В обитель удовольствия и грез,
Приходится курсантам подниматься
На страшный перевал «Курсантских слез».
Когда курсант под дождиком и Nordom
Из города пробежечку дает,
Пред ним заманчиво и гордо
«Курсантских слез» страшилище встает.
И так года, так каждую неделю,
На камень сей курсанты слезы льют, -
От этих слез, в асфальтовые щели
Хрустальные источники забьют.
Табельным личным холодным оружием курсанта Военно-Морского училища, в те годы, был палаш. До революции морские палаши являлись принадлежностью формы гардемарин Морского Корпуса, Морского инженерного училища имени Императора Николая и Отдельных гардемаринских классов. В повести «Арсен Люпен», выпускника Морского Корпуса 1918 года С. Колбасьева, у которого, офицером воспитателем в корпусе был герой моей первой книги «Терновый венец офицера русского флота» мичман Б.Садовинский, есть строки говорящие об отношении гардемарин к палашу после его отмены большевиками в 1917 году:
«Бахметьев и Лобачевский из корпуса вышли вместе Холодно, сказал Бахметьев, и Лобачевский кивнул головой. Потом вдруг остановился. Знаешь, у меня без палаша такое чувство, как без штанов». Настолько привычным был палаш гардемаринам Морского Корпуса.
И вновь «судеб морских таинственная вязь» связала годы, людей, события. Историческая преемственность флотской формы Российского Императорского флота в советском военно-морском флоте, проявилась и в том, что как Бруно Садовинский и Сергей Колбасьев выпускники Морского Корпуса, так и курсант советского военно-морского училища Виталий Лоза ощущали на своем левом боку тяжесть морского палаша. В советское время палаш вновь стал предметом снаряжения курсантов.
Историческая справка.
Палаш морской курсантский был введен приказом Народного Комиссара Военно-Морского Флота 574 в 1940 году. Палаш предписывалось носить курсантам военно-морских училищ во всех случаях при нахождении за пределами территории училища. Ширина лезвия палаша была 29 мм, длина лезвия -730 мм. Общая длина палаша составляла 860 мм. Эфес имел форму широкой скобы из металла, ножны деревянные, выкрашенные в черный цвет с кожаным темляком.
Ношение палашей регламентировалось «Правилами ношения палаша 1952 года»:
«5. Ношение палаша обязательно за пределами территорий училищ, как на службе, так и вне службы.
6. Палаш не носится в следующих случаях:
а) в здании на территории училищ, за исключением лиц внутреннего наряда, которым это положено (дневальная, дежурная и т.п.) и особых случаев, объявленных командованием училища;
б) при несении караульной службы;
в) при прохождении летней практики на кораблях и в частях Военно-Морских Сил;
г) при ношении огнестрельного оружия;
д) при рабочей форме одежды и при бушлате.
7. Палаш носится на соответствующей лямке, надеваемой на поясной ремень слева, немного сзади прорези левого кармана. При шинели палаш носится поверх нее, при фланелевой и форменной рубахах по кушаку брюк сверху клапана.
Во всех случаях при снимании палаша с поясного ремня снимается и его снаряжение».
Палаши изготавливались разной длины, что позволяло подбирать их по росту курсанта.
Однокашник Виталия Лозы по Каспийскому Высшему Военно-Морскому училищу Виктор Владимирович Чайкин через много лет вспоминал об отношении курсантов к своим палашам:
«с 1945 по 1949 мы были курсантами Каспийского училища, тогда еще не имени Кирова и не Краснознаменного. И выпускались на флот офицерами корабельной службы. Палаш был для нас обычной и непременной частью нашей курсантской формы, символом, отличающим нас от остальных носителей форменных воротников «гюйсов» и лент с якорями. В форме первого срока ощущение его у левой ноги было настолько привычно, что отсутствие палаша воспринималось как некоторое неудобство. Уважение к этому оружию было особое. Применение его для каких-либо низменных целей исключалось. Могу сказать, что за все время нашего обучения не было случаев, чтобы палаш обнажался для драки. Да и для желающих войти в конфликт с курсантами само наличие палаша являлось сдерживающим фактором».
