Наконец, третья точка зрения, кратко которую можно выразить словами из названия известного в 80-е годы фильма: "Так жить нельзя". А раз нельзя, значит то, что мы имели не социализм, а если и социализм, то не приведи господи при нем жить. Поэтому, эта система должна быть уничтожена и страна должна вернуться в лоно мировой цивилизации.
В основе таких разных оценок лежало разное понимание исторического пути, который прошла наша страна в XX веке. Какое же общество и какая экономика были построены в СССР? Как это происходило? Ответить на эти вопросы, дать принципиальную оценку этому периоду очень важно. Но даже спустя более тридцати пяти лет после начала перестройки ответа на эти вопросы, его оценки так и не дано. Правильный ответ на эти вопросы даст российскому обществу шанс окончательно отказаться от мысли о возможности возврата в каком-то виде к этой системе. Пока же на улицах практически всех российских городов стоят памятники сомнительным вождям прошлого, в названиях улиц имена людей, которых по современным меркам можно считать преступниками, а Красная площадь Москвы представляет собой колумбарий забытых персон советской системы. А в общественных дискуссиях о том времени можно постоянно слышать восторженные слова о величии того периода российской истории, полном отрицании всех преступлений и недостатков советской системы, призывы ее возрождения в том или ином виде. То есть у значительной части российского народа, части его элиты нет никакого осознания бесперспективности, тупиковости того пути. А наследники той идеологии ничего не поняли, ни в чем не раскаялись и готовы начать все с начала.
Ниже будет рассмотрен исторический путь, пройденный СССР и новой Россией в экономике после 1917 года. Но это ни в коем случае не является описанием истории народного хозяйства страны с его скрупулезным отражением всех изменений в экономике. Здесь читателю предлагается новое осмысление пройденного пути с позиций третьего десятилетия 21 века. Прошедшие после начала политики перестройки преобразования, открывающиеся "белые пятна" российской истории заставляют во многом менять устоявшиеся в научном сознании представления о пройденном пути.
Глава 1. Рождение командной экономики или откуда происходит советская экономическая система
Истоки советской экономической системы надо искать не в сталинском периоде, как это делают некоторые исследователи, а несколько раньше. Сталин почти во всех своих преобразованиях был не оригинален и осуществлял лишь то, что уже было опробовано раньше или завещано В. И. Лениным.
Система жесткого централизованного управления почти полностью национализированной крупной промышленностью сложилась уже в 1918 году. И с тех пор при всех больших и малых потрясениях и поворотах истории эта система лишь, так или иначе, видоизменялась, но никогда не подвергалась сомнению по существу, считаясь одним из главных преимуществ социализма.
28 июня 1918 г. был издан первый общий декрет о национализации всей средней и крупной промышленности. К декабрю 1918 г. было всего национализировано около 1115 предприятий, к марту 1919 г. 2000, к январю 1920 г. 4000, к ноябрю около 5000, т. е. до 80 % всех предприятий цензовой промышленности. К 1 ноября 1920 г. на учете ВСНХ находилось более 6900 предприятий, в которых насчитывалось около 1,3 млн. рабочих. А 29 ноября 1920 г. ВСНХ издал постановление об общей национализации всей мелкой промышленности с числом рабочих при наличии двигателя свыше 5 чел. или без двигателя свыше 10 чел.
Период, отраженный в этих цифрах, получил название "военного коммунизма". Стремительно государственной экономике создавался и соответствующий хозяйственный механизм, исключавший какие-либо товарно-денежные, рыночные отношения. Установилось жесткое централизованное управление с прямым продуктообменом. На верху этого управления стоял ВСНХ с многочисленными общими и производственными отделами, ниже в их подчинении находились центральные правления национализированных предприятий, под ними областные управления и в самом низу заводоуправление. Хотя сохранялись созданные местные совнархозы, но они фактически распались на отдельные отраслевые главки и управления, непосредственно подчиненные соответствующим отделам ВСНХ. Решительно возобладали тенденции отраслевого централизованного управления. Командная система возникла.
