Но для объективности надо сказать, продолжал зам, что почти всю цифру сделал один партнёр. В этом квартале, сами знаете, больше на него рассчитывать нечего. Если хотим продолжать в том же духе, надо искать новые ресурсы.
У меня большие надежды на Алексея, шумно глотнув, ответил шеф. У него есть намётки, как нам не сбавить набранный темп. На днях представлю его коллективу как нового начальника отдела продаж.
Я не знал об этом назначении, в голосе зама появилась озабоченность, вопрос уже решёный? Я бы с Алексеем не торопился, выбор неоднозначный. Он порывист, несдержан и чересчур, на мой взгляд, амбициозен. Может наломать нам тут дров, доказывая, что он самый лучший. Ему бы ещё повзрослеть. Мы же обсуждали с вами кандидатуру Ольги Ястребовой, вы её и сами обнадёживали этим повышением.
А на что мы, старшие товарищи, лёгкий глухой звук обозначил, видимо, подбадривающее похлопывание шефа по бархатному плечу своего заместителя, Поддержим, поможем, не дадим оступиться. Потенциал в нём есть, легко сходится с людьми опять же. Сам подумай, большинство наших партнеров мужики. Что Ольга, не будут они её воспринимать всерьёз. А Алексей наш с ними то да сё, и выпьет, и в баньку с девочками, вот и найдёт общий язык. Да и просили за него, честно говоря, немного понизил голос Дмитрий Александрович. Сделаем хорошим людям приятное, и они нам добром отплатят. Ольга то и так работает с полной выкладкой, днюет тут и ночует, это назначение полезности ей не прибавит. А я что, виноват, что для неё нормально так выкладываться за свою зарплату. Почему я должен оценивать работников выше, чем они сами себя. Ты понимаешь, это как в истории про ослика и морковку, пока она впереди маячит, он бежит со всех ног, главное чтобы не догнал.
Ну не знаю, не знаю, судя по интонации Филиппа Филипповича, нарисованный шефом красочный образ его не убедил. Опасаюсь я Ольгиной реакции на эту новость, качественный она кадр, много у нас на ней завязано, не хотелось бы менять построенную систему.
Не боись, проходили не раз, я ей такую новую морковку повешу, объедение, бежать будет в два раза быстрее.
Эти слова до оцепеневшей Оли доносились уже издалека, мужчины разошлись по кабинетам, а она на деревянных ногах дошла до своего и тяжело плюхнулась в кресло. Ярость застилала глаза, вытесняя даже горестные мысли о потерянной любви. Сейчас всё затмило то, как ей грязным образом воткнули нож в спину. И кто? Тот, кому она была безмерно благодарна за приглашение когда-то на работу без всякого опыта на ответственную должность в крупную солидную организацию, кто многие годы учил и поддерживал и, казалось, искренне переживал за неё, этот оборотень оказался лживым манипулятором, подлым предателем, врущим прямо в глаза.
Трудно сказать сколько времени она так просидела, перебирая воспоминания обо всех их с Дмитрием Александровичем разговорах по душам. Как он опекал её, вчерашнюю студентку, не давая упасть духом и потерять веру в себя. Как, бывало, допоздна отрабатывали в команде срочные задания и любимый начальник не удалялся в тёплую постель, а оставался вместе со всеми до подготовленного последнего документа, непринужденно, как все, хлопая в финале рюмашку выдержанного коньячка «от стресса». Как можно при этом быть такой циничной сволочью, не укладывалось в голове.
Решительно тряхнув копной каштановых волос, чтобы отогнать бессмысленные вопросы о человеческой морали, Ольга вытащила чистый лист из принтера и каллиграфическим почерком вывела «Директору филиала». «Прошу уволить меня по собственному желанию с», посмотрела на календарь, написала сегодняшнюю дату, подписала и, печатая каждый шаг, вышла из кабинета.
