После этого обстрел скученных арб, перемежающийся с конными атаками, продолжился. Положение маленького отряда с каждой минутой становилось все более отчаянным. Вскоре получил смертельную рану храбрый Донцов. Принявший после него команду прапорщик Плотневский во время контратаки был ранен и схвачен в плен. Убитыми и ранеными были уже больше половины солдат и погонщиков. При этом в живых не осталось ни одного офицера. Защиту обоза возглавил один из унтер-офицеров, но вскоре пал и он. Оставшиеся в живых еще отбивались, но решимость их была поколеблена. Кто знает, чем бы все тогда закончилось, если бы не карягинцы.
Они появились в самый критический момент боя, и все мгновенно переменилось. Опытным глазом Карягин мгновенно оценил непростую ситуацию и принял единственно правильное решение. Его далеко не полный батальон стремительно атаковал главный лагерь наследного принца, егеря прорвались к шатру Аббаса-Мирзы и овладели артиллерией. Не давая неприятелю опомниться, солдаты повернули отбитые пушки на скопление конницы и открыли жестокий огонь.
А затем кто-то из персов крикнул: «Карягин!»
Этого оказалось достаточно. Услышав о страшном Карягине, персидская конница в ужасе бросилась во все стороны. Обескураженный Аббас-Мирза уже не помышлял о реванше и поспешно ушел за Аракс.
Поражение персов было столь сокрушительно, что трофеями этой небывалой победы, одержанной горстью солдат над целой армией, были весь неприятельский лагерь, огромный обоз, артиллерия, знамена и множество пленных, в числе которых и раненый изменник грузинский царевич Теймураз Ираклиевич.
* * *
Между тем в наших войсках начались заболевания. Зараза не разбирала, с кем имеет дело генерал ли это или солдат. Цицианов писал Чарторыйскому о своем здоровье во время июльского похода 1805 года, жалуясь то на лихорадку трехдневную, то на четырехдневную, то на «понос от худых в Карабаге вод»: «из Шамхора привезли меня полумертвым со спазмами в желудке, да и теперь не более недели как лихорадка меня оставила, в чем, буде нужно, к стыду звания моего, свидетельствуюсь всеми медицинскими чинами и всеми войсками, здесь находившимися, кои видели меня на переходах в день лихорадки, что я принужден был каждые 3 версты слезать с лошади и ложиться на землю, пока пароксизм кончится, и после привала догонять колонну».
Выражая признательность за поздравления по поводу выздоровления, Цицианов довольно ясно выразил неудовольствие, что в Петербурге узнавали о его болезнях от неизвестных ему информаторов.
Избавившись от персов и немного придя в себя после болезни, наместник начал приводить в чувство окрестных владетелей. Начал с Ширванского ханства, которое обеспечивало коммуникации, идущие из Тифлиса к Каспию. Тамошний хан Мустафа изворачивался как только мог. Напрямую от подчинения России он не отказывался, но и не спешил выполнять требования Цицианова. Все оставшееся лето шли переговоры, но успеха они не принесли. Мустафа-хан по-прежнему пытался лавировать между Россией и Персией. Наконец терпение Цицианова лопнуло. 30 ноября 1805 года он во главе большого отряда форсировал Куру и вторгся в Ширван. После этого Мустафа-хан, поняв, что шутки кончились, безропотно подписал договор о переходе в подданство России. Переход сильного и влиятельного Ширванского ханства под руку России укрепил наши позиции в Закавказье и, соответственно, ослабил позиции Тегерана. Следом за Ширваном приняли российское подданство Карабахское и Шекинское ханства, Шурагельский султанат.
Не теряя времени, в самом конце 1805 года Цицианов решил окончательно поставить под контроль Бакинское ханство и Решт, дабы утвердиться в юго-западной части Каспия. Решить вопрос с Баку и Рештом должен был генерал-майор Завалишин.
