Но фотографии Генри были намного хуже.
Тело Джека смягчило удар ровно настолько, чтобы Генри выжил, но не раньше, чем мальчика выбило из крошечных кроссовок, отбросило на двадцать футов, как камешек, который ударился о заднее ветровое стекло припаркованного BMW маленькое тело безвольно покоилось на багажнике ярко-красной машины, одна нога вывернута под тревожным углом, а под головой ужасная подушка из разбитого стекла.
Только за это он не мог простить своего брата. Воспоминание о теле мальчика вырвало прощение из сердца. Осознание поступка Джека ужасно ранило, не давало спать по ночам и лишало аппетита. Простить любимого значит исцелиться, но Дэйв боялся, что его раны никогда не затянутся, что ему всю жизнь придется жить с болью, сожалением и гневом.
Сидя в той больничной палате, слушая знакомые гудки и жужжание аппаратов, поддерживающих жизнь Генри, Дэйв закрыл лицо руками; ему в миллионный раз хотелось плакать и кричать.
Но больше этого, больше всего на свете ему хотелось, чтобы Генри очнулся.
Пожалуйста, тихо сказал Дэйв, молясь зажатым рукам, будто прося о прощении, освобождении от болезненного горя, пожалуйста, Генри пожалуйста, очнись.
«Боже правый, подумал он, шмыгая носом и вытирая слезы усталости и страданий, как же я устал».
5
Дэйв вымыл руки и подставил их под сушилку, терпеливо ожидая, пока на коже не останется воды. Он не спешил возвращаться в палату Генри, не спешил идти домой или звонить в офис, чтобы свериться с растущим списком клиентов, которыми он пренебрегал последние несколько недель.
Нет, Дэйв просто постоял, высушил руки и поблагодарил непонятно кого за то, что до сих пор находился здесь как посетитель, а не как пациент. У него уже был такой опыт. Несколько лет назад из-за инфекции мочевого пузыря его член горел, как пожарный шланг, гоняющий кислоту. Те две ночи, когда его проверяли и пичкали антибиотиками, были самыми неприятными в его жизни. У него не было ни сил, ни желания их повторять.
Дэйв вздохнул и увидел в зеркале собственное лицо. Под налитыми кровью глазами набухли мешки, виски поседели, лоб прорезало глубокими морщинами беспокойства. Ему казалось, что шея и щеки потолстели, хотя он каждый день по часу занимался спортом перед тем, как пойти на работу. Конечно, его заверили, что с сердцем и холестерином у него все в порядке, но ему все равно не нравился его внешний вид. Мэри всегда говорила, что он похож на Сидни Пуатье; возможно, когда-то так оно и было, но и Пуатье уже стал седым. «Стареют даже красавцы», устало подумал он и рассмеялся над собой.
Старый, тщеславный придурок, сказал он и снова рассмеялся. Возможно, нехватка сна, давление многочисленных исков и состояние Генри наконец-то свели его с ума. Наверное, так оно и было, и Дэйв надеялся, что возьмет у Мэри парочку таблеток мелатонина, и, может, тогда на пару часов
Его мысли оборвались от звука громких шагов в коридоре.
Кто-то бежал.
Дэйв замер, а потом взял себя в руки. Открыл дверь в туалет и безвольно смотрел, как мимо проносятся медсестры.
В палату Генри.
«Почему они бегут? подумал Дэйв и почувствовал, как его колени превратились в желе. Господи, о боже, почему они бегут?»
6
Генри бродил целую вечность.
По разрушенным пейзажам, по небу, которое меняло цвет с черного на красный, с синего на белый, иногда будто за несколько минут, а иногда за тысячелетия. Он попробовал вселенную на вкус, познал песню сотворения. Слушал отчаянное пение, пел отчаянные песни, выкрикивал псалмы, молился, поклонялся и просил прощения за себя, за своего отца и за все человечество.
