Отец всё никак не может понять, почему я к тебе так привязался. Он думал, что тогда на площади я выкрикнул глупость. Думал, что я наиграюсь и выброшу тебя. Но я учусь держать слово.
Подавленный после долгого заключения Кайсгарт откинулся на спинку скамьи и спросил с сомнением:
А всё это только ради твоего слова? Только ради того, чтобы сделать из меня «достойного человека» назло отцу?
Нет! тут же воскликнул Ренамир и вытаращил ясные и немного печальные глаза. Нет, Кай, мне жаль, если ты так подумал. Сначала так было, это правда. Но понимаешь, у меня никогда не было друзей! Слуги снизу, наставники и отец сверху, я будто зажат в клешнях этой дворовой иерархии, но с каждым годом я узнаю о жизни и мире всё больше. И я понял, что многим как это сказать ну, многим людям, им недостаёт человечности, понимаешь? И им не хватает внимания и уважения. Всем. Пока ты был в темнице, я ездил с отцом в Астендайн. Там огромный разлом в земле, и внизу прорыто множество шахт. Знаешь, что я там увидел? Я увидел там разницу между «работниками» и «рабами», Кай. Эти люди вгрызаются в землю и не жалеют себя по указаниям лорда и надзирателей, а получают в награду медные гроши, которых едва хватает на еду. Они живут в общих бараках или лачугах из палок и шкур, которые сами выстроили у разлома, там целые лагеря таких! А мы?!
Ренамир встал и с возмущением окинул жестом сад и цитадель:
А мы нежимся тут за толстыми стенами, жрём на налоги и сборы! Разве это справедливо? Разве так и должно быть?
Кайсгарт пожал плечами:
Всех не уровнять, Рен. Всегда кто-то сильнее, кто-то лучше, у кого-то есть богатый отец, а у кого-то нет. Люди не могут быть равны по самой своей природе. Я видел это на улицах каждый треклятый день. Даже мы с тобой не равны, чего уж говорить о лордах, слугах, солдатах!
Ренамир стал ходить из стороны в сторону и с полной серьёзностью продолжал возмущаться:
Да, мы можем быть неравны изначально, но если я имею возможность помочь кому-то, почему я не должен этого сделать? Почему я не могу взять и выразить признательность своим слугам и тем, кто следует за мной? Я уверен, что у лорда Харта в Астендайне есть деньги, чтобы построить нормальные жилища для тех, кто добывает его любимые драгоценные камни!
Кайсгарт вздохнул, обдумывая это, и поторопил разговор:
Ну так к чему ты это всё говоришь?
Ренамир подошёл ближе и слегка наклонился к нему, чтобы прошептать:
Слуги и стражи постепенно встают на мою сторону, они сочувствуют мне и уважают меня. Пока что мы будем прилежно учиться, тренироваться, и я сделаю всё, чтобы тебя не изгнали отсюда. Но запомни: наступит день, когда мне понадобится твоя помощь, потому что я убью своего отца. И с этого я начну менять всё вокруг.
После дня, когда прозвучало это обещание, прошло почти десять лет. Кайсгарт и Ренамир были уже известными в городе юношами, статными, с щетиной на лице и дерзким блеском в глазах. Их дружба пережила сотни нападок Дивина, осуждение некоторых наставников, слухи самой разной степени мерзости: от странных интриг до того, что сын лорда стал мужеложцем и держит при себе верного любовника. Всё это было ложью и лишь временными неприятностями. Когда пришло время, Ренамир не стал действовать подло, напротив он открыто вызвал своего отца на дуэль прямо на городской площади, в тени обелиска. Для этого боя были изготовлены по три новых клинка на каждого из них, а биться отцу и сыну предстояло лишь в лёгкой стёганой броне. Это означало, что один удачный выпад может быть фатальным. В половине города тогда остановилось производство, торговля замерла, а зрители приезжали даже из других провинций. Ренамир специально объявил о дуэли заранее он хотел сделать свой триумф максимально публичным и, заняв место отца, дать людям понять, что он совершенно другой человек с совершенно другими планами.
