Очень скоро, благодаря своим физическим данным Афанасий был приближен к разбойной верхушке. Характер кузнеца сильно изменился. Его буйное, беспощадное поведение, проявляемое при нападении на барские усадьбы, граничило с безумием. Казалось, что с того самого момента, когда он увидел бездыханное тело своей возлюбленной, его разум закрыла беспросветная темная мгла. В первой же заварухе, словно пушинкой, орудуя тяжелым колуном, Афанасий продемонстрировал превосходные боевые качества. С этого момента кузнец Афанасий Быков превратился в разбойника и получил характерное прозвище «Колун». В последующие годы, участвуя во всевозможных стычках, грабежах и разбойных нападениях, «Колун» приобрел своеобразную славу в разбойной среде. Его имя знали и страшились по все округе. Он стал правой рукой атамана, оттеснив в сторону недовольных конкурентов. Ему поставили отдельную избу, в подполье которой бережно хранилась награбленная им за последнее время добыча. Однажды четверо недоумков попытались ею поживиться. В открытом поединке «Колун» разобрался со всей четверкой. Двое были убиты, а двое других ранены. Оставшиеся в живых поклялись всеми святыми и своим здоровьем, что впредь они будут обходить злосчастную избу за много саженей что в последующем выполнялось ими беспрекословно. Произошедшее стало показательным для всей ватаги. Во всяком случае, больше желающих наложить руку на добро бешеного кузнеца не наблюдалось.
Атаман разбойной шайки был умным и очень осторожным человеком. Поговаривали, будто у него за плечами много всякого набралось и если он попадет в руки правосудия, от виселицы ему не миновать, а может быть и того хуже четвертования, например. Однако, справедливости ради надо отметить, что именно его опыту и скрытности ватага была обязана тем, что в течение всех лет ее существования, удача сопутствовала ей. Добыча увеличивалась от набега к набегу. Но в нашем бренном мире ничто не вечно. Так и здесь, в один прекрасный день капризная фортуна решила отвернуться от вольных бродяг. Однажды к атаману из уезда прибыл соглядатай. Он прискакал на взмыленном коне, торопясь поспеть вовремя. Лазутчик сообщил, что к вечеру по реке, протекавшей недалеко от места стоянки, должен проплыть купеческий караван из трех барок, груженый всяким добром. На сей раз, усыпленный постоянным успехом, атаман изменил своей осмотрительности, купившись на щедрые посулы лазутчика. Когда ватага ринулась с крутого обрыва к стоявшим на мелководье баркам, над их бортами вдруг появились дружные ряды ружей, окутавшиеся почти одновременно белыми облачками. Разбойники, встретив неожиданное сопротивление и попав под шквальный огонь, пришли в замешательство. «Солдаты!» пронесся над толпой срывающийся крик, и среди лесных бродяг началась паника. Одни, прячась от града пуль, пытались залечь, где только была возможность: за первыми попавшимися камнями, небольшими кочками, телами убитых товарищей. Но пули доставали их и там. Другие, повернув назад, лихорадочно карабкались на вершину обрыва, становясь отличной мишенью для стрелявших. Но были и такие, которые не собирались сдаваться. С бешеной решимостью они бросались на врага, стреляя на ходу и размахивая холодным оружием. Крики раненых и стоны умирающих, заглушаемые очередным залпом, начали раздаваться со всех сторон. Несколько разбойников попыталось прорваться вдоль берега, но и эта попытка закончилась трагически. Атаман был убит пулей в лоб после первого же залпа. Чудом уцелевший раненый «Колун» сумел добраться до тайного лежбища, которое он на всякий случай оборудовал в лесу несколько месяцев назад. Рана оказалась не опасной, а могучий организм кузнеца помог справиться с ней достаточно быстро.