* * *
Приказ Цицианова о подготовке и проведении десантной операции против Решта фельдъегерь доставил в Астрахань еще весной 1805 года. Но быстро отправиться в море не получилось. Уж больно много на Каспийской флотилии имелось всяческих недоделок, которые, как всегда, исправляли уже в самый последний момент.
Наконец в последних числах июня в устье Волги у Сладкоеричной пристани приняли на борт десант полторы тысячи солдат Казанского полка. Помощником к Завалишину был определен известный своей храбростью подполковник Казанского полка Асеев.
После этого флотилия взяла курс к Энзели, что на противоположном берегу Каспия. Море не штормило, и переход ничем не был омрачен, лишь пару раз падал ветер, и приходилось некоторое время штилевать. 23 июня подошли к Энзели.
Увы, никто на флотилии еще не знал, что обстановка в Закавказье к этому времени изменилась не в нашу пользу. Персы были уже в Карабахе, а полковник Карягин после отчаянного дела при Аскерани уже начал свое героическое отступление
С палубы Завалишин осмотрел оборону Энзели. В сам порт вел узкий пролив. На его берегах были сооружены укрепления, рядом с которыми стояли толпы вооруженных персов, грозно потрясая оружием.
Что будем делать? спросил Завалишина командовавший отрядом судов капитан-лейтенант Веселаго.
Как что? удивился тот вопросу. Высаживать десант! Зачем же мы сюда плыли?
После этого капитан-лейтенант Веселаго послал три галиота под командой Челеева для овладения городом. Наши приготовились к серьезному бою, но все обернулось иначе. Едва первый из галиотов под огнем береговой батареи миновал пролив, как защитники города в панике бросились в свои лодки и поспешили спастись бегством.
После этого разбежалась и прислуга орудий.
Через час лейтенант Челеев уже докладывал Завалишину с Веселаго:
Так что дело сделано. Персияне, как один, разбежались. Наша добыча три купеческие лайбы да восемь фальконетов, а также весь город! Увы, ключей от Энзели достать не удалось за отсутствием оных!
Завалишин остался докладом доволен. Пока все складывалось как нельзя лучше. Немедленно была дана команда на своз десанта, пушек и припасов. Через пару часов рота казанцев во главе с подполковником Асеевым заняла Энзели, подняв над ним русский флаг.
Затем с двумя ротами Асеев выступил к селению Пери-Базар, что находилось по дороге на Решт. Так как наступление шло вдоль реки, казанцев сопровождали четыре вооруженные фальконетами шлюпки, под командой все того же неугомонного лейтенанта Челеева. Работали дружно и слаженно Асеев выбивал персов штыками из засек, а Челеев поливал их картечью из фальконетов. Подойдя к селению, Асеев велел барабанщикам бить атаку и в ходе трехчасового боя овладел Пери-Базаром.
Однако именно в это время Завалишин получил от лазутчиков известие, что у Решта персы собирают серьезные силы, чтобы одновременной атакой Пери-Базара и Энзели отрезать отряд Асеева от моря, а потом истребить.
Опасность была реальной, так как многочисленность противника, густой прибрежный лес не давали возможность организовать правильный бой, в котором наши были несравненно сильнее.
Что будем делать? обратился в некоторой нерешительности Завалишин к Асееву. Может, лучше с наступлением повременить?
Если отложим, дальше будет только хуже, а потому надо немедля идти вперед! ответил храбрый подполковник.
Ну, вперед так вперед!
5 июля на Решт выступил отряд восемь сотен солдат и три пушки. Возглавил отряд Асеев. Впрочем, Завалишин также отправился с ним. Для прикрытия Энзели он оставил четыре сотни солдат и суда Веселаго.
Впрочем, перед самым выступлением отряда Завалишин отправил с местным купцом письмо Цицианова к Бабе-хану, требуя от последнего миролюбия и покорности.
