А я не знал здесь никого и просто так стоял, и смотрел по сторонам. Хотя мне тоже хотелось с кем-нибудь поговорить, так как ребята рассказывали, что им здесь всегда что-то дарят. То ножичек деревянный, то каких-то человечков или зверей из дерева, но чаще из глины.
А ребята тогда угощали «своих япошек» яблоками. Вот почему, когда шли сюда через сады, мы набили яблоками полные карманы.
В это время ко мне подошел японец. Он что-то лопотал на своем языке и, часто кивая головой, улыбался. Я тоже заулыбался в ответ, но ничего не говорил. Что говорить, если он меня не поймет? А он подошел еще ближе, правой рукой погладил меня по голове и опять что-то заговорил быстро, быстро.
Он говорил, говорил и заглядывал мне в глаза, часто отводя левую руку в сторону ладошкой вниз, а потом прижимая эту руку к груди. И так несколько раз. И вдруг я понял, что у него тоже где-то там, в Японии есть такой же, как я пацан. Я понимающе улыбнулся и кивнул головой, глядя на него, а он слегка прижал мою голову к груди.
И тут я вспомнил про яблоки, быстро достал их из кармана и отдал их в руки японцу. Он радостно что-то залопотал. Я увидел, как у него заблестели глаза. Затем он достал из своего кармана две фигурки глиняных дракончиков и вложил их в мои руки, что-то взволнованно рассказывая. Он помолчал немного, а потом сказал еще что-то, поклонился мне несколько раз и отошел в сторону, потирая глаза.
А я взял своих дракончиков за хвосты, зашипел сквозь зубы и начал ими вращать вокруг себя и над головой. Затем оглянулся по сторонам и увидел, что почти все ребята были заняты разговорами и обменом подарками. Тогда я пошел в сторону завода.
Мимо по доскам звонко тарахтели пустые или, глухо хлопая досками настила, загруженные песком тележки. Их катили японцы. Им было тяжело, они были потные, но все равно они улыбались мне и что-то весело кричали моему японцу, который в двух-трех шагах шел сзади.
Впереди метрах в пятидесяти я увидел вышку. Там должен был быть наш часовой. Но его не было видно. Наверно он отдыхал где-то. Потом ребята собрались возле одной крутой горки. Там мы лазали, прыгали, кувыркались еще какое-то время, когда раздался звон. Это звенел подвешенный рельс, по которому били железной трубой.
Наши японцы сразу оглянулись в ту сторону и начали с нами прощаться. Из всего, что они говорили, я понял, что нас приглашали приходить еще.
И как только мы начали уходить «мой японец» догнал меня, взял рукой за плечо, и несколько раз прикладывая к своей груди другую руку, взволнованно проговаривал: «Мияго! Мияго! Мияго!», а потом касался этой рукой моей груди, пытливо-взволнованно вглядываясь в мои глаза. Я понял, что он говорит, как его зовут, и хочет узнать, как зовут меня.
Ви-тя! Ви-тя! Ви-тя! прокричал я, трижды прикладывая руку к своей груди, а когда показал на него рукой, сказал: «Мияго!». А он, показывая на меня рукой, повторил: «Вить! Вить!». Затем Мияго быстро шагнул ко мне, сжал руками мои плечи и радостно засмеялся. Потом он повернулся и быстро пошел к своим. А я побежал догонять ребят, которые с криками и хохотом бежали к нашему склону.
Вот там я и понял, что такое живой песок. Я лезу вверх, а он вместе со мной спускается вниз. Я вверх, а он вниз. Вначале мне было смешно. Но потом я устал. И не от смеха, а от этой борьбы со склоном. Да, трудно подниматься по песчаному склону! Те ребята, которые были здесь раньше, знали, где и как можно было лезть наверх. Где просто идти, а где перебирать руками и ногами.
Наконец я забрался наверх и оглянулся. Наши японцы стояли внизу и махали нам руками. Отсюда трудно было увидеть, где среди них стоял мой Мияго. Мы им тоже помахали, покричали, а потом забрали свои портфели и пошли домой. Так закончился мой первый поход на Японские горы.
ЭХ! ДЕТСТВО! ДЕТСТВО!
В третьем классе я решился прыгнуть на ходу из трамвая. Наша школа была как раз посередине между остановками. Многие ребята ездили трамваем и прыгали с него напротив школы. А чем я хуже их? Что я рыжий? И прыгнул.
В первый раз пробежал метров четыре-пять и упал, так как не успевал ногами перебирать. А потом наловчился не падать. Правда, были у некоторых ребят и несчастные случаи. Родители просили сделать остановку напротив школы не сделали. И мы продолжали прыгать с трамвая, несмотря на запреты родителей.
