Наши позади. Еж неопределенно махнул рукой. А нам сержант Правдюк приказал наблюдать за дорогой и опушкой вон до той молоденькой березки. Видишь? Правее нас, за дорогой, Талаев и Мурадьян.
А рота где?
Да близко где-то. Наверно, на опушке леса залегли. Ты ползи ко мне, перевяжу получше, а то кровь сочится и бинт съехал.
Андрей подполз к Ежу. Тот развязал пропитанную кровью повязку, деловито осмотрел рану.
Здорово дерябнуло Он осторожно вытер бинтом загустевшую кровь и туго перебинтовал голову. Берегись бед, пока их нет, не доглядишь оком заплатишь боком. Ну а как теперь?
Да вроде ничего, неохотно отозвался Андрей, стараясь не показать, что ему больно.
Беда вымучит, беда и выучит, добавил Еж. Давай расползаться. Я залягу у бугорка с ромашками.
Полагута отполз в сторону и начал опять напряженно просматривать дорогу и опушку леса до одинокой березки, но ничего подозрительного не увидел. Тихо вокруг. И казалось, что полчаса назад не было ни врага, ни выстрелов и будто война, навстречу которой они шли, так же внезапно исчезла, как и началась. И снова точит червячок сомнения. «А может быть, это просто пограничное столкновение, а не война? Рассказывают, было похожее года два назад, когда небольшой вражеский отряд углубился на нашу территорию». Андрей выругал себя за непростительную оплошность: «Ничего еще и серьезного нет, и боя настоящего не было, а я уже ранен».
Солнце начинало припекать. Нагретые трава и цветы курились дурманящими сладковато-приторными, медовыми запахами. «Сколько еще придется так лежать?» думал каждый, всматриваясь в лесную опушку и серую ленту дороги. И как бы в ответ на этот безмолвный, томивший вопрос где-то там, за лесом, загудели моторы и разом загрохотали вражеские орудия. Тишину разметали оглушительные разрывы, со свистом и шипением пронеслись совсем рядом невидимые смертоносные осколки.
У опушки леса, где стояла молоденькая березка, которая в полосе наблюдения отделения именовалась ориентиром номер один, взметнулся черный фонтан земли, дыма и огня, и березка, словно подрубленная, обреченно взмахнула светло-зелеными ветвями и, склонившись к могучим соснам, стала медленно падать. Сосны пытались поддержать ее, но она, беспомощно цепляясь хрупкими, бессильными ветвями, сползла вниз, словно смертельно раненный боец.
Несколько снарядов, угрожающе прошуршав в воздухе, разорвались где-то далеко за лесом. А потом зачастили винтовочные выстрелы.
Полагута, перестав наблюдать, то и дело оглядывался. Ему хотелось увидеть, где же наши? Но их не было, и только на опушке, точно черные фонтаны, взлетали разрывы снарядов вражеской артиллерии.
В нарастающей артиллерийской канонаде никто не слышал шума приближающихся мотоциклов врага. Они, как стадо диких кабанов, вспугнутое из засады, неожиданно выскочили из-за поворота дороги и, поднимая облако пыли, помчались прямо на высоту, где лежали Андрей и Еж. «Один, второй, три, четыре», считал Полагута.
С опушки леса и за высотой, где находился их взвод, затарахтели скороговоркой пулеметы.
Еж подполз к Андрею.
Давай будем вместе Гляди, сколько их. Только не стреляй. Подпустим маленько.
Шесть мотоциклов промчались по дороге в сторону головной походной заставы, что залегла на опушке. Когда седьмой очутился метрах в пятидесяти от Полагуты и Ежа, оба бойца одновременно выстрелили.
Мотоцикл рванулся в сторону и, подскочив, как на пружинах, свалился в кювет, поднимая тучу пыли. Андрей и Ефим видели испуганное, побагровевшее лицо солдата-водителя. Расшибся или ранен не понять, но сколько он ни пытался, не вылез из кювета: так и остался лежать, подмятый мотоциклом.
Гляди-ка, наши!.. оглянувшись назад, обрадовался Андрей.
По высокой густой траве справа и слева ползли бойцы их отделения. Командир отделения Правдюк подполз вместе с пулеметчиками. Подопрыгора, тяжело дыша, неуклюже передвигал свое грузное, большое тело, то и дело вытирая рукавом пот со лба.
Правдюк дал Подопрыгоре сигнал «вперед», а сам подполз к Андрею.
Ранило? спросил он
Андрей кивнул головой.
Ну, другой раз будыш умнийше. Противник огонь вэдэ, а вин, як та балерина Сэмэнова, танцуе. Я бачил, як ты всяки хвигуры выделывал, сказал он с досадой.
Да я и сам не знаю, зачем выскочил, повинился Андрей. Так, сдуру
А ты знай, для чего ты туточки Тут тоби не ученье, а война. Розумиешь?
Понял, ответил Полагута и с досадой подумал: «Чего прицепился как репей?.. И без него тошно».
Пока Правдюк пробирал Полагуту, из леса на дорогу выехало несколько немецких автомашин с пехотой.
