После разделения казаков на две полусотни и построения сотник Билый на своем ахалтекинце подъехал к станичному атаману, восседавшему на рыжеватом дончаке, и отрапортовал о готовности. Атаман, поздравив казаков, дал команду, и соревнования по джигитовке начались.
По причине раннего часа из зрителей присутствовали старики. Они сидели, как и водится у казаков, на почетных местах, откуда просматривалась вся территория. Бывалые вояки. Седоволосые с длинными бородами, в потертых черкесках, которые украшали «Георгии», они оценивающими взглядами сопровождали проносящихся перед их ликами в карьерном галопе наметом казаков. По их лицам читалось, как тот или иной парубок справился с поставленной задачей.
У плетня, что огораживал участок территории, на котором джигитовали казаки, стояли три человека. Это были мугари, как их называли казаки, работники, в основном из хохлов, нанимавшиеся на летне-осенний период к казакам. Эта троица с нескрываемым восторгом наблюдала за тем, как молодые казаки ловко рубили лозу, пролетая наметом, склонялись до земли, стреляли на ходу из лука. Для них, иногородних чужаков, все это было в диковинку.
Лихо-то как!
Добре!
От гарные хлопчики! то и дело восхищенно раздавалось среди хохлов.
Казаки с легкой надменностью относились к чужакам, считая их людьми зависимыми. Это качество характера они унаследовали от своих предков запорожских казаков, для которых свобода и честь были превыше всего.
Старики, сидя рядком, довольно бойко обсуждали то, как молодежь справляется с элементами джигитовки. Вспоминали годы своей былой воинской славы, когда рубили черкесов и турок, не страшась смерти.
Самый молодой из них, дед Трохим, разменявший на Покров свой седьмой десяток, заметив у плетня трех работников, улыбнувшись, довольно громко произнес:
Гамсэл, гамсэл. Прывязан до ясэл. Яслы усохли, уси гамсэлы здохлы. Старики, довольные шуткой деда Трохима, улыбнулись, поглаживая седые бороды: «Добрэ. Цэ так наши диды шутковалы. Ну и мы трохи пошуткуемо».
Ну кто так стреляет? спрашивал дед Трохим, когда началась стрельба с коня. Эх, Василя моего нет. Я своего внука сам учил!
Старики и здесь посмеивались, не веря печали товарища, потому что все молодые казаки на джигитовке стреляли отменно.
Сотник Билый, сидя в седле как влитой, с легкой улыбкой удовлетворения цокал языком на черкесский лад.
Молодцы! Орлами смотритесь! Он был доволен тем, как подготовил молодежь. Был доволен и станичный атаман, показав жестом Билому добрые хлопци.
Солнце заняло место в зените. Было жарко. Легкая прохлада долетала с реки. Казакам оставалось пройти последние препятствия вольной джигитовки. Билый прислушался. Ему показалось, что на дальней залоге стреляли. Он осмотрелся. Над пикетом, что ниже по течению Марты, поднималась тонкая струйка черного дыма.
Вот и первый знак, пробормотал Микола и скрипнул зубами не подвела чуйка сотника.
«Тревога. Черкесы!» мелькнула мысль. И почти сразу навстречу ему галопом выскочил казак из охранения с бунчуком в руках.
Да то ж Василь, внук мой! выдохнул дед Трохим, привставая со своего почетного места. Никак случилось что-то.
Подскакав к сотнику, приказной выдохнул:
Черкесы. Верховые. Человек около ста. Увели косяк лошадей и направляются в аул. Если пойти через горы, успеем нагнать.
Скачи в станицу, приказал Билый. Сполох![9]
1.3
Гонят! закричал дозорный с вышки.
Подхорунжий Гамаян кивнул, сам слышал нарастающий шум стук сотни копыт и гортанные крики горцев; урядник, тут же поняв посыл, закричал:
Занять оборону!