В те времена ребята часто играли в войну. На пустырях вдоль улиц мы строили блиндажи, шалаши, окопчики. Были свои командиры и солдаты, и мы часто воевали улица на улицу. И не важно, что многие учились в одной школе, а иногда и в одном классе.
Теперь мы враги и на нашей улице лучше не попадайся. Здесь было все по серьезному: и кулачные бои и обстрел камнями-галькою, были и победители, и побежденные.
Бывало, наша улица гонит другую, бьет всех, и побежденные разбегаются по домам, а потом оттуда выскакивают ребята (братья, соседи) постарше и тогда наших начинают бить и гнать. Иногда встревали в эти разборки даже наши родители. Вот только потом наступало перемирие. Но ненадолго.
Часто такие схватки кончались ушибами, травмами и синяками. У меня и сейчас на левой стороне головы ямочная неровность: попал тогда кто-то галькой по голове, и я долго в больнице лечился у хирургов. Но я тоже кое-кому попадал. И не раз!
И что интересно: «воевали» красные с синими, желтыми или зелеными, а немцами никто не хотел быть. Немец был врагом для всех! Цвет по жеребьевке выбирали наши командиры. Удачей считалось кому красный цвет попадал или желтый. «Воевали» мы в основном, летом, да и то не всегда, так как много времени занимала школа.
Иногда споры между ребятами переходили в драки. У узбеков был национальный прием: удар головой в лицо. Но, бывало, пока он сгруппируется и прыгнет, можно увернуться или подставить руку, а другой рукой нанести удар снизу по сопатке и все. Нос в крови и драка закончена. Но это было не часто и быстро забывалось.
Школа школою, игры играми, но надо было помогать родителям весной и летом на огороде.
Завод, где работал отец, был построен осенью 1941 года на пустыре возле города. Там, где в соответствии с планом должен быть цех, подготовили площадку и как только поезда привозили станки, их ставили на дощатые подложки. Затем проложили электрокабели, и рабочие начали работать на станках. А по краю площадки залили фундамент, и строители начали класть кирпич. Стены быстро росли и к зиме уже над станками и рабочими была крыша. Как рассказывал отец, осень была теплой, за все время дождь был всего два раза. В общем, это не Россия, да и не Украина!
Там же рядом с заводскими корпусами давали земельные наделы с поливной водой. Многие работники разводили огороды и сажали-сеяли огурцы, помидоры, другие овощи и маш. Я почему-то запомнил это растение, в зеленых метелках которого созревали круглые зерна величиной чуть крупнее риса. Из маша моя мама чего только не готовила, но запомнилась вкусная каша, да и сырым мы его часто ели как зеленый горошек.
А так как работа на заводе была всегда авральная, война все-таки, то многие работники ночевали там из-за срочности работы. И когда у них появлялись перерывы или минуты отдыха, то работники бежали на свои участки и обрабатывали их: сажали, пололи, поливали. Уже и война кончилась, а все равно без огорода было трудно. Очень они выручали всех. Когда мы приехали в Ташкент, то я с мамой часто бывал на огороде.
Но посадка и прополка была там не главное. Главное в огороде это полив. На всех участках была система арыков (канав). Вода в главном арыке была всегда, и в определенное время ее пускали на наши участки.
Вот тогда и надо было проследить, чтобы кто-нибудь не перекрыл нам воду и не пустил на другой участок, и главное про свой огород не забыть. Тогда и бегал я с кетменем*** по участкам. А прозеваешь или кто-то схитрит и к себе лишнее время поливки добавит за наш счет, то все в огороде может засохнуть. Жара здесь днем выжигала все. За воду иногда дрались с нарушителями очередности полива. Я тогда часто выручал отца в огороде, он мне доверял полив.
Все дружили и помогали друг-другу, ведь они работали на заводе. Иногда меня просили, и я присматривал за поливом на соседних участках. А потом пешком шел домой почти шесть километров.
Мне было уже 10 лет, и я часто сам ходил в огород, если мама была занята другими вопросами: очереди за хлебом-чуреком-лепешками, за крупой, за хлопковым маслом (из семечек хлопка), что-то достать для поросенка, и везде были очереди, шум, гам, перебранка. Я ей помогал в очередях стоять, а когда родилась сестренка Нина, то маме вообще было не до огорода, и я тогда бегал в магазины за продуктами и в огород.
*** Кетмень это как бы большая тяпка, только на конце ее был круглый (диаметром 4050 сантиметров) металлический диск. Одним концом он насаживался на палку, а другим заостренным копали землю. Кетменем копать было намного удобнее чем лопатой.
Но как только появлялось у меня свободное время я бежал на улицу. А там ребята играли в разные игры.