От-де-ле-ни-е нараспев, точно на ученьях, подал команду Правдюк. Прямо на дороге машины противника, короткими очередями огонь!
Головная машина резко притормозила и остановилась. Из нее выпрыгнули солдаты и, пригибаясь, побежали, развертываясь в цепь.
Отделение, строго и резко начал опять Правдюк, по пехоте противника!.. Но тут же, не докончив команды, свирепым голосом заорал: Та що вы дывитесь на них, як очумилы? Бейте их, матери вашей черт!.. Подопрыгора, не давай же им рассыпаться, дьявол их задави!
Никогда не слыхали бойцы такой команды от своего отделенного командира. Он всегда командовал предельно точно, по уставу и не позволял вольностей.
Подопрыгора не выдержал первоначального темпа стрельбы короткими очередями и дал вдруг такую продолжительную, захлебывающуюся очередь, что разом прикончил ленту. Правдюк, ругаясь, подполз к нему.
Заило, товарищ сержант, а писля прорвалось, пробовал оправдываться пулеметчик, вытаскивая пустую ленту и вставляя новую.
Я вот тебе прорвусь! погрозил Правдюк. Стреляй короткими очередями, прицеливайся, а не поливай, як из пожарной кишки. Команду слухай!
Гитлеровцы, развернувшись в цепь, открыли частый огонь из автоматов. Приполз связной командира взвода, передал приказание: отделению оставаться на прежней огневой позиции.
Вскоре к месту, где лежал Полагута, подобрался на четвереньках лейтенант Миронов. Лицо разгоряченное, глаза блестят.
Сержант Правдюк, приказал он, пошлите за патронами и гранатами к старшине роты! Видите сухое дерево? Там ротный патронный пункт. Только быстрее! Через тридцать минут контратака Высотку с двумя березками видите?
Вижу.
Первая рота контратакует противника на высоте безымянной, а наш взвод поддерживает. Действуйте
Есть действовать, товарищ лейтенант.
Миронов обернулся и поманил Полагуту.
Передайте команду сменить позиции на скат высоты Видите желтое пятно?
Миронов лежа пристально наблюдал за безымянной высоткой, где находился сейчас противник, которого решил уничтожить контратакой его начальник, старший лейтенант Сизов командир головной походной заставы. Он вспомнил, как неделю назад комбат Горобец на совещании командного состава полка выговаривал Сизову за беспомощность и несамостоятельность в работе. «Привыкли все делать с няньками» И вот, как сейчас он, Сизов, уверенно действует. Обрушив на врага огонь, уничтожил его мотоциклистов-разведчиков и принял смелое решение перейти в контратаку и захватить высоту, с которой открывается прекрасный обзор местности. И к ней не так-то просто подойти противнику.
Миронов посмотрел в сторону опушки, где должна была сосредоточиться рота для контратаки. Там никого не было. «Где же они? Наверное, хорошо замаскировались», подумал он.
И вдруг Миронов увидел, что к нему бежит какой-то боец. Наверно, от Сизова. Да, это был связной, но не от Сизова, а от комбата Горобца. Связной сообщил, что роте Сизова приказано отойти, взводу Миронова тоже, и чтобы больше ни одного выстрела.
Это почему же? удивился Миронов.
Не могу знать, товарищ лейтенант. Комбат говорит, что Сизов за самовольную стрельбу пойдет под суд.
«Под суд? А ведь мои пулеметчики тоже вели огонь», тревожно подумал Миронов.
Так стреляли же в фашистов Не в своих! раздраженно крикнул он. За что же под суд?
Не могу знать, снова повторил связной. Приказ, говорят, такой из дивизии пришел: огня не открывать
«Почему же комбат объявил нам, что это война? подумал Миронов. Зачем выдали боевые патроны, гранаты бойцам? И в нас же стреляли. Ранили Полагуту, Ягоденко. А в роте Сизова семь человек убито, шесть тяжело ранено и три легко Неужели все это пограничная провокация?»
Глава третья
1
Взвод Миронова отходил поспешно, в беспорядке. Пулеметы разобрали на части: кто щит, кто станок, тело, бежали без оглядки, изредка падая, когда недалеко рвались мины или рядом ковыряли землю пули, будто предостерегая бегущих от опасности. И можно считать просто чудом, что взвод Миронова под таким огнем отделался только двумя легкоранеными.
Командир роты Аржанцев выходил из себя. Он ругался, грозил, суетясь на своем наблюдательном пункте. Казалось, он изобьет Миронова, когда тот явится. Так по крайней мере думали вызванные к Аржанцеву командиры взводов лейтенанты Дубров и Сорока.
Дуброву хотелось хотя бы чем-нибудь помочь Миронову. И он сказал нарочно громко, обращаясь к Сороке, чтобы слышал Аржанцев:
Ты только погляди, под каким сильным обстрелом Миронов пробирается и все пулеметы сохранил.
Аржанцев недовольно перебил его:
А вам откуда это известно? Привыкли пустое болтать.
Но, увидев, что взвод Миронова действительно вынес из боя все пулеметы в целости, сердито добавил:
Он лучше бы не пулеметы, а людей берег. Они под огнем противника бегут, точно ребятишки в войну играют.
