Мы - Марианна Алферова 5 стр.

Завод Мидвейл, где сделал свою карьеру Фредерик Тейлор

Алексей Гастев, развивая идеи Тейлора, призывал распространить «социалистическое нормирование» на весь быт рабочего класса: «Нормировочные тенденции внедряются в социальное творчество, питание, квартиры и даже в интимную жизнь вплоть до эстетических, умственных и сексуальных запросов пролетариата».

Запись 4-я

Конспект:

Дикарь с барометром

Эпилепсия

Если бы

До сих пор мне все в жизни было ясно (недаром же у меня, кажется, некоторое пристрастие к этому самому слову «ясно»). А сегодня Не понимаю.

Первое: я действительно получил наряд быть именно в аудиториуме 0, как она мне и говорила. Хотя вероятность была

1500

10 000 000

3

20 000

Аудиториум. Огромный, насквозь просолнечный полушар из стеклянных массивов. Циркулярные ряды благородно шарообразных, гладко остриженных голов. С легким замиранием сердца я огляделся кругом. Думаю, я искал: не блеснет ли где над голубыми волнами юниф розовый серп милые губы О. Вот чьи-то необычайно белые и острые зубы, похоже нет, не то. Нынче вечером, в 21, О придет ко мне желание увидеть ее здесь было совершенно естественно.

Вот звонок. Мы встали, спели Гимн Единого Государства и на эстраде сверкающий золотым громкоговорителем и остроумием фонолектор.

 «Уважаемые нумера! Недавно археологи откопали одну книгу двадцатого века. В ней иронический автор рассказывает о дикаре и о барометре. Дикарь заметил: всякий раз, как барометр останавливался на дожде, действительно шел дождь. И так как дикарю захотелось дождя, то он повыковырял ровно столько ртути, чтобы уровень стал на дождь (на экране дикарь в перьях, выколупывающий ртуть: смех). Вы смеетесь: но не кажется ли вам, что смеха гораздо более достоин европеец той эпохи. Так же как дикарь, европеец хотел дождя дождя с прописной буквы, дождя алгебраического. Но он стоял перед барометром мокрой курицей. У дикаря по крайней мере было больше смелости и энергии и пусть дикой логики: он сумел установить, что есть связь между следствием и причиной. Выковыряв ртуть, он сумел сделать первый шаг на том великом пути, по которому»

Тут (повторяю: я пишу, ничего не утаивая)  тут я на некоторое время стал как бы непромокаемым для живительных потоков, лившихся из громкоговорителей. Мне вдруг показалось, что я пришел сюда напрасно (почему «напрасно» и как я мог не прийти, раз был дан наряд?); мне показалось все пустое, одна скорлупа. И я с трудом включил внимание только тогда, когда фонолектор перешел уже к основной теме: к нашей музыке, к математической композиции (математик причина, музыка следствие), к описанию недавно изобретенного музыкометра.

 «Просто вращая вот эту ручку, любой из вас производит до трех сонат в час. А с каким трудом давалось это вашим предкам. Они могли творить, только доведя себя до припадков вдохновения неизвестная форма эпилепсии. И вот вам забавнейшая иллюстрация того, что у них получалось,  музыка Скрябина двадцатый век. Этот черный ящик (на эстраде раздвинули занавес, и там их древнейший инструмент)  этот ящик они называли рояльным или королевским, что лишний раз доказывает, насколько вся их музыка»

И дальше я опять не помню, очень возможно потому, что Ну, да скажу прямо: потому что к «рояльному» ящику подошла она I-330. Вероятно, я был просто поражен этим ее неожиданным появлением на эстраде.

Она была в фантастическом костюме древней эпохи: плотно облегающее черное платье, остро подчеркнуто белое открытых плечей и груди, и эта теплая, колыхающаяся от дыхания тень между и ослепительные, почти злые зубы Улыбка укус, сюда вниз. Села, заиграла. Дикое, судорожное, пестрое, как вся тогдашняя их жизнь,  ни тени разумной механичности. И конечно, они, кругом меня, правы: все смеются. Только немногие но почему же и я я?