Тем же маршем, рассекая ожидающих в приёмной посетителей как ледокол глыбы полярного льда, как горячий нож застывший кусок сливочного масла, она прошествовала в кабинет директора, пригвоздив пылающим взором обратно к креслу дёрнувшуюся было секретаршу.
Дмитрий Александрович озадаченно взглянул на всклоченное, красное от злости создание, лишь отдалённо напоминавшее его сотрудницу, отложил лежавшие перед ним документы и отослал из кабинета юную бухгалтера-стажёра, после чего указал нежданной визитёрше на кресло у стола. С полной невозмутимостью проигнорировав приглашающий жест, влетевшая к нему фурия обошла директора со спины и через его плечо припечатала к столу лист заявления.
Директор за секунду пробежал глазами рукописный текст, отложил заявление в сторону, привычным жестом сняв и сложив элегантные очки в золотой оправе, некоторое время безуспешно пытался поймать через плечо Олин взгляд, но быстро сдался и самым задушевным грудным голосом из имеющегося арсенала, щедро приправленным отеческими нотками, начал:
Девочка моя, не пори горячку. Давай поговорим, не нужно кидаться в крайности и принимать скоропалительные решения. Не знаю, что с тобой происходит, но послушай, что я скажу тебе с высоты жизненного опыта
Слушайте вы, перебила его совершенно неблагодарная слушательница, погонщик ишаков. Всё, что мне от вас нужно подпись на этом заявлении, больше говорить нам не о чем. По-прежнему действуя из-за его плеча, она ткнула в документ указательным пальцем и злобно повторила сквозь зубы, делая акцент на каждом слоге: Ставь-те под-пись!
Уловив на директорском лице легкую виноватую гримасу с примесью раздражения, она поняла, что намёк про погонщика ишаков достиг цели.
Однако начальник был не из тех, кто так просто сдаётся. Добавив голосу металла, он снова попытался договориться со взбешённой сотрудницей:
Не знаю, кто и в каком виде донёс до тебя сплетни, но я давно хотел с тобой поговорить. Наше головное управление крайне недовольно Филиппом Филипповичем, застоялся он, нюх теряет, есть план перебросить его на другой участок, а на его место поставить молодого энергичного сотрудника, новую кровь. На прошлой неделе со мной на эту тему разговаривал главный и я сразу предложил тебя.
На несколько секунд Ольгу повело, захотелось расслабиться, плюхнуться в уютное кресло. Всё же это был тот самый шеф, к которому она не один раз за рабочий день прибегала за советом или ободряющим словом. И тот же кабинет, знакомый за пять лет работы до последнего завитка на светильниках, где прошло столько жарких дебатов, неожиданных озарений и маленьких корпоративных посиделок в узком кругу. Хотелось выдохнуть, сделать вид, что всё ранее услышанное какая-то грандиозная ошибка, доверие восстановлено и совсем скоро, уже вот-вот, она заслуженно получит замскую должность и прилагающиеся к ней замский кабинет и зарплату.
И тут вдруг Оле отчётливо послышался звук бубенчиков, нежно вызванивающих: «Динь-динь-динь, динь-динь-динь, колокольчик звени-и-ит», а перед мысленным взором радостно побежал украшенный ими гладенький серый ослик, у носа которого качалась такая шикарная морковка, что загляденье. Не чета прежней.
Взгляд её потяжелел, она рявкнула: «Подпись!» и небрежно повела над директорским ухом тренированным бицепсом перворазрядницы по толканию ядра, едва прикрытым нежным крылышком шифоновой блузки.
Через несколько минут находившиеся в приемной сотрудники наблюдали, как Ястребова вылетела из кабинета директора и, ни на кого не глядя, направилась в отдел кадров, сжимая в руке несколько помятый лист с подписанным заявлением.
