. Это были мои друзья, и я любил их, но принимать решения часто приходилось мне не знаю, почему уж так сложилось, неопределенность была нормой нашей жизни. Но, возможно, по этой причине я и нравился Фе с Евпаторией. Корабль был огромным, и казалось, что он совсем рядом, но идти до него пришлось прилично. Я помню, мы мало говорили друг с другом, все происходившее казалось чем-то вроде сна. Каждый хотел захватить побольше новой реальности, пропустить ее через себя, надышаться ею. Шум в голове стих: я довольно быстро адаптировался к масштабам уровня и толпам людей вокруг.
Я рассматривал их, не скрывая удивления здесь редко можно было встретить похожих друг на друга людей. Не все были одеты пестро, не все выглядели красавцами и красавицами, и, конечно, не все привлекали внимание громким голосом или странным поведением. Но все они были необычны каждый по-своему, порой я даже не мог объяснить чем, просто понимал: в городе я никогда бы не встретил такого человека. Словно та жизнь и эта исключали друг друга, не могли пересечься ни в чем, даже в самой малости: я не видел Севастополя в лицах этих людей, в их глазах. То и дело проносились белоколесники, как я назвал их про себя. Они отражались в зеркальной стене и тут же исчезали из поля зрения; при этом проносились в обе стороны, но никогда не сталкивались друг с другом на такой скорости столкновение могло привести к печальным последствиям. Присмотревшись, я заметил, что для их движения вдоль всей зеркальной стены очерчена довольно жирная и яркая белая дорожка. Еще одна, тоньше и тусклее, разделяла направления сторон.
Ты бы прокатился на этой штуке? спросил я у Инкермана.
О, я бы прокатился здесь на твоем авто! Представь, как было бы круто! Не дорога мечта! Круче Широкоморки Вж-ж, вж-ж-ж! Он принялся изображать звук машины, ревущей на высокой скорости.
Ага, вяло отозвался я. Мечтай! Здесь и пешком-то не протолкнешься.
Разглядывая людей, я понял, что большинство из них расслаблены нервная пара, встретившаяся мне первой, оказалась здесь скорее исключением. Не все слова были мне понятны, но в основном все эти люди обсуждали то, как перемещались или планировали переместиться между разными проходами в зеркальной стене. Похоже, что это было их главным, а может, и единственным занятием.
Простите, простите, услышал я рядом с собой. Совсем не смотрит, куда идет.
Ничего, улыбнулась Фе. Я увидел, как она гладит по голове совсем маленькую девочку. На нас смотрела женщина в синем платье с изображением большого, во всю грудь и живот, цветка.
Еще раз простите, повторила женщина, схватила девочку и растворилась в людском потоке.
Да что вы, ничего, продолжала Фе, не замечая, что говорит это уже мне, а не исчезнувшей женщине.
Ты заметила, как много здесь маленьких людей? спросил я.
В городе каждый думает, встрял Инкерман, как решиться на столь ответственный шаг заделать. А здесь, похоже, не парятся.
Инкерман говорил правду: в городе немного сторонились маленьких людей, спеша отдать их в ласпи. От них еще было сложно ждать помощи по хозяйству, они в основном бегали по дворам, норовили топтать цветы, а при небосмотрах могли кричать или смеяться, что было особенно неприятно. А в ласпях за ними следили пережившие, показывали им картинки, рассказывали, как устроен мир, не упоминая, правда, Башни, в общем, все были при деле. Правда, могли случиться и неприятности в виде очередей или нехватки мест вот и сиди с ними потом! но таковы издержки нашего уклада. Стало даже интересно, а как могли выглядеть ласпи в Башне? Или у местных недалеких не было в них нужды?