С побоища у реки прошел почти месяц, когда «Колун» наконец решился проведать воровскую стоянку. Он осторожно крался по лесу, стараясь как можно тише ступать по мягкому мху. Достигнув стоянки, «Колун» притаился за кустами и долго рассматривал ее, желая убедиться, что ему ничего не угрожает. Его опасения оказались напрасными. Разбойное становище было полностью разгромлено и сожжено. Куда только не падал взгляд кузнеца, везде царило запустение и лишь обугленные остовы бревенчатых изб напоминали о том, что здесь совсем недавно кипела жизнь. Оставаться на месте бывшей стоянки не было смысла. «Колун» снова был один. К тому же накопленное за несколько лет, награбленное добро, в один миг оказалось для него безвозвратно потерянным. Во истину говорят: « От трудов неправедных не наживешь палат каменных». Он вдруг вспомнил родную деревню, дом, кузню. Тоска тягучей волной разлилась по его жилам, заполнив грудь и заставив заныть могучее сердце. Он уходил от разбойничьей стоянки, чтобы больше никогда сюда не вернуться. В ближайшей деревне он обзавелся конем и, оседлав его, отправился в путь.
Прошло почти трое суток, прежде чем Афонасий Быков добрался до своей деревни. Стоя на горке, на опушке соснового леса, он смотрел вниз, где раскинулась его малая родина: пара дюжин крестьянских изб, небольшая деревенская церквушка и мельница. За церковью виднелись кладбищенские кресты. Там была похоронена вся его родня. Вон и его изба, а рядом кузница. Дом стоял в запустенье: крыша кое-где провалилась, окна и дверь заколочены, небольшой огородец зарос густым бурьяном. Жалость к себе, к своей не сложившейся судьбе, к брошенному хозяйству тут-же переросла в горькую обиду, которая острой косой полоснула по сердцу.
Будьте вы прокляты! прохрипел он негромко. Его голос, словно стон раненого зверя, возник и улетел неведомо куда, унесенный ветром. Любимое ремесло, любимая девушка, как давно все это было, кажется в другой жизни.
А ты возмужал Афоня раб божий, внезапно раздался сзади знакомый голос.
«Колун» быстро развернулся. В нескольких шагах от него стоял пожилой священник в черной рясе. Он открыто, без всякого страха смотрел в лицо кузнеца:
Что-то ты пугливым стал, раньше за тобой такого не водилось. Али не признал меня?
А-а, это ты отец Серафим? с явным облегчением протянул «Колун», и как же я тебя не приметил?
Господь слух отвел, последовал скорый ответ.
Несколько мгновений они рассматривали друг друга. Отец Серафим, священник деревенской церкви, роста был чуть выше среднего, худощав. На его осунувшемся загорелом лице выделялись большие, сияющие какой-то внутренней силой, серые глаза. Этой силой была вера. Он неистово верил в Высшую силу, в Бога и старался привить эту веру своей пастве. Афонасий обратил внимание, что за последние годы старик заметно сдал: его лицо избороздили новые морщины, сам он заметно «усох», длинные седые волосы, собранные сзади в пучок, развевались на ветру, словно пакля. Однако дух его не был сломлен. Это то единственное, что старый священник смог не растерять за долгие годы трудного общения с многочисленными людскими душами. Отец Серафим опирался на посох, через плечо его была перекинута котомка. Он стоял на более высоком месте, возвышаясь над кузнецом, и тому вдруг подумалось, что старика направил к нему сам Господь, дабы подвергнуть испытанию его душу.
Афонасий повалился на колени перед священником:
Благослови святой отец!
Нету у меня к тебе благословения, сухо произнес тот.
А как же Господь, прощающий всех кающихся грешников? Ты же сам проповедовал.
Отец Серафим затряс своим посохом:
Не поминай имя Господа всуе! Человекоубийство есть тягчайший грех! Ответствуй, почто сотворил душегубство?! Почто загубил двух созданий божьих?!
Голос священника грозно вопрошал, словно глас Спасителя на Страшном суде.
Двух?! вскричал изумленный кузнец, о чем говоришь ты, монах?!
Уйми свой норов, Афонасий. Я тебя с рожденья знаю, эти руки тебя в святой купели крестили. Обманывать меня не к чему, одни мы здесь, да еще Господь. Ответствуй по делам своим!