Необходимые формальности с оформлением приказа и заполнением обходного листа как раз заняли остаток рабочего дня, поэтому свои вещи Ольга собирала уже в сумерках. В большую картонную коробку были сложены сменные туфли, запасные колготы, хранившиеся на случай аварийной ситуации, ежедневник, дежурная кружка и детская Олина фотография с дедом, неизменно стоявшая на её столе. У деда была лысая голова, большие рыжие усы и ярко голубые глаза. На фотографии он широко улыбался, обнимая за плечи смеющуюся внучку.
Она помнила то летнее утро в гостях у деда. Утро было прохладным и ясным. Мама с фотоаппаратом в руках встречала их с рыбалки у ворот старенького домика, а потом ждала пока они с дедом дружно в четыре руки вытаскивали ведро с уловом из видавшей виды белой Волги с козырным номером «111», бурно обсуждая добычу. Мама смотрела на них и улыбалась. Это было последнее лето, проведённое с дедом. В тот же год его не стало. История была какая-то тёмная, подробностей подростку не рассказывали и на похороны не брали, запомнилась только всё время отворачивающаяся мама, которая прятала заплаканные глаза.
От воспоминаний снова накатила тоска, вот так, за один день, рухнуло всё, что Ольга считала своей жизнью. Надо тащиться в съемную квартиру и думать, что делать дальше. В ушах снова зазвучал голос, столько лет казавшийся родным, который повторял: «Тебя слишком много».
Я ничтожество, никому ненужное ничтожество, не знающее, что делать со своей жизнью, вторила она сама этому голосу.
Пожалуй, Рудольф был прав, она всегда слишком старалась, всю жизнь так старалась быть для всех хорошей, тыкалась как слепой котёнок в поисках чужого одобрения. Переехала в большой город и получила образование, которое хотела мама. Устроилась на работу согласно полученной специальности. И тут тоже, не задумываясь о своих желаниях, всё время боялась не соответствовать, старалась угождать, угадывать чужие потребности, оправдывать ожидания.
Коварное чувство жалости к себе затопило душу. Фиг вам. Оля вытерла злые слёзы и сказала громко вслух: «Фиг вам, я не сдамся!». С мстительным выражением на лице добавила к собранным вещам казённый дырокол и покинула кабинет.
Глава 3.
Вечерний офис опустел и затих.
Нарушая тишину, стук Олиных каблуков гулким эхом наполнил пространство коридора, теряясь в дальних углах, уже поглощенных сумерками. Она дошла до лифта и нажала на кнопку вызова. Табло сверху оживилось, засияло огоньками, показывая приближение кабины. Когда двери лифта открылись, Ольга оглядела в последний раз полутёмный коридор с ровными рядами белеющих в сумерках дверей и, прижав к себе картонную коробку с вещами, шагнула в ярко освещённую кабину.
Нажав кнопку «-1», чтобы попасть на подземную парковку, она устало прислонилась спиной к стенке под звук закрывающихся дверей и закрыла глаза, мечтая, как дома скинет всё и залезет в ванну, чтобы хоть на час обо всём забыть. Потом выпьет пару таблеток снотворного и хорошенько выспится. И только потом подумает о том, что же делать дальше с работой, с квартирой, за которую теперь неизвестно как платить, и вообще со всей своей жизнью.
А лифт всё гудел и гудел и бесконечный день всё не желал заканчиваться. Открыв глаза, Оля ужаснулась, огоньки над кнопками этажей выплясывали безумный танец, складываясь в непонятные знаки. По ощущениям, с момента, как она вошла, прошло уже несколько минут. Скоростной лифт с десятого этажа явно не может столько ехать. Кнопка вызова лифтёра, по-видимому, не работала, как и все остальные кнопки, которые Ольга в панике начала поочерёдно нажимать.
По спине пробежал холодок и в голову полезли одновременно все когда-либо слышанные истории, как лифты падали в шахты вместе с находящимися в них людьми. От липкого страха перехватывало дыхание. Только перепуганная девушка решила, что пора переходить к полноценной истерике, как кабина остановилась, двери разъехались и она со вздохом облегчения в обнимку с коробкой вылетела в сырую подвальную прохладу. Судя по звуку за спиной, двери лифта почти сразу закрылись, перекрывая единственный, как оказалось, источник света.