Да, эпилепсия душевная болезнь боль. Медленная, сладкая боль укус и чтобы еще глубже, еще больнее. И вот, медленно солнце. Не наше, не это голубовато-хрустальное и равномерное сквозь стеклянные кирпичи нет: дикое, несущееся, опаляющее солнце долой все с себя все в мелкие клочья.

Сидевший рядом со мной покосился влево на меня и хихикнул. Почему-то очень отчетливо запомнилось: я увидел на губах у него выскочил микроскопический слюнный пузырек и лопнул. Этот пузырек отрезвил меня. Я снова я.

Как и все, я слышал только нелепую, суетливую трескотню струн. Я смеялся. Стало легко и просто. Талантливый фонолектор слишком живо изобразил нам эту дикую эпоху вот и все.

С каким наслаждением я слушал затем нашу теперешнюю музыку. (Она продемонстрирована была в конце для контраста.) Хрустальные хроматические ступени сходящихся и расходящихся бесконечных рядов и суммирующие аккорды формул Тейлора, Маклорена*; целотонные, квадратногрузные ходы Пифагоровых штанов; грустные мелодии затухающе-колебательного движения; переменяющиеся фраунгоферовыми линиями пауз яркие такты спектральный анализ планет* Какое величие! Какая незыблемая закономерность! И как жалка своевольная, ничем кроме диких фантазий не ограниченная музыка древних

Как обычно, стройными рядами, по четыре, через широкие двери все выходили из аудиториума. Мимо мелькнула знакомая двоякоизогнутая фигура; я почтительно поклонился.

Через час должна прийти милая О. Я чувствовал себя приятно и полезно взволнованным. Дома скорей в контору, сунул дежурному свой розовый билет и получил удостоверение на право штор. Это право у нас только для сексуальных дней. А так среди своих прозрачных, как бы сотканных из сверкающего воздуха, стен мы живем всегда на виду, вечно омываемые светом. Нам нечего скрывать друг от друга. К тому же это облегчает тяжкий и высокий труд Хранителей. Иначе мало ли что могло быть. Возможно, что именно странные, непрозрачные обиталища древних породили эту их жалкую клеточную психологию. «Мой (sic!) дом моя крепость»  ведь нужно же было додуматься!

В 21 я опустил шторы и в ту же минуту вошла немного запыхавшаяся О. Протянула мне свой розовый ротик и розовый билетик. Я оторвал талон и не мог оторваться от розового рта до самого последнего момента 22.15.

Потом показал ей свои «записи» и говорил кажется, очень хорошо о красоте квадрата, куба, прямой. Она так очаровательно-розово слушала и вдруг из синих глаз слеза, другая, третья прямо на раскрытую страницу (стр. 7-я). Чернила расплылись. Ну вот, придется переписывать.

 Милый Д, если бы только вы, если бы

Ну что «если бы»? Что «если бы»? Опять ее старая песня: ребенок. Или, может быть, что-нибудь новое относительно относительно той? Хотя уж тут как будто Нет, это было бы слишком нелепо.

Комментарии

Хрустальные хроматические ступени сходящихся и расходящихся бесконечных рядов и суммирующие аккорды формул Тэйлора, Маклорена

В Едином Государстве соединили в единое целое математика Брука Тейлора (16851731) и Тейлора создателя теории научной организации труда.

Брук Тейлор. Художник Louis Goupy, 1720 г.

Ряд Тейлора разложение функции в бесконечную сумму степенных функций. Частный случай разложения в ряд Тейлора в нулевой точке называется рядом Маклорена. Ряд Тейлора и формула Тейлора используются в математическом анализе.

грустные мелодии затухающе-колебательного движения; переменяющиеся фраунгоферовыми линиями пауз яркие такты спектральный анализ планет

Линии Фраунгофера представляют собой набор спектральных линий поглощения, названных в честь немецкого физика Йозефа фон Фраунгофера (17871826).