Семь казаков, вооруженные винтовками и личным холодным оружием шашками и кинжалами, залегли в амбразурах двойного плетня. У землянки копошился прикомандированный канонир, колдовал над старой горной мортирой единственный сигнальный заряд он собирался использовать с максимальной выгодой. Посмотрел на подхорунжего, кивнул все в порядке, готов и ждет команды.
Гамаюн улыбнулся, не время горевать о нехватке зарядов, надо черкесов не просто остановить, но и сковать, навязав бой. Не дать им пройти наскоком и увести табун. Зная горцев, подхорунжий был уверен, что те не упустят такого шанса, как снести пограничную крепостицу: разрушить до основания землянку, снести плетни, порубить заставщиков. Обладая численным превосходством, передовые отряда непременно атакуют, пока остальные попытаются провести через брод табун.
Гамаюн не сомневался в составе казаков: молодежь вся обстрелянная, урядник опытный, даже канонир не выглядел сильно испуганным, а ведь сейчас будет сеча, и кровь непременно прольется. Добрался ли вестовой до места? Смог передать бончук с наказом? Сейчас бы как пригодился стрелял всегда отменно, первым был в залогах, таясь с винтовкой, и зря патроны не переводил, меняя их на чужую жизнь со счетом один один.
Теперь самое главное.
Смогут ли они продержаться до прихода станичных? Должны и обязаны.
Подхорунжий быстро проверил свою английскую винтовку, добытую на Балканской войне, засылая патрон в ствол. Безукоризненная, она никогда не подводила, вытерпит и сейчас.
Видишь те три раины?
Так точно, господин подхорунжий.
Мортира когда-то до них была пристреляна. Как только поравняются, пли. И ховайся в землянке, из нее будешь стрелять.
Есть!
Добре. Гамаюн кивнул, снял папаху и вытер вспотевший лоб. Дозорный с вышки проворно спустился на землю и занял свое место у амбразуры в плетне.
Земля под ногами начинала дрожать под далеким конским топытом.
Добре, еще раз сказал казак и захотел испить студеной воды, такой, чтоб зубы свело и горло заболело. Урядник тихо и внятно стал проговаривать молитву пред боем, и все стали креститься, глядя, как на них в клубах пыли приближается группа черкесов. Улюлюкая и завывая дикими собаками, они подбадривали друг друга, потрясая длинными пиками для разбора плетней.
В руце твои, Иисусе Христе, передаю дух мой, ты же мя благослови, ты мя помилуй и живот вечный даруй ми.
Глава 2
Джигитовка
Приказный, а это был Василь Рудь, внук деда Трохима, держа в руках бунчук с прикрепленным к нему красным флажком, наметом поскакал к станице. Копыта его коня кабардинской породы, называемой горцами адыгэш, казалось, зависали в воздухе, не касаясь земли. Облако густой пыли потянулось за всадником, словно тень. Коня этого, как и основное оружие, Василь получил в подарок от своего деда Трохима по святой традиции казачьего рода на добрую службу. А служба это жизнь, значит, на всю жизнь.
Не посрами хфамилию, внук! Тебе самое лучшее!
Ой спасибо, диду! растроганный молодой казак обнимал старика и целовал троекратно. В глазах стояли слезы радости, волнения и торжества. Спроси его, что именно он испытывает в ту секунду, не ответил бы.
Остальное добудешь на шашку, хитро шептал старик на ухо, обдавая добрым чесночным запахом, и в по-прежнему молодых глазах, обрамленных сеткой морщин, стояли смешинки. Словно в зеркало, они смотрели друг на друга, видя каждый свое будущее и прошлое. И вечная то была связь, не рушимая временем.
Казак Василь всеми силами старался оправдать доверие старика, быстро стал приказным, стремясь быть первым везде, и очень сильно переживал, что не попал на джигитовку из-за своего глупого проступка. Теперь пришло время восстановить имя и выполнить наказ самого сотника Билого.