И вот, настал судьбоносный момент: вечером в середине тёплого мая, когда солнце уже ползло к западному горизонту, отец и сын вышли на арену. Кайсгарт лично передал Ренамиру первый клинок и держал при себе ещё два на случай, если тот расколется или будет выбит слишком далеко. От этого боя зависела и его собственная судьба: если Ренамир проиграет, то его наверняка казнят за годы в замке, которые он своим присутствием выводил лорда Дивина. Или за деньги, которые ушли на его обучение и содержание. Или за то, что, по некоторым слухам, именно он надоумил Ренамира убить своего отца. В общем, Кайсгарт был уверен, что предлогов для его казни хватало.
За последние века Верувина не знала более дерзких вызовов, чем этот, так что домыслов у народа было невообразимое количество. Ренамир ощущал на себе незримое давление всеобщего внимания, но твёрдо стоял на ногах и смотрел на клинок в своей руке. В лезвии отражались длинные волосы, которые золотились под вечерним солнцем, и взгляд мудрого, проницательного человека. Дивин прокашлялся, привлекая к себе внимание, принял клинок от оруженосца и произнёс:
Жаль! Придётся, видимо, найти себе ещё одну жену и заделать ещё сына, чтобы продолжить род. Ты разочаровал меня, Рен. Очень сильно разочаровал.
Взгляды толпы снова переметнулись от лорда к его сыну. Ренамир опустил меч и крепко сжал его рукоять. Он посмотрел в глаза оппоненту и ответил:
Что же это совершенно взаимно, отец. Не проходит и дня, чтобы я не пожалел о том, что родился именно от твоего семени.
Да как ты
Дивин в свойственной ему манере был уже готов зареветь на сына, но тот его вдруг прервал:
Заткни. Свой. Рот!
Дивин опешил от такого обращения и действительно замолчал, невольно исполнив просьбу озлобленного сына. А Ренамир продолжал:
Твоя самая большая ошибка как раз в этом, отец. Ты вечно думаешь, что никто ничего «не смеет». Люди лишь подчинённые для тебя, их можно казнить, можно затащить к себе в спальню, можно забирать их деньги, дома, а в тени заключать союзы с местными преступниками, устраивая в городе рассадник негодяев! Всё что угодно ради власти и денег! Я убью тебя и положу этому конец. Я вырежу всю эту гниль из Геллерхола, а затем найду способ вырезать её из всей Верувины!
Дивин, сперва ошеломлённый этой речью, вдруг рассмеялся:
Ха-а, да ты ещё наивнее, чем я думал! Боги даровали мне безмозглого сына, воистину. Даже если я паду, мой дорогой Рен надеюсь, однажды ты поймёшь, как ошибался. Поймёшь, что все люди, вот эти все, он обвёл рукой собравшуюся вокруг толпу. Все они хотят денег и власти! Они убьют тебя ради неё, как убивают друг друга! Каждый день! А ты ты просто ещё один тупорылый щенок, который сначала громко тявкает, а потом будет скулить после первого же пинка от судьбы.
Как скажешь, хмуро ответил Ренамир и ринулся в атаку.
Он понял, что ничего не добьётся словами, но основная задача его выступления уже была выполнена: противопоставить себя отцу и его убеждениям в глазах толпы.
Шквал яростных ударов обрушился на лорда, и звон стали эхом понёсся по соседним улицам. Ренамир усердно тренировался последние годы, и единственной его слабостью было то, что он забывал про верную постановку ног в пылу атаки. Кайсгарт знал это и наблюдал за тем, как Дивин сжимается под натиском сына, едва успевает блокировать его удары, но глазами ищет удачный момент. После нескольких минут утомительной схватки, когда Ренамир, игнорируя отцовские колкости и оскорбления, продолжал изматывать его, Дивин всё-таки выбрал мгновение, нырнул сыну в пояс и сбил его на землю. Кайсгарт аж дёрнулся от тревоги и был уже готов бросить другу второй меч, но Ренамир пока ещё держался: клинки были отброшены, из фехтовальной схватка перешла в кулачную. Увесистые руки Дивина лупили сына по плечам, и с каждым ударом он что-то выкрикивал:
Слабак! Всё было зря!