Афонасий только сейчас почувствовал огромную усталость, словно все грехи его разом навалились ему на плечи. Полное безразличие и опустошенность овладели им.
Зачем объяснять святой отец, все равно никто не поверит?
Ответствуй, раб божий! голос священника и его грозный, словно с иконы сошедший лик, подействовали на кузнеца. Осенив себя крестным знамением, он начал свою исповедь. По завершении своего рассказа Афонасий даже почувствовал, что немного полегчало на душе.
Выслушав историю кузнеца, отец Серафим задумался. Афонасий не решился нарушить наступившее тягостное молчание.
Грехи твои тяжкие и отпустить их теперь я не в силах, наконец произнес священник, однако обещаю, буду молить Господа за душу твою грешную, да и тебе надобно в храм идти, о прощении молить всевышнего.
Внезапно невдалеке послышались многочисленные голоса. «Колун» вскочил на ноги:
Смотри святой отец! Не выдай! с угрозой в голосе воскликнул он, запрыгивая в седло. Время настанет, приду грехи замаливать, а пока прощай.
Отец Серафим обратил внимание, как быстро изменился кузнец. Теперь перед священником предстал не кающийся грешник, а опасный, ощетинившийся волк-одиночка.
Пришпорив коня, кузнец скрылся среди деревьев. Отец Серафим еще долго стоял и молча глядел в сторону ускакавшего Афонасия. Исповедь кузнеца заставляла задуматься. Священник тяжело вздохнул, действительно « пути Господни неисповедимы». Ему очень хотелось, чтобы эта их встреча оказалась не последней.
Неизвестно, какая судьба ждала Афонасия в дальнейшем, но ближайшее будущее не сулило ему ничего хорошего. Возле деревни его заметили возвращавшиеся с поля крестьяне. Среди них был отец погибшей девушки. Уверенный, как и все в округе, что кузнец убийца его дочери, он загорелся праведным гневом, желая как можно скорее отомстить. Послали за подкреплением в деревню. На помощь прибежали еще несколько крестьян, прихватив с собой рыбацкую сеть. В результате облавы, благодаря внезапному нападению и численному превосходству, «Колун» наконец был схвачен. Опутанный сетью и избитый, окончание дня он встретил в подвале барской усадьбы. Ему очень повезло, что барин находился в отъезде и должен был приехать только на следующий день. Иначе этой ночью ему не дали бы уснуть. Дворовые же особой прыти не проявляли: покойного племянника барина не любил никто, а в смерти девушки от рук кузнеца они сильно сомневались. Наконец освободив кузнеца от сети, его оставили запертым в подвале. Управляющий приказал двум крепостным мужикам охранять дверь. Те же, понадеявшись на крепость запоров, отлучились на сеновал, где их ожидали подружки из числа местных красавиц. Вернувшись под утро на свой пост, горе охранники в ужасе обнаружили, что дверь выбита, узник исчез, а невдалеке, прислонившись к стене, без сознания лежит солдат из команды, квартировавшей в поместье. Дальнейшее известно. Больше половины дня «Колун» бегал по лесу, путая следы. Когда он был почти уверен, что ушел от погони, приглушенный собачий лай вновь напомнил ему об опасности. Наконец, измотавшись окончательно, мокрый и грязный «Колун» рухнул под высокой елью на сырой мох. Тупое безразличие начало овладевать им. Он никак не мог оторваться от своих преследователей. « Видно загонщики опытные, да собаки натасканные», мелькнуло в голове кузнеца. «Колун» со злостью рубанул кулаком по грязной жиже. Раз такова его судьба, что же, он постарается, как можно дороже продать свою разбойничью шкуру. Вдруг, какой то странный звук привлек его внимание. На лице «Колуна» заиграла улыбка, которая, скорее всего, была похожа на волчий оскал. Он даже зарычал от восторга. Вот он шанс! Звук нарастал, становясь все громче. Кузнец резво вскочил на ноги, словно и не бегал половину дня. Побежав на звук, он увидел просвет