Такая трехзвенная вертикальная система управления сложилась уже в первый год Советской власти и просуществовала в других названиях, в несколько измененных комбинациях до 1991 г. И только незадолго до своей кончины была поставлена под сомнение и подверглась критике из всех печатных орудий. Экономический порядок этого периода характеризовался тем, что материально-техническим снабжением и распределением готовой продукции ведали непосредственно главки и центры ВСНХ. Рыночные отношения были почти полностью вытеснены административным приказом в решении экономических вопросов, распространилось сметное финансирование и натуральные формы связи между предприятиями. Если в 1918 г. сметное финансирование составляло 41 % от общей суммы расходов промышленности, то в 1920 г. оно возросло до 73,2 %.[3] Главным основанием для сметного финансирования являлась заявка предприятия, составленная в соответствии с производственным планом и программой. Такой порядок взаимоотношений государства и предприятия устанавливался декретом СНК "О финансировании государственных предприятий" от 4 марта 1919 г. В соответствии с этим декретом все без исключения денежные поступления за сдаваемые предприятиями продукты своего производства и по другим всякого рода доходным статьям (чеки, переводные билеты, наличные деньги и пр.) сдаются самим предприятием или регулирующим данную отрасль производства учреждением в доход казны по данному предприятию или данной отрасли производства. Расходы всех государственных предприятий производятся исключительно по сметам, составляемым самим предприятием.
Если из нарисованной картины исключить крайности сметного финансирования, то мы можем заметить, что она очень похожа по основным своим чертам на экономику более поздних периодов и 30-х годов, и 50-х 70-х годов. Да и крайность сметного финансирования вполне приложима в последующие периоды к значительной части нашей экономики, если взять в расчет убыточные предприятия, не могущие осуществлять воспроизводство за счет собственных ресурсов. Так что восемнадцатый и семидесятые годы не далеко ушли друг от друга в этом смысле.
В советской экономической литературе устоялось положение, согласно которому такие черты военного коммунизма объяснялись трудностями гражданской войны. Война и разруха, конечно, оказали воздействие на складывающуюся обстановку. Но это не касается некоторых общих черт советского народного хозяйства, которые возникнув в 19171920 гг., просуществовали затем в течении всего советского периода. Это свидетельствует, что эти черты и принципы возникли не под воздействием обстоятельств, а на основе вполне определенных теоретических взглядов, в соответствии с которыми новое общество представлялось как единая фабрика. А в единой фабрике "главной задачей пролетариата является положительная или созидательная работа налаживания чрезвычайно сложной и тонкой сети новых организационных отношений, охватывающих планомерное производство и распределение продуктов, необходимых для существования десятков миллионов людей".[4] Здесь сметное финансирование вполне логично, по-другому и быть не может. Разве внутри фабрики, завода нужны реальные деньги? Конечно нет. Движение продукции опосредуется лишь записями в документах. Так происходило и в этот период: расчеты между государственными предприятиями производились путем оборотных бухгалтерских перечислений и сводились к простому переписыванию сумм с одних счетов на другие, которые являлись не отражением реальных взаимных денежных обязательств и их выполнением, а лишь счетным выражением перехода материальных ценностей от одного предприятия к другому.
В соответствии с марксистскими представлениями о новом обществе, в нем не оставалось места для рыночных отношений и их наиболее убедительного проявления денег. Таким взглядам во многом способствовала ситуация в денежном обращении. За период с июля 1918 г. по январь 1921 г. денежная масса, выпущенная в обращение, увеличилась с 43,7 млрд. до 1168 млрд. руб., т. е. в 26,7 раза, покупательная же сила рубля упала в 188 раз.[5]
Обесценивание денег подтверждала догму их отмирания, несовместимости с движением к коммунизму. Разрабатывались проекты замены денежного учета непосредственно трудовым, введения так называемых тредов (трудовых единиц учета) вместо денег. Авторы отчета, составленного финансово-счетным отделом ВСНХ в 1919 г., заявили, что "учет предприятий в денежных единицах совершенно не отвечает существу дела и техническим операциям, сметы, составляемые в рублях, являются фикциями и имеют лишь весьма относительное значение", бухгалтерские расчеты между предприятиями "при более глубоком проведении сметного финансирования уже значительно изжили себя и целесообразен лишь материальный учет". Логическим завершением таких представлений стала в 1920 г. отмена разделения бюджетов на общегосударственный и местный. Государственный бюджет превращался из денежного бюджета в материальный. Тогда же за ненадобностью был упразднен Госбанк. Конечно, далеко не все экономические крайности того времени укладывались в теоретические схемы большевиков. Многое диктовала тяжелая военная обстановка. В частности, как следствие экономической разрухи, развалом финансов можно объяснить повышение натурализации заработной платы: удельным вес натуральной платы труда возрос с 28 % в 1918 г. до 70 % во втором полугодии 1919 г., с 8287 % в 1920 г. до 93 % в январе-марте 1921 г. В 1920 г. на государственном снабжении находилось 35 млн. граждан. Но и этот факт трактовался многими как торжество идей марксизма. Тем более, что была и вполне конкретная теоретическая установка на такой порядок. В проекте программы РКП(б) В. И. Ленин писал: "В области распределения задача Советской власти в настоящее время состоит в том, чтобы неуклонно продолжать замену торговли планомерным, организованным в общегосударственном масштабе распределением продуктов.[6]