Когда наступила короткая пауза после очередного удара, Ренамир сделал то, чему научил его Кайсгарт: скользнул чуть ниже под телом отца, поднял ноги и захватил ими голову Дивина из-за его спины, после чего с размаху ударил грузное тело о выложенную камнями площадь. Ренамир был уже готов освободиться, но лорд не потерял сознание, поднял ногу и вслепую двинул сапогом по лицу сына. Захват Ренамира ослаб, и уже через мгновение старый деспот снова был сверху. Дивин дважды ударил его по лицу, затем слез и пополз за мечом, лежавшим неподалёку. Ренамир перевернулся, сплюнул кровью на камни и попробовал встать, но тут же получил по рёбрам удар ногой, от которого спёрло дыхание. Дивин занёс над сыном клинок и повыше размахнулся, выгибаясь для решающего удара со словами:
Умри же, наглое отродье!
Кайсгарт в этот момент уже прорвался через толпу вдоль арены, чтобы оказаться ближе к Ренамиру. Он готовился уже сам выйти на площадь и вспоминал тот день в саду, когда Ренамир сказал, что ему понадобится помощь было очевидно, что этот момент настал. Люди вокруг уже готовились расходиться с печальными взглядами, но Ренамир, не поднимаясь, вдруг подсёк своего отца, сделал рывок в сторону за мечом, взял его и с молниеносным размахом вонзил в живот лежащего на земле лорда, после чего тут же отпрыгнул назад, оставив клинок торчать из живота поверженного врага. Дивин кашлянул, рефлекторно взмахнул перед собой оружием, но всем вдруг стало ясно: со старым лордом покончено. По толпе прокатился удивлённый гул, а местами даже впечатлённый хохот. Ренамир убрал рукой волосы со вспотевшего и побитого лица: у него была рассечена бровь, из губы тоже тянулся тонкий красный ручеёк, размазанный по подбородку, но взгляд его оставался решительным. Кайсгарт ликовал, но не спешил с выводами он учил Ренамира не только различным способам вырваться из захватов, но и тому, что не стоит устраивать в бою излишнюю браваду.
Ренамир сделал пару шагов около стонущего отца и сказал:
Кай часто говорил мне, что я забываю правильно ставить ноги. Теперь я понял, от кого это унаследовал. И знаешь, отец Это последний твой порок, который остался во мне!
Ренамир подошёл ближе к Дивину, и тот, сперва изобразив увядание, вдруг приподнялся и махнул мечом по ногам сына, но тот ловко подпрыгнул над клинком, сапогом прижал вооружённое запястье Дивина к земле и вновь взялся за свой меч. Лицо лорда меняло своё выражение ежесекундно: с притворной слабости на гнев, а затем на ужас. Его глаза смотрели на пальцы бледной руки сына, которые вновь обхватывали рукоять, возвышающуюся над ним и слегка шатающуюся от его неосторожных движений Дивин понимал, что это конец. Ренамир выдернул оружие из торса отца и, брызгая кровью, провёл его над собой в противоположную сторону, а затем с полного размаху снова вонзил ему в грудь.
Умри же мой ненавистный предок, сказал новый лорд Геллерхола и ещё минуту сидел над телом Дивина, осмысливая свою победу.
Это кровопролитие закончилось праздником и объявлением больших перемен на этой же самой площади. Ренамир не удостоил отца нормального захоронения, вместо этого он приказал отправить тело Дивина в море на рыбацкой лодке, одетое в одни лохмотья. Кайсгарт с гордостью и восторгом делил победы друга в этот и все последующие дни. Его отношения с Ренамиром были уже куда ближе к братской связи, нежели дружеской: они делились всеми тревогами, защищали друг друга и даже в спорах сохраняли трезвую голову. Ренамир уважал их различия и считал, что не найдёт себе лучшего защитника и советника, чем Кайсгарт ведь просить совета у того, кто с тобой во всём солидарен, бессмысленно, а выросшее в замке дитя улиц видело жизнь со всех сторон. Так мальчишка по имени Кай превратился в личного стража лорда, а те, кто прежде называл его «Щенком», были бесследно уничтожены или изгнаны из Геллерхола уже за следующий год.