Он провел бесконечность в темноте. Глубокой, теплой темноте. Там были существа, шепчущие демоны, пытающиеся причинить ему боль и у них это получалось, они очень долго доставляли ему сильную, невыразимую боль. Его пытали, любили, держали а потом отпускали.
Его мозг сужался; сознание втиснулось в грубую корку суровой реальности, свернулось подобно тому, как закрывается огромный таинственный цветок, словно яркая мандала уменьшилась до точки.
Постепенно к нему вернулась телесность.
Сначала слух. Затем обоняние. Он в ужасе вздрогнул от этих ощущений; ему было противно резкое покалывание в мышцах, биение сердца, боль в шее, спине и ноге. Голова казалась тяжелой и разбитой. От него исходило зловоние смерти и летаргии. Но хуже боли было полное, поглощающее чувство отчаяния, словно голодный черный туман пожирал внутри него свет. Душа казалась тяжелее плоти, ожидавшей ее возвращения.
По мере усиления боли он медленно просыпался, словно убаюканный мелодией, которая резко превратилась в сирену, взрывом, что резко выдернул его из трясины, рывком поднял и вывел из тумана. Тени преследовали его, когда его тянуло вверх. Пока он поднимался все выше, в его сознании мелькали разноцветные огни, все быстрее и быстрее а потом мерцание замедлилось до устойчивого ритма. Огни росли, мерцание размылось и сгладилось, пока не превратилось в однородный, невероятно белый свет.
Острое сияние обжигало закрытые веки, требуя внимания.
Поэтому он открыл их.
Генри поморщился от яркого света в комнате. Он попытался заговорить, но не смог. Что-то было у него во рту, заполняло горло. Мальчик повернул голову, пытаясь понять, где находится и что происходит. Из руки торчали трубки. Страх усилился, когда он опустил взгляд на обнаженное тело еще одна трубка вела к животу, а третья между ног. Его дыхание участилось. Настырный писк соответствовал его учащающемуся сердцебиению.
Что со мной случилось?
Воспоминания о времени вне тела рвались в клочья, а затем полностью растворились. Земля не для них, это не место для безвременья и видений загробной жизни, астрального мира духов.
Генри попытался сосредоточиться, уловил отблеск чего-то блестящего на столе рядом с кроватью. Он заставил свою руку потянуться прикоснуться, изучить. Хотелось понять этот новый мир. К нему поступало все больше информации, больше ощущений: воспоминаний и мыслей. Но не его, нет, не его.
Других.
С каждой секундой они заполняли его голову.
Я больше не буду встречаться с этой скотиной, клянусь
Мама меня ненавидит. Если бы она умирала в этой же больнице, то потребовала
Ненавижу. Ненавижу эту боль, она бесконечна. Просто дайте мне умереть
Генри закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться. Замедлить этот бешеный сенсорный перегруз. Ограничить вход то, что он видел, звуки голосов, шагов и пищащих машин, боль в теле, чувства душ вокруг него. Он приказал своему разуму успокоиться, остаться внутри себя. Он вдохнул через нос, медленно выдохнул и снова открыл глаза.
Он отогнал мысли, боль, странные чувства и сосредоточился на чем-то одном. Чтобы успокоиться. Бросить якорь в этом странном новом существовании. Блестящий предмет на столе, серебряный и сферический. Он и стал первой целью.
Сосредоточившись теперь уже с целью, Генри приказал своей руке двигаться. К его изумлению и восторгу, маленькая ручка оторвалась от белой простыни и потянулась мимо защитной балки кровати, это кровать, Генри, и надавила на блестящую металлическую поблескивающую чашу; его пальцы казались такими большими и гротескными в ее изогнутом отражении. Он двигался дальше, пытаясь почувствовать, прикоснуться он тянулся и чаша соскользнула, исчезла со стола
а потом упала на пол с громким бам.
Его сознание затопила паника.
Но не его собственная.
Дверь в комнату открылась, и Генри повернул голову к посетителю. За ним наблюдала женщина. Он мог слышать видеть прикасаться чувствовать цвета образы мысли, хлынувшие из нее. На мгновение он пришел в ужас. Генри хотел отгородиться от этой женщины, закрыть глаза и вернуться в тихую темноту.