Поэтому, в целом, военный коммунизм во всех своих основных проявлениях был следствием сознательной политики партии большевиков, соответствовавшей теоретическим воззрениям ее вождей. Так, в работе Государство и революция, написанной непосредственно перед Октябрьской революцией В. И. Ленин имел такие воззрения на новое общество: Все граждане превращаются здесь в служащих по найму у государства Все граждане становятся, служащими и рабочими одного всенародного, государственного "синдиката. Все дело в том, чтобы они работали поровну, правильно соблюдая меру работы и получали поровну".[7] Разве это теоретическое положение не похоже на то, что сложилось примерно через год и разве то, что мы называем "военным коммунизмом" не было устроено по теоретическим шаблонам вождя революции? Позже в октябре 1921 г. он прямо укажет, что все было именно так. "Тогда предполагалось осуществление непосредственного перехода к социализму без предварительного периода, приспособляющего старую экономику к экономике социалистической. Мы предполагали, что создав государственное производство и государственное распределение, мы этим самым непосредственно вступили в другую, по сравнению с предыдущей, экономическую систему производства и распределения".[8]
Всякий непредвзятый человек найдет общие родовые черты между тем экономическим состоянием общества, которое возникло сразу после революционного переворота и просуществовало в своем первоначальном состоянии до середины 1921 г. и той экономической системой, которую со второй половины 80-х годов в СССР начали перестраивать. Несмотря на прошедшие семьдесят лет, к середине 80-х годов мало что изменилось в советском обществе: все граждане служащие по найму у государства, торговля всегда в значительной степени заменялась планомерным, организованным распределением продуктов. Все дело в том, что в этом обществе с самого начала и до 1990-го года упорно и настойчиво проводилась в жизнь марксистская догма о бестоварном, без рыночном социализме. В начале 90-х именно эта догма терпит крах, но не только. Вместе с ней в историю уходит нечто большее, чем командная экономика, родившаяся в октябре 1917 г.
Глава 2. Первая попытка «перестройки» системы
Кажется, о моде говорят, что новое в ней это хорошо забытое старое. Но видно эта закономерность применима не только к этой стороне жизни общества.
Перестройка 80-х годов была совсем не таким уж новшеством как нам казалось. Нечто подобное уже было в советской истории. В материалах к X съезду Советов, посвященных русской промышленности в 1922 году читаем: "Организационная перестройка (выделено В.X.) промышленности за пережитый год должна была идти крайне интенсивно, ибо прежние методы управления промышленностью, методы главкизма, ни в какой мере не могли быть применимы к новым условиям хозяйствования, принципам коммерческого расчета и т. д. Производить эту перестройку совершенно планомерно явилось совершенно невозможным, так как перестройка всей хозяйственной жизни страны в целом шла слишком быстрым темпом. Поскольку государство перестало снабжать целые отрасли промышленности, им пришлось зависеть исключительно от самих себя и ориентироваться на рынок". Здравая мысль выражена в приведенной констатации.
Приведенная фраза свидетельствует о том, что уже тогда в 192122 гг. через три года существования административно-командной экономики времен военного коммунизма была достаточно очевидна ее нелепость и неэффективность. Доказательством того, что наши предки (во всяком случае, люди занятые экономикой, а не революцией) уже тогда, в 1921 г., отдавали себе отчет в бесперспективности административной экономики, могут служить строки отчета к 9-му Съезду Советов: "Создание трестов окончательно сводит со сцены «Главкизм", как известного типа организацию, ибо поскольку Главкизм включает в себя сугубую централизацию, полную невозможность проявления инициативы и необходимость в каждом мало-мальски серьезном вопросе обращаться за директивами в центр, настолько создание полномочного управления трестов, ставит последние в такие условия, при которых они самостоятельно выбирают наивыгоднейшую линию для работы предприятия и в зависимости от этого обращаются за содействием к центру или к местным органам». Штурвал экономической политики о 1921 г. был положен на НЭП. Марксистские догмы догмами, а реальная жизнь потребовала нормальных экономических отношений, и большевики в лице своих наиболее дальновидных вождей начали переход к денежным формам хозяйства. В основу регулирования экономической жизни и прежде всего отношений города и деревни был положен рынок.
Этот крутой поворот к рыночной экономике был начат, так же как и при перестройке 80-х, с разрешения мелкой частной собственности, кооперации и аренды. Последняя по своей природе носит промежуточный характер, что делает ее особенно привлекательной в переходные периоды истории в нашей стране. С июля 1921 г. в соответствии с решениями X партийной конференции было разрешено сдавать в аренду мелкие промышленные предприятия. С этого же времени начинается восстановление платности товаров и услуг, оказываемых государством населению.