Ренамир учредил новые мастерские и солдатские школы, избавил город от всей крупной и организованной преступности, но налаживать отношения с соседними провинциями не спешил. Многие в городе шептались о том, что молодой лорд рано или поздно устанет от вечных перемен, спокойно сядет на трон и постепенно превратится в своего отца. Но этого не произошло.
Прошло ещё несколько лет, репутация Ренамира стала близка к статусу лучшего правителя за всю историю провинции, но советники и бывшие наставники никак не могли понять, почему молодой лорд озабочен только благополучием Геллерхола и пропускает большую часть общих собраний в Зале Совета в Никантире. Остальных правителей Верувины тоже это крайне озадачивало. Вскоре ответ пришёл к людям сам собой: начался сбор войска. Вопреки общественным догадкам и слухам, Ренамир не собирался силой захватывать всю возможную землю, он использовал армию лишь как рычаг давления, как запугивающий фактор. Это сработало в Астендайне, где лорд был незамедлительно казнён за свои худшие качества. Вместо него Ренамир оставил своего доверенного наместника, указания на ближайшие полгода и двинулся дальше. Крохотный город охотников, Кетнир, тоже сдался, осознавая свою беспомощность перед лицом растущей армии с обелиском на знамёнах.
Следующим был Никантир, самый большой и политически важный город Верувины, где как раз и располагался Зал Совета, прежде собиравший в себе всех лордов от северного до южного берега. В армии распространялось убеждение, что город Ренамиру не по зубам и молодой полководец зря нарывается. Осадный лагерь простоял у стен Никантира около месяца, а затем с башен вдруг свесились знамёна осаждающей армии. Никто даже не успел понять, что произошло, а Ренамир, как оказалось, всё это время подсылал способных людей, чтобы распространить выгодные ему слухи и уничтожить весь командный состав местного гарнизона, а лорда изолировать в цитадели. Сражаться почти не пришлось, в бой бросились лишь самые отъявленные патриоты этой земли, но их быстро остановили.
Кайсгарт видел всё это. Он знал о каждом шаге Ренамира, и с каждым следующим достижением гордился им всё больше. Верный страж и духовный брат не приписывал себе лишних заслуг, не требовал больше, чем у него было. Возможность быть свидетелем этого триумфа уже делала его счастливым, а дополнительную уверенность придавало и то, с какой искренностью и отдачей Ренамир подходил к данным обещаниям. Он сохранял все жизни, какие было необязательно отбирать, и не устраивал поджогов или массовых отравлений, парочку из которых история Верувины всё ещё помнила по прошлым войнам. Но этот поход не всегда был лёгким.
В Тагервинде, замке среди гор, который прославился своими каменоломнями, расплести паутину слухов не удалось, да и солдаты лорда Гилмора отличались особой верностью. И тогда, чтобы сломить панцирь обороны, Ренамир пустил в ход не хитрость, а науку: в этом регионе порой свирепствовали ветры, называемые местными Экиат. Ренамир узнал об этом феномене всё, что требовалось, дождался его появления, и использовал для усиления эффективности своих осадных проектов. Стены были разгромлены, а лорд Гилмор сдался, сохранив честь воина. Он был первым правителем, которого Ренамир оставил на прежнем месте и позволил править под новыми знамёнами образовавшейся Ренской империи. Кайсгарт потом ещё не раз припоминал Ренамиру происхождение этого названия и всегда подшучивал, что уж в этом молодой лорд не поскромничал, ведь назвать целое государство в свою честь ещё никому не хватало наглости.