К большому разочарованию Челеева и его матросов, за Пери-Базаром река уходила в другую сторону, и сопровождать отряд было уже нельзя. Пожелав удачи Завалишину с Асеевым, лейтенант развернул свои шлюпки обратно.
А вскоре первая неожиданность на пути следования отряда посреди дороги персы воздвигли земляную крепостицу, вокруг которой собрали семь тысяч воинов.
Неожиданный огонь противника внес расстройство в ряды Казанского полка, появились первые потери. И если люди быстро попрятались за камни и в овраги, то лошадей деть было просто некуда. Поэтому вскоре персы их всех перестреляли.
Опомнившись от первого удара, Завалишин с Асеевым ободрили солдат и ударили в штыки. Не приняв боя, персы бежали.
Увы, но теперь без лошадей продвижение отряда стало весьма медленным, так как пушки солдатам пришлось тащить на себе. К тому же вскоре у одной из пушек вообще сломалась ось, и ее пришлось бросить прямо на дороге.
Вскоре по сторонам дороги снова замелькали персы и хотя нападать они опасались, но стреляли из-за кустов и деревьев постоянно. При этом чем дальше, тем стрелков становилось все больше и больше. Наконец отряд дошел до широкого арыка, через который имелся каменный мост. К сожалению, персы успели до подхода наших его разломать. Офицеры и солдаты сгрудились на краю арыка под обстрелом противника. Был ранен Асеев и, хотя подполковник, перевязав рану, мужественно остался в строю, Завалишин принял командование отрядом на себя. Еще раз окинул взглядом поредевшие ряды. Все были измождены, да и патроны с порохом также были на исходе.
Сколько еще до Решта? с тревогой в голосе спросил генерал проводника-армянина.
Ровно столько же, сколько прошли, ответил тот. Семь верст.
Надо было что-то срочно решать, иначе все могли быть просто перебиты. Сколь ни тяжело было принять единственно правильное в той ситуации решение, Завалишин его все же принял.
Отступаем! приказал он коротко. Пушки тащим с собой.
Едва персы увидели, что наши отходят, они немедленно усилили натиск. Теперь единственное, что сдерживало их пыл это картечь. Причем противник трижды захватывал оставшиеся две пушки, но всякий раз казанцы отгоняли их штыками.
Так медленно отступая, отряд дошел до Пери-Базара. Удержать селение не было никакой возможности, и Завалишин продолжил отступление уже на Энзели.
Наконец добрались и до Энзели. Под прикрытием корабельных пушек сразу почувствовали себя уверенней.
Будем ждать ответа Баба-хана, может, что все еще и образуется, объявил офицерам Завалишин, хотя и без обычной уверенности в голосе.
Но последующие известия не оставили и последнего шанса на улучшение дел. Как выяснилось, Баба-хан вместо ответа Цицианову направил в Гилянь еще шесть тысяч войска, которое через неделю должно было подойти к Решту.
Между тем началась и невыносимая жара, от которой солдаты просто падали без чувств.
Отчаявшись что-то поправить, Завалишин дал команду грузить десант на суда.
Курс на Баку! велел он. Не получилось на южном берегу, попробуем взять свое на западном!
* * *
Правитель Баку Хусейн-Кули-хан был человеком многоопытным. Едва в жарком воздухе Закавказья запахло большой войной, он начал укреплять свой город, превращая его в мощную крепость. Во времена оные Хусейн-Кули-хан был дружен с генералом Цициановым, а потому понимал, что тот слов на ветер не бросает если прислал письмо о незамедлительном принятии российского подданства, то ослушания не потерпит.
Поэтому буквально за три недели до подхода русской флотилии Хусейн-хан велел вывезти в безопасные горы самое ценное имущество, женщин и детей, оставив в Баку лишь способных к его защите.
Так что к моменту прибытия Завалишина город был полон припасов, а стены ощетинились стволами орудий.