Лишь после этого Оля начала оглядываться, пытаясь оценить обстановку. Глаза постепенно привыкали к темноте, из сумрака начали проступать очертания масштабного помещения с каменным полом и сводчатыми потолками, поддерживаемыми массивными колонными. В чем Ольга была абсолютно уверена, так это в том, что окружающее пространство не имеет никакого отношения к подземной офисной парковке. Вдобавок ко всему, хватившись сумки в поисках телефона, Оля обнаружила, что та, по-видимому, осталась в лифте.
А главный сюрприз ждал, когда стало ясно, что на месте двери лифта, на котором она прибыла, находится высоченная кованная дверь, за которой открывается ведущая наверх крутая лестница. Несколько раз пройдя туда-обратно сквозь дверной проем, но так и не обнаружив никаких признаков лифта, Оля твёрдо уверилась в том, что либо окончательно и бесповоротно свихнулась, либо лежит где-то без сознания, а мозг развлекает её напоследок такими вот извращёнными историями.
Но наяву или во сне, а подвальная сырость начала постепенно наползать на голые девичьи ноги, обутые в лёгкие босоножки. Заледеневшие кончик носа и пальцы, вцепившиеся в коробку, тоже давно сигнализировали о необходимости перемещения в более тёплое и сухое место. Потоптавшись в нерешительности на первой ступеньке лестницы, Оля со вздохом решила начать подъём. Путь наверх, хоть и довольно долгий, оказался не сказать чтобы сильно утомительным и привел в длинный коридор, подходящий больше всего древнему замку. Так Ольга решила, разглядывая каменные стены, закопченный потолок и торчащие из каменных стен факелы, часть из которых продолжала чадить, давая скупой свет.
Пройдя до конца странный коридор, за поворотом она обнаружила другой, покороче. Этот вид имел значительно более современный и совершенно не сочетался с ранее увиденными помещениями, стилистикой оформления напоминая скорее лаконичную суровость сталинского ампира. Второй коридор также перешел в следующий, тот уперся в лестницу, которая снова привела в коридор. Какие-то коридоры были бесконечно прямыми и длинными, другие, тёмные и узкие, резко и хаотично поворачивали то в одну сторону, то в другую каждые несколько метров. Одно было в них неизменно все встречающиеся редкие двери были заперты и узнать, что за ними находится, не представлялось никакой возможности. Олин мозг еще с подвала погрузился в нирвану и отказывался подвергать происходящее хоть какому-то анализу. Ей оставалось лишь констатировать очевидное: коридор, еще коридор, лестница и снова коридор. Хотелось как герой старого советского фильма сесть на пол и, возведя руки к потолку, кричать: «Кто так строит, ну кто так строит?», однако она на чистом упрямстве продолжала исследовать это фантастическое пространство, которое никак не могло существовать.
Наконец, одна из дверей в очередном коридоре поддалась. За ней оказалась тускло освещённая небольшая комната с зарешеченным узким окном и единственным брошенным на пол матрасом, на который измученная путешественница со стоном опустилась, скинув обувь. Она устроилась на матрасе сидя, прислонившись спиной к стене и вытянув многострадальные ноги, и мгновенно отключилась.
Проснулась Оля от яркого солнечного света, пробившегося сквозь закрытые веки, и сначала, ещё балансируя между сном и реальностью, искренне удивилась тому, что спит сидя. Но, когда через несколько секунд активизировавшийся мозг услужливо подкинул в деталях всю информацию о вчерашних событиях, место удивления занял страх и, как ни странно, любопытство.
«Ну со страхом всё понятно, рассуждала Оля, пытаясь глубоко дышать, как учили на занятиях по йоге, чтобы привести в порядок скачущие мысли, нет ни одного логичного объяснения происходящему, а неизвестность всегда пугает. Да и, в принципе, с любопытством тогда тоже. И страшно, и страшно интересно».