Йозеф фон Фраунгофер. Портрет работы неизвестного художника

Линии Фраунгофера являются типичными спектральными линиями поглощения. Линии поглощения это темные линии, узкие области с пониженной интенсивностью, которые являются результатом поглощения фотонов при прохождении света от источника к детектору через более холодное прозрачное вещество. На Солнце линии Фраунгофера являются результатом прохождения фотонов через солнечную атмосферу, которая имеет более низкие температуры, чем газ во внутренних областях. Более холодный газ поглощает некоторые участки спектра, излучаемого из внутренних областей, при этом линии Фраунгофера соответствуют длине волны света, поглощенным тем или иным химическим элементом во внешних частях солнечной атмосферы. Линии Фраунгофера используют для определения состава Солнца и других звезд.

Запись 5-я

Конспект:

Квадрат

Владыки мира

Приятно-полезная функция

Опять не то. Опять с вами, неведомый мой читатель, я говорю так, как будто вы Ну, скажем, старый мой товарищ, R-13, поэт, негрогубый,  ну да все его знают. А между тем вы на Луне, на Венере, на Марсе, на Меркурии кто вас знает, где вы и кто.

Вот что: представьте себе квадрат, живой, прекрасный квадрат. И ему надо рассказать о себе, о своей жизни. Понимаете, квадрату меньше всего пришло бы в голову говорить о том, что у него все четыре угла равны: он этого уже просто не видит настолько это для него привычно, ежедневно. Вот и я все время в этом квадратном положении. Ну, хоть бы розовые талоны и все с ними связанное: для меня это равенство четырех углов, но для вас это, может быть, почище, чем бином Ньютона*.

Так вот. Какой-то из древних мудрецов, разумеется, случайно, сказал умную вещь: «Любовь и голод владеют миром»*. Ergo: чтобы овладеть миром человек должен овладеть владыками мира. Наши предки дорогой ценой покорили, наконец, Голод: я говорю о Великой Двухсотлетней Войне о войне между городом и деревней*. Вероятно, из религиозных предрассудков дикие христиане упрямо держались за свой «хлеб»[34]*. Но в 35-м году до основания Единого Государства была изобретена наша теперешняя, нефтяная пища*. Правда, выжило только 0,2 населения земного шара. Но зато, очищенное от тысячелетней грязи, каким сияющим стало лицо земли. И зато эти ноль целых и две десятых вкусили блаженство в чертогах Единого Государства.

Но не ясно ли: блаженство и зависть это числитель и знаменатель дроби, именуемой счастьем. И какой был бы смысл во всех бесчисленных жертвах Двухсотлетней Войны, если бы в нашей жизни все-таки еще оставался повод для зависти. А он оставался, потому что оставались носы «пуговицей» и носы «классические» (наш тогдашний разговор на прогулке), потому что любви одних добивались многие, других никто.

Естественно, что, подчинив себе Голод (алгебраический = сумме внешних благ), Единое Государство повело наступление против другого владыки мира против Любви. Наконец и эта стихия была тоже побеждена, то есть организована, математизирована, и около 300 лет назад был провозглашен наш исторический Lex sexualis: «всякий из нумеров имеет право как на сексуальный продукт на любой нумер».

Ну, дальше там уж техника. Вас тщательно исследуют в лабораториях Сексуального Бюро, точно определяют содержание половых гормонов в крови и вырабатывают для вас соответствующий Табель сексуальных дней. Затем вы делаете заявление, что в свои дни желаете пользоваться нумером таким-то (или таким-то), и получаете надлежащую талонную книжечку (розовую). Вот и все.

Ясно: поводов для зависти нет уже никаких, знаменатель дроби счастья приведен к нулю дробь превращается в великолепную бесконечность. И то самое, что для древних было источником бесчисленных глупейших трагедий, у нас приведено к гармонической, приятно-полезной функции организма так же, как сон, физический труд, прием пищи, дефекация и прочее. Отсюда вы видите, как великая сила логики очищает все, чего бы она ни коснулась. О, если бы и вы, неведомые, познали эту божественную силу, если бы и вы научились идти за ней до конца.

