Ой, сказала мать Михаила, наверное, пошёл к дружкам, если вернётся с ними, никуда вам не уехать Собирайтесь быстрей! Пойдёте огородами, потом на попутках, может, там не догонит
В минуты собрались женщины. И вышли в путь, опасаясь непредсказуемого развития событий. Они шли и думали, что если, всё-таки, Михаил злобу затаил
Но не было погони, не было Пока никто не преследовал. И каждый из взрослых оборачиваясь несколько раз, отмечал это. А небо между тем закрыли тёмные тучи, и начинал накрапывать дождь. Несколько раз дунул сильный порыв ветра, так что чуть не посбивал с ног идущих вереницей людей, дети захныкали. Марьяна несла на руках двухлетнюю девочку, которая уже не могла идти из-за ветра, четырёхлетний пацан держался за юбку, как бывает это у передвигающихся с детьми цыганок. Лида взяла за руки шестилетнего мальчишку и шла впереди, неся ещё одну из сумок Марьяны. Петров замыкал шествие, тоже неся сумку. Был он позади, как будто бы для подстраховки, в случае нападения тех, что могли пуститься в погоню. Хотя, что он мог бы сделать? Начать демонстрировать на бездорожье несусветное каратэ или применять борцовские приёмы в картофельной ботве? Ведь против деревенского заборного кола нет приёма Но погони не было. Зато начинался настоящий сильный дождь. Он начинался, он усиливался, пока не перешёл в полнейший ливень, про который говорят: льёт как из ведра. Одежды сразу стали мокрыми, никаких зонтиков ни у кого не было. Передвигаться пришлось просто по воде, потому что тонкая линия тропинки между огородами превратилась в сплошной ручей. Петров подхватил на руки, тащившегося еле-еле за матерью пацана, который начал уже реветь. И они шли все мокрые, оглядываясь, боясь, что муженёк Марии бросится в погоню. Прошли они километра полтора огородами, потом ещё немного до асфальтовой дороги. Никто их не преследовал. Этот, сильно мешавший им идти, ливень, в конце концов, спас от погони. В такую погоду, видно, никому не хотелось выходить из дома. А спасшимся от возможного преследования нужно ещё было преодолеть несколько километров до автобусной станции. Они пытались ловить попутные машины. Редкие автомобили шли, разливая лужи, обдавая порой грязными брызгами взрослых и детей. Петров иногда посматривал на Лиду. Она, хотя и была не в меру озабочена происходящим, пыталась уговаривать старшего племянника вести себя как взрослые, но привлекательности своей не теряла. И студент невольно любовался на её фигуру в платье, прилипшем к телу, особенно подчёркивающем все её прелести. Но ей было, кажется, совсем не до того, чтобы обращать внимание, какое впечатление она производит на своего друга.
Нужно было остановить попутку. Но ни одна машина не горела желанием подвести. Да и как можно было посадить в салон такой табор цыганский, мокрый, грязный, адекватный ли, вообще? А что стало бы с салоном автомобиля, если в него вошла бы такая толпа, в неописуемом облачении из дождя и грязи. Нет, богатые авто даже не притормаживали. И всё-таки один автомобиль не проехал мимо. Это была старая вазовская шестёрка. Она затормозила со скрипом, с каким-то неустойчивым равновесием на дороге, закачавшись всем своим весом. Поливала её дождевая вода так, как из ушата льют воду на голову малышам в детской ванночке. И её остановка была как счастье для торопящихся людей, как невозможное чудо. Они разместились по сиденьям, дети на коленях взрослых. Мокрые, взволнованные, неспокойные. И молодой водитель даже не стал делать замечания не очень аккуратным пассажирам его техники. Словно бы послал его на помощь Всевышний.