Учившийся в Каспийском училище в те же годы В.М. Грозный в своих воспоминаниях тоже отмечал особое отношение курсантов к палашу:
«Отношение курсантов к палашам было двойственное: конечно, мы гордились палашами, так как они определяли традиции еще дореволюционного кадетского морского корпуса и указывали на нашу принадлежность к гордому званию курсанта высшего военно-морского училища. Кроме того, они требовали строевой подтянутости и улучшали осанку. Но во многом они мешали нам: мешали танцевать с девушками; брать на «абордаж» грузовики при увольнении в город, мешали такому грубому проступку как самоволка, ибо курсант в городе без палаша прямая добыча любого патруля. А если взять в самоволку палаш, то любой старшина или офицер, видя пустое гнездо в пирамиде для палашей, сразу поймет, в чем дело».
Были и другие неудобства при ношении курсантского палаша: на косточке на левой ноге был постоянный синяк, при визите в гальюн всегда была проблема куда пристроить «сбрую» (ремень с палашом). На дежурстве спать полагалось, не раздеваясь и, соответственно, не разоружаясь, и палаш мешал отдыху. Курсант Виталий Лоза в стихотворной форме тоже описал, и очень изящно, свое отношение к личному оружию палашу:
Давно набросились поэты
На гардероб несложный наш,
Бушлаты, тельник воспеты
И бескозырки, лишь палаш
Оставлен ими без вниманья,
Но все же, право, не шучу
Оружью должное воздам я,
Тебя, палаш, воспеть хочу.
Со мною ты всегда и всюду,
И на дневальство никогда
Одеть тебя я не забуду,
А в увольнении когда,
Идешь с хорошенькой шатенкой
Тихонько под руку домой
Едва прикрытою коленкой
Она касается порой
Тебя палаш, но ведь ты знаешь,
Что сам нисколько не мешаешь,
А служишь лишь наоборот
Предметом шуток и острот.
Подобно мне, ты так же знал
Все дыры, где с тобой бывало,
Я в самоволку проползал,
(А дыр таких я знал немало).
Но я отвлекся, свою оду
Теперь окончить поспешу
И, чтоб не лить напрасно воду
Воскликну: «Слава палашу»!
Номера палаша и винтовки заносились в «Курсантскую книжку» и были персональными у каждого курсанта. Винтовка курсанта Виталий Лозы, образца 1891-1930 года, имела номер 95-93. Личное оружие винтовки и палаши, хранились в ротах, в специальных оружейных помещениях.
На парадах курсанты ходили с винтовками «наперевес» с примкнутыми штыками. «Наперевес» винтовки брались по команде «На руку!» при выходе на последнюю прямую, а потом поднимались по команде «На пле-чо!». Со штыком «наперевес» такое упражнение было небезопасным. Бывало, бескозырку сбивали штыком у товарища по строю, но многодневные тренировки с оружием позволили курсантам освоить навыки владения винтовками в строю. На последнем курсе курсант Лоза посвятил своей винтовке отдельное стихотворение, которое, так и называлось:
«95-93»:
Прощаюсь я с тобой, «подруга боевая»
Последний раз тру насухо канал,
А завтра, с облегчением вздыхая,
Снесу тебя, я на в арсенал.
С тобой три года прожили мы дружно
И не невинную тебя я получил.
Как ты была побитая снаружи,
Такой тебя лелеял и хранил.
Скажи ж спасибо другу за заботы,
За то, что редко ржавою была,
За то, что в пирамиде без хлопот ты
Покрыта пылью время провела.
Описывая в стихах училищный быт, курсант Виталий Лоза, отдал должное не только палашу и винтовке, но и не менее важному «оружию» в курсантской жизни своей кровати «койке», как называют на флоте кровать:
Люблю тебя, о, койка дорогая,
Когда устав в своем рабочем дне
В тебя ложусь, в простынках утопая
Я засыпаю в крепком сладком сне.