Из узбекских игр запомнилась игра в кости и ляндрочку. Игральные кости у меня были, но я в них редко играл, так как эта игра больше для взрослых ребят и под интерес, а вот в ляндрочку я играл с удовольствием.
Лянга или ляндрочка это кусочек шерсти овцы, барана или козы, прикрепленный к плоскому свинцовому грузику. Лучше всего были лянги из козьих шкур с особенно длинным ворсом. Если к ним был правильно пришит свинец, то они, подлетев вверх, парили, как маленькие парашюты. Ляндрочку отбивали внешней стороной ступни и внутренней, и вперед, и назад, и с ноги на ногу перекидывали.
У мастеров игры лянга могла часами взлетать, не опускаясь на землю, умело подбиваемая то ребром ботинка, то носком, то пяткой, то подошвой. Или, стоя на одной ноге, или в прыжке, а то и двумя ногами сразу. Исполнялись бесчисленные обязательные комбинации по договору. Но это уже были соревнования взрослых ребят, которые проделывали почти цирковые трюки.
Я, конечно, тоже играл в ляндрочку, и, хотя диапазон приемов у меня был меньший, но бить парой и в прыжке правой ногой из-под левой я умел. Очень азартная игра. С непривычки потом очень болят мышцы ног, спины и межножья. А всего-то в этой игре ляндрочка не должна упасть на землю.
Да, еще интересная была игра «на землю» ножичком. Почти у каждого пацана был складной ножичек. Чуть что чертится круг и ножом напополам. Каждый стоит на своей половине. По жребию выигравший право первого броска метает нож на землю и по земле чертится разделительная полоса. Часть земли «отвоёвана», еще бросок и так до первой ошибки с ножом, и право бросать нож переходит другому игроку. И так пока кто-то не заберет всю землю соперника.
Играли мы еще в ловитки, жмурки, в куликашки, в казаков разбойников, в слона и в другие игры.
А еще весной, когда ветры дуют, мы запускали воздушных змеев. На папиросную бумагу клеили плоские камышовые полоски для каркаса змея. Затем катушка ниток 10 и змей в воздухе. Запускались в небо самые разные виды змеев, и они часами плясали в небесах на радость ребятне.
Лето в Ташкенте было намного теплее, чем на Украине или в России и намного интереснее. Зимой здесь можно было на босу ногу в галошах бегать, а летом столько разных ягод и фруктов поспевало, что только успевай собирать. У эвакуированных в Ташкент своих садов не было, поэтому для их детей начинался период охоты на разные ягоды и фрукты. Так, например, вишню, черешню и мелкие абрикосы мы собирали коробочкой.
В длинной камышинке-тростинке вверху от узла до узла делали продольные надрезы на полоски шириной до сантиметра, затем посередине делали распор между полосками на 57 сантиметров и получали длинную коробочку. И вот, например, над забором гордо раскинула свои ветки вишня, а наверху темнеют самые спелые ягоды.
В верхнюю часть коробочки заходят 23 вишенки дерг и они падают в нижнюю часть. Это так интересно. Яблоки, груши и крупные абрикосы, мы добывали в садах.
Но вот пришла осень и созрел орех. Ореховые деревья бесхозно росли на улице вдоль арыков или просто на улицах, и мы собирали орехи под деревьями, где сбивали палками или лезли на дерево и трясли ветки. Так как орехи были у всех, то с ними начинались игры.
А играть было просто, кидает игрок орех на землю перед собой, а соперник своим орехом должен в него попасть. Попал забрал орех. Промахнулся тогда первый игрок старается своим орехом попасть в чужой. Играли один на один. Два на два. Кидали по одному или по два ореха. Было много вариантов этой игры. У кого была меткость и ловкость, тот всегда был с полным карманом орехов.
Особенный восторг вызывало обилие тутовых деревьев на улицах и в садах. Узбеки разводили тутового шелкопряда и сдавали коконы на фабрику. За них хорошо платили, ну, а ребятня наслаждалась спелыми ягодами. Почти все тогда ходили с черными языками и пальцами. И так все лето, что-нибудь да поспевало.
И еще было почти главное летнее развлечение это купание в реке Басу. Мы жили на улице Водопадной, которая упиралась в берег Басу. Вода была холодная, так как речка быстро текла с гор и не успевала нагреться. Через Басу был мост, по которому ездили трамваи и машины. Многие мальчишки прыгали с моста. Я тоже прыгал с моста, когда перешел в четвертый класс!
Но это были дневные развлечения, а вот вечером были другие. Каждый раз, когда в летнем кинотеатре шел приключенческий фильм или про войну (типа «подвиг разведчика»), возле него толпились мальчишки разных возрастов. Мои родители редко ходили в кино и поэтому приходилось как-то самому решать этот вопрос. Было два варианта.