Сам Хусейн-Кули-хан заявил своим подданным:
Я лично буду защищаться как лев и того же требую от всех вас. Мы покинем наш Баку только тогда, когда уже не останется никакой возможности к обороне! Клянетесь ли вы быть послушными мне?
Клянемся! кричали в ответ бакинцы, потрясая ятаганами и ружьями.
Все ворота в город Хусейн-Кули-хан забаррикадировал, кроме одних, через которые он полагал уйти в горы в случае крайних обстоятельств.
Когда флотилия Веселаго подошла к Баку и высадившийся десант занял торговый порт, Хусейн-хан послал к Завалишину переговорщиков узнать о причинах прихода, хотя все и так было очевидно, что русские пришли не просто погостить.
Завалишин, не будучи дипломатом, ответил прямо:
Я прислан по повелению моего государя императора Александра занять Баку, а посему требую немедленной и безусловной сдачи! На раздумья даю двое суток и ни минуты больше!
Теперь у владетеля Баку оставалась надежда, что шах пришлет войска и выгонит русских, но на это надо было время. К тому же и русские не смогут сидеть под стенами Баку нескончаемо. Короче, время работало на Хусейна-Кули-хана, поэтому он, проглотив обиду, двое суток послушно молчал, когда же время вышло, вновь прислал парламентера. И тот, потупив глаза, заявил, что бакинский хан просит продлить отсрочку на два месяца.
От такой наглости Завалишин даже рот открыл. Затем, когда пришел в себя, заявил резко:
Я требую сдачи крепости до захода солнца. Ежели этого не будет, начинаю бомбардировку!
Разумеется, что с наступлением ночи Баку не сдался. На этом все переговоры были исчерпаны, и на следующий день (это было 15 августа день Успения Богородицы) наши открыли огонь по крепости. В ответ из крепости тоже полетели ядра.
При этом защитники крепости были точнее, так как артиллеристам Веселаго мешала знаменитая каспийская мертвая зыбь. И не шторм как таковой, но качает и кренит корабли так, что не возрадуешься! По этой причине ядра с судов флотилии летели в цель не слишком точно.
А затем разорвало в клочья две мортиры, поубивав обслугу. Веселаго с Челеевым кинулись разбираться, оказалось, что мортиры старые, помнившие еще Петра Великого и по этой причине наверняка все с внутренними кавернами, отчего и лопнули стволы при очередном залпе. Увы, и большинство других орудий было ненамного лучше. Но стрелять было надо, и теперь, зарядив пушки, канониры отбегали подальше, лишь один (в очередь!) оставался с пальником подле орудия, чтобы произвести рисковый залп. К тому же ядра 12фунтовых пушек не могли сделать сколько-нибудь значительных повреждений трехаршинным массивным стенам крепости.
Так долго продолжаться не могло. Понимая это, Завалишин решил обложить Баку и с суши.
22 августа подполковник Асеев начал высаживать десант. Но, несмотря на противодействие бакинцев и отсутствие лошадей, Асеев не только обложил Баку и занял ближайшие высоты, но еще отбил у противника две пушки и три знамени. Впрочем, Хусейн-Кули-хан был по-прежнему полон решимости драться до конца, тем более что он наконец-то получил известие, что на помощь Баку спешит его старый союзник Шейх-Али Дербентский.
Узнал об этом и Завалишин. Нам неизвестно почему, но узнав о возможном приближении дербентцев, Завалишин почему-то надломился и потерял волю к победе.
Генерал-майор собрал военный совет. На совете мнения разделились. И Асеев, и Веселаго ратовали за продолжение осады, другие же, наоборот, были за ее снятие и чем скорее, тем лучше. После некоторого колебания Завалишин принял сторону вторых.
3 сентября еще до подхода Шейха-Али он приказал грузить десант на суда и уходить.
Следуем к острову Сара, что у Ленкорани, объявил Завалишин, хоть поможем дружественному нам шагазскому хану вывести в пределы российские четыре тысячи его семейств, изъявивших желание принять наше подданство.