Дед Трохим, стоявший рядом с другими стариками, чуя неладное, смотрел вслед удаляющемуся в сторону станицы внуку. С тревогой в сердце он перекрестил его двуперстным крестным знамением и прошептал сухими от жары и волнения губами:
Господи, сохрани. В станице еще хранили «веру отцов, веру истинную», следуя законам старообрядческим. Так повелось, что при переселении на Кубань больше половины казаков стали прихожанами греко-российской церкви. Однако другая часть не придерживалась таких правил. Старообрядческая половина казаков, в основном это были черноморцы, не удовлетворилась исполнением треб собственных наставников и обратилась через поверенного в Астраханскую духовную консисторию с просьбой о рукоположении для них собственных священников, которые исполняли бы требы по старопечатным книгам и старому обряду. И вот тут произошел казус: старообрядческие священники, перед которыми изначально ставилась задача постепенного обращения старообрядцев в православие, сталкивались с трудностями в деле своей миссии, и старообрядчество в станицах держалось крепко, а заповеди блюлись строго.
Время, как вода в Кубани, протекло незаметно. Когда внук успел вырасти? Вспомнилось деду Трохиму, как Василю исполнился годик.
Первый день рождения отмечали по обычаю, установленному предками, и придавали этому особое значение. Собралась на базу у хаты в тени кустов калины красной вся родня и крестные родители внука. Шли всей процессией к станичной церкви.
После литургии и причастия все вновь вернулись к куреню Рудей. Выносила сноха Нона, первая красавица станицы, из хаты кожух. Сажали по традиции на тот кожух Василя. Выстригали малому Василю крестом светлые волосики на головке, чтобы защитить будущего воина от происков лукавого.
Брал затем Федор, прозванный в станице Вареником за страсть свою к этому блюду, которое мог съесть неограниченно, отец Василя, сын деда Трохима, сына на руки и нес на баз, где стоял на привязи боевой конь. Все смотрели с замиранием сердца на обряд, затаив дыхание, боясь шумом растревожить душевность мига.
Сажал Федор Вареник-Рудь малэнького Васыля на коня, надевал на него свою шашку, брал коня под узцы и проводил по базу. Медленно вел, с достоинством показывая миру появление нового казака. Несмотря на свой возраст, держался внук в седле крепко. В глазах его светилась гордость. На коне верхом, да все одобрительно смотрят, улыбаясь, чего бояться. Весело ему! Так и поскачет по жизни сразу видно удало и легко.
Отразу выдно, природный ты казак! Добрый казак! сказал тогда Иван Ковбаса крестный отец Василя, казак из прославленного рода, пластун и рубака известный. Не раз хамылявший с Вареником по плавням, друг первый и односум. Да что там друг! Брат названый! Кому как не ему стать крестным? Лучше и не найти, воспитает как сына, не стань Федора.
Мать украдкой вытирала слезы белым платком, умиляясь и радуясь торжественности момента.
Сыночек мой, шептала женщина, окрыленная гордостью.
Опосля собирались все мужчины рода, вели мальца на коне на священное место своей станицы, называемое у черноморцев кругликом. Там крестный отец осторожно брал Василя на руки, поднимал высоко над головой, повертался лицом на восток и произносил:
Будь добрым казаком и славным воином, как и предки наши.
Традиция эта, возникшая в седой древности, кочевала из поколения в поколение и позволяла передать на духовном уровне силу и знания рода новому поколению.
Быстро рос внук. Шустрым и жизнерадостным парубком. Так же время пролетало: то метелями и сугробами, то знойным пеклом. Запах цветения акации сменялся запахами меда, да незаметно всегда приходила осень со своей грязью и проливными дождями.
Вспомнилось деду Трохиму, и как провожали Василя на службу. Как ставила мать призывника на колени, умывала святой водой и читала молитвы, обращаясь к Спасителю, Матери Божией, ангелу-хранителю с просьбой спасти и сохранить сына. Умыв Василя, вытирала его подолом, вывернутым наизнанку.
И снова шептала мать тайком:
Сыночек мой И сердце ее сжимала тревога, которая вселилась туда навсегда.