Таким грязным, мокрым цыганским табором они входили и в салон рейсового автобуса. Лида уже улыбалась Петрову, понимая, что все опасности позади. И они вместе в дороге ухаживали за малышами, которым требовалось постоянное внимание. Дети, кажется, всю дорогу хотели, то есть, то пить, то ходить в туалет писать. И только в конце пути они угомонились и уснули. Петров всё это время был первым помощником Лиды. Сестра её, кажется, так устала из-за болезни, что не поднималась с кресла на протяжении всего движения. Зачем это было нужно Петрову: суетиться, помогать с детьми, тащить узлы скарба Лидиной сестры? По жизни он не был уж таким бескорыстным или сверхотзывчивым. Но что-то вело его к этой помощи: внутреннее ощущение своей необходимости А что ещё? Было это связано с Лидой Но не только же жажда приключений двигала его стремлениями. Лида была с ним рядом, смотрела на него не так, как всегда, какой-то огонёк грезился Петрову в её глазах Потом она ему ещё сказала на ушко: «Знаешь, как я благодарна тебе, мне больше некому было помочь»
Они приехали, и Петров сопроводил спасённых до Лидиного общежития. Оставил отдыхать, после таких переживаний не стал отвлекать Лиду от свалившихся на неё забот. А ближайшие дни ей предстояло много дел: сводить на операцию сестру, присматривать за детьми, а потом отправить всю свою родню в Молдавию Петров ушёл.
На другой день он заявился к Лиде: узнать, как устроились на новом месте спасённые люди. Его подруги не было в комнате. Как сказала Марьяна: ушла куда-то по делам. Но сестра Лиды усадила недавнего своего спасителя за стол, налила чай и стала с ним разговаривать. Зачем-то она завела разговор про сестру.
Александр, какие у вас отношения с Лидой? Но, мне кажется, она не всё тебе говорит. Зря она так. Я вижу: ты хороший добрый парень. И тебе нравится Лида. Я заметила, как ты на неё смотришь. Но она не свободна Ты этого не знаешь? Почему она тебе этого не говорит?
Может быть, просто разговор об этом не заводили
Может быть Но ты знаешь, что она была замужем? Не получилась у неё семейная жизнь. Развелась Она же тонкая натура, не смогла жить с пьяницей. Но сейчас у неё есть обязательства. За ней ухаживал один человек, друг погибшего нашего отца. Сделал ей предложение. Она долго колебалась, но я знаю, что всё же согласилась. И теперь должна уехать к нему на север. Тебе она ничего не говорила? Может быть, я зря тебе об этом рассказываю. Лида будет меня ругать. Но она не должна от тебя скрывать
Этот разговор озадачил Петрова. Он точно не знал ничего о Лиде. Да и не спрашивал об этом. В тот раз он не дождался свою подругу. И какое-то время вообще не приходил к ней.
Занимался семинарами, сессиями, зачётами. И развлекался в студенческом общежитии с учащейся братией, чувствуя себя обделённым в судьбе настоящей любовью
Зашёл однажды. Всё-таки решил прояснить для себя ситуацию. Лида его встретила радостно. К тому времени она уже проводила свою сестру и детей на родину. Была в комнате одна. Стала спрашивать, почему долго не приходил. Она радовалась его приходу.
Но Петров сказал:
А что приходить? Ты всё равно скоро уезжаешь
Да, я знаю, тебе Марьяна сказала Но я не скрывала, просто ты об этом не спрашивал.
Да, конечно, я виноват
Но я, может быть, ещё не решила: ехать или нет. Да и ты мне о своих планах ничего не говорил.
Да нет у меня никаких планов.
Лида подошла к нему вплотную, взяла за руку. И глядя в глаза, сказала:
Хочешь, пойдём сегодня к тебе? Ты же хотел.
Это было неожиданное предложение. Не то чтобы растерялся Петров, но почувствовал какую-то двусмысленность своего положения. И не мог обрадоваться тому, что исполняются его желания, давние мечты, к чему он стремился, встречаясь с Лидой. Теперь это показалось ему чем-то не искренним, не натуральным, не всплеском чувств, как должно бы быть. А словно бы расплатой за услугу. Наверное, желание Лиды было искренним, но какая-то стена образовалась в душе Петрова, не позволяющая принять этот момент за подарок, за дар судьбы, и воспользоваться им по-мужски, как распорядился случай. Вот именно, выглядело это в его глазах, словно расплата за то, что помог в трудной ситуации. И словно бы Лида теперь ему была обязана, должна. И она, только понимая это, соглашается Только поэтому. Только из-за того, что он помог. Она может сейчас, на какое-то время согласиться быть его, оставаясь в целом душой принадлежать другому. Не виделось в этом обмане себя ли, другого ли какого-то человека настоящего, глубоко желаемого. Как-то так понималось, в юношеском максимализме, всё происходящее Петровым. И такого ли он хотел от Лиды?