среди деревьев. Небольшое усилие и он выбрался, наконец, из леса. Звон бубенцов раздавался рядом. Прямо на него, по лесной дороге летела почтовая тройка. Беглец понял, что капризная фортуна дает ему путь к спасению. «Колун», зарычав во весь голос, ринулся наперерез. Он успел заметить перекошенный рот и в изумлении округлившиеся глаза ямщика, пытавшегося придержать лошадей. Получив несколько ударов, мощное тело кузнеца повисло на конской упряжи. Тут же, не дав никому опомниться, он оказался возле ямщика. Тот что-то орал благим матом и даже замахнулся на кузнеца кнутом. Однако «Колун» не собирался с ним церемониться и через пару секунд бренное тело незадачливого возницы распласталось в дорожной грязи. На некоторое время он стал неопасен. Далее, к сожалению, «Колуна» ждал небольшой сюрприз. Пассажир, какой то молодой франт, воспользовавшись заминкой, выхватил пистолет и направил его прямо в лоб налетчику. Увидев это, кузнец замер на месте, поигрывая здоровенным тесаком, принадлежавшим солдату, вставшему на пути беглеца. Он прикинул расстояние и принял решение метнуть нож. Еще мгновение и острая сталь должна была совершить свой смертельный полет, проткнув тело молодого идиота и пригвоздив его к кибитке.
Близкий собачий лай заставил «Колуна» вздрогнуть. Времени на возню с молокососом уже не было. Пообещав молодому человеку скорую встречу, кузнец, перешагнув через бедного ямщика, скрылся в лесу. Чертыхаясь и отплевываясь, он снова продолжил свой бег, то и дело, уклоняясь от хлеставших по его лицу веток. Иногда он ненадолго останавливался и, сдерживая дыхание, прислушивался, не раздастся ли снова, так ставший ненавистным для него, собачий лай. Неожиданно лес закончился и «Колун» выбежал на открытое пространство, кое-где поросшее небольшими рощицами из молодых березок. Вдалеке, на горизонте темнела полоска леса.
Чертово болото! с отчаянием в голосе выдохнул запыхавшийся кузнец.
Поманив пальцем, капризная Фортуна снова повернулась к нему спиной. Тяжело дыша, «Колун» стоял у края болота и решал, как ему поступить: повернуть назад и попробовать с боем прорваться сквозь облаву или рискнуть пройти по болоту к спасительной полоске леса. В первом случае шансов выжить практически не было, во втором хотя и эфемерная, но надежда все-таки была. К тому же «Колун» надеялся, что облавщики в болото не полезут. Достав тесак, он выбрал березку покрепче и, срубив ее, сделал шест. С большой осторожностью «Колун» ступил на болотный мох. Тот зашипел, словно сжатая мокрая губка, исторгая из себя мутную болотную жижу. Прощупывая дорогу самодельным шестом, он не торопясь, стал продвигаться вглубь болот. Отойдя достаточно далеко, «Колун» услышал сзади собачий лай. Повернувшись, он разглядел только что вышедших из леса двух человек с собакой. Один из них был одет в зеленый солдатский мундир. В руках тот держал ружье, которым целился в беглеца. В следующее мгновение над головой солдата взвился дымок, а затем долетел звук выстрела. Вестник смерти прошуршал возле головы «Колуна» и унесся вперед в поисках жертвы. Не раздумывая, кузнец картинно взмахнул руками и рухнул как подкошенный за ближайшую кочку. Он некоторое время пролежал неподвижно, изображая убитого и прислушиваясь к окружающим звукам. Затем, очень осторожно, «Колун» вытащил из-за пояса тесак и замер в ожидании своих преследователей. Однако все было тихо. Полежав без движения, еще немного времени, он не выдержал и незаметно выглянул из-за кочки. Увиденное озадачило его. Двое преследователей, как ни в чем не бывало, неспеша рубили ветки и укладывали их для костра. Собака спокойно лежала рядом, сложив голову на передние лапы, и изредка принюхивалась. Кузнец вознес молитву Господу, чтобы дувший в его сторону ветер не поменял направление.