Отец же его готовил в это время коня на базу. Подводил затем коня Ноне, супруге своей, клала та поводья в свой подол. Брал Василь поводья из подола матери, садился в седло и правил коня к месту сбора, туда, где сегодня джигитовали молодые казаки. Читал священник молитву, кропил святой водой воинов да коней. Рапортовал сотник Микола Билый станичному атаману о готовности, отдавал команду, и строй с песней уходил из станицы.
Как один миг пролетели года с того времени.
Возмужал Василь, превращаясь из парубка в славного мужа и воина. И даже в каждом движении молодого казака старик видел себя.
Справный, добрый казак стал. Гарный хлопец! кусая седой ус, чуть слышно сказал дед Трохим, провожая взглядом облако пыли, оставленное Василем.
Василь же, чувствуя важность момента, ублажая своего коня нагайкой, уже влетал в станичные пределы, громким голосом возвещая: «Сполох! Сполох!»
Не было лишних расспросов.
Казаки, услышав сигнал тревоги, не раздумывая бросали свои дела, наскоро седлали коней, крепили на поясах у черкесок шашки и кинжалы, приторачивали свои рушницы и так же наметом правили коней к окраине станицы, где на своем ахалтекинце горцевал Билый.
От быстроты действий каждого зависел исход: чьи-то жизни, потери. Поэтому никого не нужно было подгонять.
Сотник говорил со станичным атаманом, обсуждая план действий, наблюдая, как стекаются с разных сторон станицы казаки. Оба сошлись на том, что единственный путь, по которому имелась возможность нагнать горцев, был путь через перевал. Чтобы попасть в свой аул с косяком украденных лошадей, черкесам нужно было пройти долиной и обогнуть горный уступ по излучине реки. Это займет некоторое время. Кроме того есть еще одно препятствие, заноза для черкесов малая крепостица с горсткой казаков.
Говори. Атаман, перед тем как отдать приказ, всегда слушал подчиненных, ведь одну и ту же каменюку каждый видит по-разному. Такая воинская наука познается через бой.
Если идти за ними по пятам, то можем не успеть и упустим абреков, сказал Билый. Если же идти напрямки, по горным тропам, шансы настичь их врасплох и атаковать с ходу повышаются в разы.
Согласен. Атаман кивнул. Сотник вздохнул.
Не удержался старый казак, спрашивая:
Что тревожит еще тебя? Почему хмур?
Крепостица там стоит подхорунжего Гамаюна.
То так! И что? Атаман нахмурился, сведя густые седые брови.
Зная нрав казака, могу точно сказать не отойдет и не укроется, примет бой и станет биться до последнего. Не покинут крепостицу. Черкесы сметут заставу числом. Надо спешить. Не хочу терять ни одного казака, а Гамаюн вообще братом названым приходится иконами менялись. Тяжело мне и представить такие потери, но чую я неладное! Сердце не обманешь.
Добро! коротко ответил атаман. Действуй! Тебе вести сотню.
На территории для джигитовки, являвшейся и местом сбора, уже стояли все станичные казаки, в основном верхом.
Станишные, стройся! зычно отдал команду сотник Билый.
Казаки выровняли своих коней в линию и замерли как литые в ожидании дальнейших распоряжений своего командира. Среди них выделялся своим высоким ростом Василь Рудь, внук деда Трохима, принесший тревожную весть. Его черная длинношерстная папаха с красным тумаком, расшитым галуном крестом, покрылась слоем дорожной пыли. Лицо сурово, как у всех. Собраны казаки в пружины, готовые к бою.
Пылью были покрыты и черкеска и лицо Василя. Конь его, в мыле, переминался с ноги на ногу, находясь все еще в азарте скачки.
Строевые казаки были в основном все женаты и имели опыт в боевых стычках с черкесами. Парубки, те, что держали сегодня экзамен по джигитовке, пороха еще не нюхали, хотя отваги и смелости им было не занимать. В предстоящей погоне каждый из них мог показать то, чему научился в занятиях по военному делу. Но необстрелянных, не видевших врага вблизи, было опасно и неразумно вести с основной группой.