Люблю тебя за то, что отдыхая
Я на тебя могу спокойно лечь,
Себя тебе во власть предоставляя,
А мыслям дать спокойно течь.
Зимой и летом, в стужу и в прохладу,
В палящий зной,
в морозный зимний день
Я нахожу всегда в тебе отраду,
Всегда в тебя ложиться мне не лень.
Самым ярким и запоминающимся периодом курсантской жизни, являлась летняя морская практика. Летние месяцы для курсантов были временем встречи с морем, с кораблями, с настоящей флотской жизнью. Морская практика после первого курса проходила на Черном море. Яркие впечатления о этой практике на Черноморском флоте, курсант Виталий Лоза выразил в поэме, приводимой здесь со значительными сокращениями:
Одесса встала перед нами
В то утро с легким ветерком,
Она была еще в тумане
И объята глубоким сном.
Вот механизмы провернули,
Продраив, вымыли, продули,
И начался рабочий день
Курсантам же учиться лень.
Теперь у нас одна мечта
Скажи, что мог курсант мечтать?
Факт пообедать и поспать.
Забравшись в шлюпку, под баркас,
(Где я и сам бывал не раз)
Храпит братва могучим храпом,
Храпит везде, где можно спать.
Но сон окончен, снова надо
Прокладывать, чертить, стрелять.
Вязать узлы и пушку драить
И вечно книжку заполнять.
Конечно, морская практика это не только учеба, служба и морские походы. По субботам и воскресеньям были увольнения в город, походили на танцы в парк культуры и отдыха, знакомства с одесскими девушками:
В субботу выдраив ботинки,
Погладив клеши и фланель-
Курсанты станут, как картинки
Не удержать ничем теперь.
Спешим на берег в парк и клубы
Там танцы, музыка и джаз.
Там ждут нас аленькие губы
И нежный шепот в поздний час.
И вот бежим, бежим мы к парку
Надвинув бески набекрень,
И по дороге в забегалки
Нам забегать сто раз не лень.
Ведь там напитки, как известно,
Так чудны, вкусны, так пьянят.
А посему, весь день воскресный
К себе курсантиков манят.
Все заканчивается когда-то, закончилась и та, первая летняя морская практика в Одессе. И вот теперь, последняя практика-стажировка в Севастополе.
На стажировку на боевые корабли Черноморского флота в Севастополь, курсанты выпускного курса Каспийского Высшего Военно-Морского училища прибыли 8 июля 1949 года. Стажировка эта была особая, потому что во многом определяла будущие назначения молодых офицеров, при распределении из училища.
До начала стажировки курсанты четвертого, выпускного курса были заняты не столько учебой, сколько множеством предвыпускных забот. По графику ходили на примерки офицерского обмундирования, фотографировались на личные дела и удостоверения, писали подробные автобиографии и заполняли анкеты для отдела кадров училища, который готовил удостоверения личности и заводил офицерские личные дела. В общем, хлопот было много
Перед самым убытием на стажировку, курсантам выпускного курса, присвоили звания мичманов. Виталий Лоза с гордостью писал об этих событиях:
«01. 07. 1949 г. г. Баку.
Вот и все. Все пройдено, все осталось позади. Приятно чувствовать и сознавать это. Настроение самое что ни на есть «чемоданное». Кругом царит полнейший хаос и неразбериха, как обычно перед отъездом. Но мне все довольно-таки нравится. Люблю путешествия и дорогу. Нам предстоит проехать весь Кавказ от Баку до Батуми. Можешь поздравить меня с присвоением звания мичман».
Из Баку до Батуми курсанты добрались по железной дороге, а из Батуми до Севастополя шли на учебном корабле «Волга». «Волга» двигалась только днем, а ночью отстаивалась на якоре у берега из-за минной опасности, еще сохранявшейся тогда на Черном море.
«05. 07. 49 г. г. Батуми.
Ну вот, наше сухопутное путешествие кончилось, началось морское. Какая прелесть. Нельзя даже сравнить с тем, что было до сегодняшнего утра. Ни пыли, ни тряски, ни духоты. Кругом простор. Вверху голубой, внизу иссиня-черный и только где-то там вдалеке виднеется берег. Как легко дышится, покой, хрустально-чистый воздух. Ну просто благодать.