Да знаешь, я сегодня как-то не настроен промузюкал чуть внятно Петров.
Подожди, я сейчас зайду к соседке, скажу, что я ушла, и мы пойдём к тебе, сказала Лида, не слушая, что говорит Петров.
Она выбежала в дверь, оставив его одного. Петров постоял несколько секунд в комнате, потом вышел, покинул общежитие.
И шёл он домой, в свои хоромы, где по всем углам лики на фотографиях счастливых и красивых мужчин и женщин. В ночном небе сияли звёзды, далёкие, как юношеские мечты о нежных встречах с любимыми. Дорога до его дома, не асфальтированная, в ухабах и кочках, проходилась пешком быстрее, чем заканчивалось воспоминание о нескольких днях жизни. Петров что-то бормотал про себя, как немного сдвинутый умом человек, не замечал редких ночных прохожих. И мерещились за частными домами видения, тени, напоминающие силуэты неодетых женщин. Он уходил Уходил от чего-то важного в своей жизни, не испытав настоящего. Останется об этом неоднозначное впечатление в памяти. Он как бы только очнулся, подходя вплотную к своей резиденции, летнему жилью. В тусклом свете луны видны были травы, росшие по краю тропинки. За сараем и рядом с баней поднималась в рост полынь и крапива. Да, крапива. Он потом будет долго и вспоминать, и называть растение по-гуцульски. Он остановился и машинально разглядывал сорняки, стоящие стеной рядом с баней. И, словно им, этим растениям, он, как заправский сомнамбула, проговорил вслух: «Если бы ты меня любила».
Мир смотрел незаинтересованно на мучающегося Петрова, пребывающего в душевных сомнениях, миллиардами звёзд глазел, пустотой бездонного неба
Шептала лишь о чём-то урзика, и качала макушками кустиков полынь
ТРИ СУДЬБЫ
Он толкнул калитку, она не была закрыта, но не открывалась. Слегка приподнимая её, чтобы низ не касался земли, начал толкать вперёд. Да, эта калитка в деревянном заборе требовала ремонта! Обвисли петли, состарился штакетник. Из каких-то советских времен был весь этот забор, кое-где подлатанный новыми досками. Сейчас так уже не живут. Возводят высоченные заборы из полупрофиля. А то и вообще каменные стены с колючей проволокой наверху. Пётр Ильич прошёл в глубину двора частного дома мимо росших чуть не в человеческий рост травянистых растений. Пахло полынью, американской лебедой, крапивой. Что-то до боли знакомое во всей этой частной собственности вдруг показалось пришедшему человеку. Пока он не мог понять, но что-то глубинам сознания показалось узнаваемым, таким, словно из прошлой жизни видением, так что сердце отчётливо трепыхнулось в груди. Будто бы узнало нечто близкое, памятное. Но не стал сосредотачиваться на воспоминаниях Пётр Ильич, не стал выуживать сейчас из запасников прошлого что-то общее с этим местом.
Он пришёл снимать дом. Жить стало ему негде на старости лет. Мыкается он последнее время по друзьям, по квартирам, по съёмным домам, не имея постоянного угла. Так по жизни вышло, что пришлось в прошлом оставить семью, дом, детей. Вначале казалось всё это временным, но ничего не бывает таким постоянным, как временное. Теперь он искал очередное жильё: и недорогое и чтобы машину можно было поставить. Вот никак он не приживётся нигде То одно, то другое не устраивает. На покупку своего жилья денег он не накопил.