Когда запыхавшийся и перепачканный землей Миронов предстал перед Аржанцевым и доложил, что он со своим взводом прибыл, тот гневно сказал:
Прибывают, товарищ лейтенант, поезда на станцию А по уставу надо докладывать: «явился». Это во-первых. А во-вторых, где ваши пуговицы на левом рукаве гимнастерки? Миронов взглянул и удивился: оторвались сразу обе. И в-третьих, извольте вытереть лоб Он у вас в крови и грязи. Расшибли? Не удивительно: больно усердно земле-матушке кланялись
Миронов быстро вытер платком лоб. И только теперь почувствовал саднящую боль, какая бывает, когда обдерешь кожу и туда попадет соленый пот.
Кто вам разрешил, товарищ Миронов, открывать огонь? Аржанцев сурово нахмурил брови. Самовольничаете
Миронов стоял, потупя взгляд. Обидно было слушать все это, а главное: почему нельзя стрелять по врагу?
А что же нам делать, товарищ старший лейтенант? ответил он вызывающе. Они первыми открыли огонь
Ну и пусть!.. Где же ваша выдержка? А может, это провокация? Вы знаете, что Сизова вызвали в штаб дивизии, в прокуратуру? Судить будут. За самовольство. Понятно?.. Да и вам, я думаю, это не сойдет
Миронов сразу потемнел лицом: «За что судить?»
Дубров сочувствующе глядел на Миронова
Хорошо, что вовремя приостановили эту дурацкую затею с контратакой Сизова, а то положили бы народу невесть сколько. А вас, Аржанцев гневно обратился к Миронову, за один этот отход со взводом надо под суд отдать Учились, учились на тактических занятиях, а теперь дуете кто во что горазд Я требую, обратился он к Дуброву и Сороке, действовать по уставу, а не так, как Миронов
Неизвестно, сколько бы еще бушевал командир роты, если бы не появился новый, назначенный в роту политрук.
Товарищи, познакомьтесь, наш политрук роты товарищ Куранда Евгений Антонович, представил Аржанцев огненно-рыжего, невысокого мужчину лет сорока. В левом и правом нагрудных карманах его гимнастерки блестели узкие зажимы трех авторучек.
Куранда протянул лейтенантам пухлую руку, густо поросшую золотистыми волосами.
Будем знакомы, товарищи, проговорил он, улыбаясь и блестя золотыми зубами. Каково настроение бойцов?
Хорошее, ответил Дубров. И, покосившись на Аржанцева, добавил: Рвутся в бой.
Политрук бросил недоверчивый, слегка насмешливый взгляд и обидчиво поджал губы.
Орлы, значит, в бой рвутся Это похвально. Вот только вид у лейтенанта Миронова не боевой
Над головой появились вражеские самолеты. Сверкая серебристым оперением, летели правильным тупым клином, как летят в осенние перелеты гуси. Все подняли головы кверху.
Двадцать шесть, двадцать семь, считал самолеты Аржанцев и, оборвав счет, с досадой махнул рукой: Не меньше полсотни
Миронов видел, что командир роты волнуется. Никто не заметил, когда и куда исчез политрук Куранда. Он как будто провалился сквозь землю.
Ну, чего вы удивляетесь? сказал Аржанцев. Товарищ только что попал на фронт непривычно еще ему И, подозвав к себе командиров, приказал им: подготовьте огневые позиции. Надо в случае необходимости поддержать бой батальона.
Дубров и Миронов недоуменно переглянулись, и оба, спросив разрешения, отправились в расположение своих взводов.
2
На войне нередко бывает, что от трусости до преступления один шаг. Особенно если солдат не приобрел еще самого драгоценного солдатского качества «обстрелянности». К каждому бойцу приходит оно со временем И нет здесь единых законов и правил. Но во всех случаях для этого необходим толчок, который заставил бы человека побороть чувство страха, подчинить его своей воле. Люди сильного характера могут добиться такого перелома сами, а люди слабовольные нуждаются в чьей-то посторонней помощи. Кто воевал, тот пережил эти минуты тяжелой борьбы с собой и никогда не поверит, что есть люди, не знающие страха.
Миронов торопился на позицию взвода. На опушке леса он увидел труп неизвестного бойца. Тот лежал навзничь, запрокинув голову, острый кадык его, поросший черными волосами, торчал бугром. Глаза с матово-желтыми белками были открыты, иссиня-фиолетовые губы искривились, обнажив почерневшие, прокуренные зубы. Боец обеими руками зажимал живот. Труп бойца как будто предупреждал: «Не ходи туда, с тобой может быть такое же».
И сразу Миронова охватил холодящий сердце ужас. Он взглянул вперед и оторопел: на позиции с оглушительным воем и свистом падали коршунами-стервятниками пикирующие бомбардировщики. С высоты, покрытой кустами и редким лесом, спускалась, развертываясь в цепь для атаки, вражеская пехота. А там, где был его взвод, уже бушевал огненный артиллерийский шквал и все заволокло дымом и пылью.
Примечания
1
Милка.
2
Гроб.
3
Конец.
4
Лентяй, лежебока.