Вместо этого он широко открыл глаза ВСЕ свои глаза.
Он распахнул всё.
Изумление. Вот что лилось от женщины медсестры, ее называют медсестрой, стоявшей в дверях. Она уставилась на него в да, в изумлении, а затем пришла главная мысль, такая же яркая и четкая, словно женщина встала с ярко освещенной неоновой вывеской:
Он проснулся! Боже мой, мальчик проснулся!
Страх Генри исчез, погребенный под ошеломляющим удивлением и радостью медсестры.
Когда она громко рассмеялась и приложила дрожащую руку к подбородку несмотря на пластик, закрывающий рот, и болезненную сухость губ, Генри не смог удержаться от улыбки.
7
Через несколько дней после того, как из горла Генри извлекли эндотрахеальную трубку, Джим Кэди, огромный мужчина, одетый в кроссовки, черные брюки-карго и белую футболку, оттопыренную на плечах и бицепсах, заказал еще две порции «Джека Дэниелса». Его руки были сжаты в кулаки и покоились на покрытой лаком стойке из красного дерева, словно концы двадцатифунтовой гантели. Его волосы были коротко подстрижены. А опущенные глаза соответствовали коже цвета могильной грязи.
Но в отличие от большинства идиотов, которые сидели в баре в середине дня, пристально уставившись на рюмку, которая то наполнялась, то пустела, Кэди, вообще-то, нашел сегодня работу. А вместе с ней и цель.
Ну, пока нет. Не официально. Но работа будет. Он об этом позаботился.
Джим открыл обложку потрепанного по краям красного блокнота на спирали, лежащего рядом с пустыми рюмками на стойке. Первые зачитанные страницы были заполнены подчеркнутыми именами с номерами телефонов. Под каждой записью были аккуратные пометки, строка за строкой, пункт за пунктом. Что ему от них было нужно. Что они могли ему дать. Кто был в деле. Кто нет. Кому был должен Джим, а кто задолжал ему.
Толстая черта пересекала множество имен. Большую их часть, на самом деле.
Эти записи, эти страницы были основой фундаментом его Планов.
А Планов было много.
Некоторые увенчались успехом, но приходилось признать, что большинство нет. Исход многих зависел от судьбы. На страницах потрепанного блокнота (и многих других подобных ему) были списки небольших халтур вид насилия и краткосрочной выгоды, которые проложили бы ему путь обратно в тюрьму на несколько лет сделки с высоким риском и низким вознаграждением. На отчаянные времена. Другие планы были долгосрочными. Их надо было продумывать годами. Давать на лапу всем в городе, рассаживать своих по ключевым местам, чтобы нашептали, когда случится то или это. У него были десятки, сотни страниц Планов какие-то хорошие, какие-то не очень, какие-то потенциально отличные. Некоторые были не более чем набросками, идеями, которые можно реализовать, если подвернется подходящая возможность.
Вариантов не бывает слишком много.
Джим завел первый блокнот, когда был подростком. Он уже потерял счет, сколько их было с тех пор какие-то навсегда исчезли в огне, сожжены, чтобы защитить виновных; какие-то он хранил на будущее. В молодости он в общих чертах расписал все преступления, которые мечтал совершить, размышлял и прописывал, пока его отец отсыпался в соседней комнате, даже не желая брать на себя роль родителя. Напуганный мешок дерьма.
Тот парень маленькая версия Джима Кэди расписал все детали вымышленных сценариев, а потом медленно воплощал их в жизнь.
Хоть и несколько иначе.
Мечта об ограблении банка превратилась в реальное ограбление местного цветочного магазина; вместо убийства «вожака улиц» он выстрелил ночью в главаря местной банды. Борьба за становление криминальным авторитетом главная мечта обрисовывалась все четче, когда Джим начал встречаться и тесно сотрудничать с единомышленниками, как криминальными, так и законными (его девизом было «заплати или убей»), чтобы получить правильную работу, поговорить с правильным человеком или убрать неправильного, и под конец он уже оказался в таком положении, из которого мог доработать детали своих многочисленных сложных Планов.