Странно, я писал сегодня о высочайших вершинах в человеческой истории, я все время дышал чистейшим горным воздухом мысли, а внутри как-то облачно, паутинно и крестом какой-то четырехлапый икс. Или это мои лапы, и все оттого, что они были долго у меня перед глазами мои лохматые лапы. Я не люблю говорить о них и не люблю их: это след дикой эпохи. Неужели во мне действительно

Хотелось зачеркнуть все это потому что это выходит из пределов конспекта. Но потом решил: не зачеркну. Пусть мои записи, как тончайший сейсмограф, дадут кривую даже самых незначительных мозговых колебаний: ведь иногда именно такие колебания служат предвестником

А вот уже абсурд, это уж действительно следовало бы зачеркнуть: нами введены в русло все стихии никаких катастроф не может быть.

И мне теперь совершенно ясно: странное чувство внутри все от того же самого моего квадратного положения, о каком я говорил вначале. И не во мне икс (этого не может быть)  просто я боюсь, что какой-нибудь икс останется в вас, неведомые мои читатели. Но я верю вы не будете слишком строго судить меня. Я верю вы поймете, что мне так трудно писать, как никогда ни одному автору на протяжении всей человеческой истории: одни писали для современников, другие для потомков, но никто никогда не писал для предков или существ, подобных их диким, отдаленным предкам

Комментарии

для меня это равенство четырех углов, но для вас это, может быть, почище, чем бином Ньютона.

Формула для разложения на отдельные слагаемые неотрицательной степени суммы двух переменных.

Например, самая простейшая: (x + y)² = x² + 2xy + y².

Какой-то из древних мудрецов, разумеется, случайно, сказал умную вещь: «Любовь и голод владеют миром».

«Любовь и голод правят миром»  заключительная строка стихотворения «Мировая мудрость» Иоганна Фридриха Шиллера (17591805).

я говорю о Великой Двухсотлетней Войне о войне между городом и деревней.

Возможно, намек на продразверстку, практиковавшуюся в России с 1916 по 1921 год.

Вот как описывал Замятин деятельность большевиков в деревне в период военного коммунизма:

И. Владимиров. Реквизиция хлеба

В лекции «Современная русская литература» Е. Замятин одной из черт неореализма называл антиурбанизм, обращенность «в глушь, в провинцию, в деревню, на окраины», потому что «жизнь больших городов похожа на жизнь фабрик: она обезличивает, делает людей какими-то одинаковыми, машинными».

Но в 35-м году до основания Единого Государства была изобретена наша теперешняя, нефтяная пища.

Ср. у Джерома К. Джерома в «Новой утопии», где все питаются кашей и сухофруктами:

Запись 6-я

Конспект:

Случай

Проклятое «ясно»

24 часа

Повторяю: я вменил себе в обязанность писать, ничего не утаивая. Поэтому, как ни грустно, должен отметить здесь, что, очевидно, даже у нас процесс отвердения, кристаллизации жизни еще не закончился, до идеала еще несколько ступеней. Идеал (это ясно) там, где уже ничего не случается, а у нас Вот не угодно ли: в Государственной Газете сегодня читаю, что на площади Куба через два дня состоится праздник Правосудия. Стало быть, опять какой-то из нумеров нарушил ход великой Государственной Машины, опять случилось что-то непредвиденное, непредвычислимое.

И, кроме того, нечто случилось со мной. Правда, это было в течение Личного Часа, то есть в течение времени, специально отведенного для непредвиденных обстоятельств, но все же

Около 16 (точнее, без десяти 16) я был дома. Вдруг телефон.

 Д-503?  женский голос.

 Да.

 Свободны?

 Да.

Это я, I-330. Я сейчас залечу за вами, и мы отправимся в Древний Дом. Согласны?

I-330 Эта I меня раздражает, отталкивает почти пугает. Но именно потому-то я и сказал: да.

Через 5 минут мы были уже на аэро. Синяя майская майолика неба и легкое солнце на своем золотом аэро жужжит следом за нами, не обгоняя и не отставая. Но там, впереди, белеет бельмом облако, нелепое, пухлое, как щеки старинного «купидона», и это как-то мешает. Переднее окошко поднято, ветер, сохнут губы, поневоле их все время облизываешь и все время думаешь о губах.