Сюда он пришёл по объявлению. Созвонился с хозяином. Предварительно обговорил условия. Внешне, если без придирок к деталям, жильё соответствовало тому, что хотелось. И сейчас он прошёл к двери дома, где на пороге сидел хозяин. Дядя Серёжа, как представился он по телефону, оказался довольно старым и дряхлым мужичком, редкие седые волосы и какой-то потухший взгляд отметил про себя Пётр Ильич. И ещё подумал, что хозяин, наверное, постарше его лет на десять, а может, меньше, ведь многие сейчас мужики выглядят старше своих лет, если жизнь их проходила в тяжёлых буднях труда. Так что изнашивались их лица и тела быстрее, чем в недавнем прошлом.
Сам же Пётр Ильич был довольно моложавым человеком и его шестьдесят с хвостиком ему не давали. Был он подтянут и мускулист, несмотря на последних лет мытарства по жизни.
Дядя Серёжа, встал на встречу пришедшему, опираясь на клюку, повёл, хромая, предполагаемого жильца в дом. И весь сгорбленный вид и хромота его теперь уже точно напомнили Петру Ильичу некоего человека из прошлого, из его жизни, из давнего времени. Так это было всё удивительно, всё совпадающе, что Пётр Ильич покачал головой.
Хозяин показывал, где будет обитать жилец. Отдельная комната. Что и требуется.
Довольно-таки было бардачно в жилье, но это не смущало нового обитателя. К особым условиям он и не стремился. Да и не могло здесь быть по-другому. Редко, как хозяин упомянул, приходит к нему дочь, чтобы навести порядок. За двести рублей ещё соседка иногда моет полы.
Пётр Ильич, осмотревшись, сказал, что всё здесь его устраивает и теперь хочет во дворе поглядеть, где можно будет ставить машину. Ворота, заросшие травой и давно не открывавшиеся, он заметил, как только пришёл.
Дядя Серёжа кивнул головой, соглашаясь с жильцом. И Пётр Ильич пошёл осматривать новое место пребывания. Он заметил: мало убирался двор, весь в некошеной траве. Можно сказать антисанитарный какой-то двор. Редко вообще в дальние углы поместья заглядывали люди. Только тропинка была слегка вытоптана. Вело одно её направление к сараю без дверей. Заглянул в него. Там находились какие-то доски, деревянные столбы, кирпичи, всякая рухлядь. Примечательного ничего не было. Но внутреннее ощущение чего-то знакомого не покидало Петра Ильича. Наконец, он понял, что ему кажется таким невероятно узнаваемым. Хоть и прошло неимоверное количество лет, но это не забывалось, оставалось в памяти и вот всплыло как светлая полоса бывшей жизни. Да, это всё напоминало тот период, когда он только приехал из глухой деревни в город, осваивать и открывать для себя цивилизацию промышленных пространств. Поселили его, пятнадцатилетнего пацана, родственники в частном доме у одного деда на квартиру. И теперь Пётр Ильич удивлялся тому сходству дяди Серёжи с тем хозяином из прошлого времени дядей Ваней. Конечно, детально внешность он не помнил, но хозяин дома из прошлого тоже был примерно таких же лет, хромал и ходил с палкой, и весь вид его был как у человека, закладывающего «за воротник».
Так он и жил тогда несколько месяцев: в проходной комнате стояла кровать у окна. Это было его место. Напротив комната дяди Вани, закрывающаяся только занавеской, а сбоку, в отдельной комнате, жил Николай, другой квартиросъёмщик, с женой Стеллой. Это был молодой парень двадцати пяти лет. Как понял Пётр потом, отзывчивый человек, Николай, в какой-то степени являлся просто ангелом-хранителем дяди Вани. Настолько всегда он был готов пойти на помощь старому человеку, бескорыстно, не требуя какой-либо платы, помогал ему по хозяйству и во всём его старческом бытие: покупал продукты, ходил в аптеку. И курировал он таким образом не одного дядю Ваню ещё один дед был в поле зрения его благотворительности. Зачем он это всё делал? Бог его знает, может быть, он по-другому просто не мог. И так уйдя со старого места жительства от дяди Леши, жившего на соседней улице, Николай всё равно не перестал навещать его, оказывать помощь. Такой уж, наверное, был человек, Николай.