Его первая успешная манипуляция всего в девятнадцать (но он уже тогда казался огромным) принесла ему работу ночного менеджера круглосуточного супермаркета неподалеку. Так у него открылся доступ к еде и бухлу. К тому, что можно было съесть, выпить и продать. Сначала ему нужно было запугать парочку более квалифицированных кандидатов, чтобы те отказались от должности. Затем он передал пятьсот баксов помощнику дневного менеджера, чтобы тот его порекомендовал, пообещав ему кое-что деньги, которые тому были нужны на аборт своей девушке. А об этом Кэди узнал из третьих уст. Если бы этот болван отказался от денег, тогда ему пришлось бы доставить неприятности этой девушке, хоть она и была беременной. Серьезные неприятности.
И так продолжалось много лет.
Столько Планов. Куча страниц с идеями, с ситуациями некоторые остались позади, некоторые все еще пишутся.
Когда он в конце концов угодил в тюрьму, Джим сотрудничал с другими заключенными, чтобы разработать больше идей, больше схем. Все они попали в блокноты. Каждая схема, каждая деталь, каждый потенциальный путь к успеху. Охранникам было все равно. Черт, да он щедро подкупал многих, и некоторые до сих пор остались в долгу и предоставляли информацию изнутри или оказывали услуги.
Следующая.
Его палец остановился на имени. Оно было подчеркнуто. Дважды. Коп, который ничего ему не был должен, но по слухам с радостью обменяет информацию на пару сотню баксов или наркоту.
В этом случае информацию об одной аварии, на которую всем было насрать.
Следующая.
Другое имя. Парень из обслуживающего персонала с пристрастием к дерьмовому кокаину, который пообещал сообщить Джиму, если кое-кто выйдет из комы. Джим закрыл глаза, сделал глубокий вдох, ощутил запах несвежего пива, теплый воздух, приносящий свой собственный привкус пыльных улиц и потухших сигарет. «Очередной тупой стукач», подумал он, почти улыбаясь. Кэди представил, как информация течет по широкой сложной сети прямо к нему. Такая личная матрица, где он паук в центре огромной паутины.
Следующая. Следующая.
Именно эту страницу он и искал. Со сложенной и приклеенной скотчем газетной вырезкой. Печальная история о мужчине и его сыне, которых сбил пьяный придурок за рулем автобуса. Но ребенок ребенок выжил. Он был в коме, но очнулся. Каким-то чудесным образом выкарабкался. И по воле судьбы у парня был крутой дядя-юрист, который тайком подал в суд на автобусную компанию. Все ожидали большого судебного разбирательства, но все решилось быстро, и на это Кэди обратил внимание. Его глаза в сотый раз пробежались по статье, пока он не наткнулся на слова, эти волшебные слова:
Решено во внесудебном порядке. Сумма компенсации не разглашается.
Кэди улыбнулся, потому что знал сумму. Еще как. «Внатуре», как говорили в тюряге. До хрена. Чек, который собьет с ног любого. Ему сказали, там больше двух миллионов. И все это одному ребенку за то, что его сраный отец встал перед автобусом, которым управлял пьяный мужик.
Под вырезкой было еще несколько имен. И контактов. Некоторые были потенциальными кандидатами. Других он вычеркнул.
Но пришло время осуществить план, и ему нужна будет помощь. Надежная помощь. Он просмотрел имена, быстро прокрутив все в голове, прокладывая маршруты, обдумывая пути к головокружительному успеху.
Сначала о главном. Это долгая игра. И ее нужно начать уже сейчас. Нельзя терять времени. Не сейчас. Как только первый шаг будет улажен, он начнет звонить, назначать встречи, собирать команду. Джим перевернул вырезку и нашел другое имя. Ткнул в него пальцем.