Опишу тебе свое путешествие по берегу. Особых приключений не было, происшествий, которыми так богата дорога тоже. Одним словом, ехали тихо, мирно, не спеша. Обычно я запасался куревом и вылазил на свежий воздух, подышать, покурить и полюбоваться природой, которая, кстати, сказать, здесь на Кавказе, довольно богатая. Вот так вот и ехал.
В Батуми приехали утром. Погрузили вещи на ожидавший нас «маленький» эдак с хороший трехэтажный дом, трансатлантический пароходик, который раньше назывался «Дон Хуан Себастиан Эльнано», а теперь просто у/к «Волга» и пошли гулять в город. Побродили по городу, сходили на пляж, а в 12 часов уже отошли от берега и теперь вот «топаем» в Севастополь. Идти в Севастополь будем, наверное, дня три, ибо приходится двигаться только днем, а ночью становиться на якорь и ждать рассвета. Здесь недавно подорвался на мине один корабль, поэтому-то и введены эти предосторожности». Так прошли сутки
«06.07.49 г. рейд Лазаревки.
Сегодня целый день шли, кругом вода, интересного ничего не было, если не считать, что всю дорогу нас сопровождала целая стая дельфинов, которые, как пацанята резвились и игрались с нами наперегонки. И физиономии их были такие довольные, и, если можно так сказать, они даже улыбались от удовольствия. Сейчас снова остановились на ночевку около Лазаревки».
Потом вторые
« 07.07.49 г.
Сегодня оторвались от Кавказских берегов и идем к Крымским. Ночевать, вероятно, будем на Чауде (Гауде?) Есть такой мыс около Феодосии».
Затем третьи сутки
«Сегодня уже 8. Летят, летят деньки. Сейчас проходим мимо Ялты, но до берега сравнительно далеко. Сегодня вечером, часов в 20 пожалуй будем в Севастополе».
В это время определился корабль, на котором Виталий должен был проходить практику.
Вот, как он сам пишет об этом в одном из писем:
« завтра я уже, наверное, буду на своем корабле, где мне суждено провести два с половиной месяца. Ох, и не повезло мне жутко. Попал на стажировку я на «кривую трубу». Может быть догадаешься, что сие значит. А это самый плохой и неприятный вариант, который можно только придумать. Ну да ладно, как-нибудь протянем. Одним словом, попал я в Севастополь на «Севастополь».
На линкоре «Севастополь» корабельного курсанта мичмана В.К. Лозу распределили в артиллерийскую боевую часть, сокращенно БЧ-2. Корабельные курсанты замещали офицеров командиров групп. Виталий писал:
«У меня в группе артиллеристов, находящихся пока под моим началом, служит один товарищ, который ходил в шлюпочном переходе и был в Кременчуге
Медленно, но, верно, привыкаю к своему новому создавшемуся положению. Много приходится работать с личным составом. Проведение политзанятий, информации».
За время стажировки Виталий познакомился не только с офицерами командирами групп и башен и со сверхсрочниками мичманами- старшинами башен, но и со многими матросами своей боевой части.
Личный состав БЧ-2 уже несколько лет подряд был одним из передовых на линкоре. Башня главного калибра, которой командовал лейтенант А.С. Шемкевич считалась лучшей на корабле. Опытнейший специалист мичман Виктор Киршак, служивший на линкоре с 1931 года, 14 лет бессменно выполнял обязанности старшины башни. Наводчик орудия главного калибра матрос Александр Ванюшкин был занесен на Доску отличников корабля.
13 июля 1949 года газета «Красная звезда» в передовой статье «Достойно встретим День Военно-Морского Флота» писала о экипаже линкора «Севастополь»:
«На кораблях и в частях сейчас идет напряженная боевая учеба. В море личный состав кораблей в трудных походных условиях решает боевые задачи, поставленные Министром Вооруженных Сил СССР на летний период.