Вон, говорит, видишь, человечек бродит. Это Санюга Пюпитерский. Ес-сно, как легко догадаться, из Питера. Я только что перехватил его на аллейке и выгреб у него всё самое интересное.
Ты знал, что он приезжает?
Нет. Я просто увидел, как он идёт сюда от метро.
Я поражался Яше. Он не просто сёк издалека иногородних курьеров. Он постоянно выхватывал из толпы незнакомцев, которые, будучи в командировке в Москве, посещали стремительно набирающий федеральную популярность музыкальный толчок. Если у новичка была пластинка на продажу, Яша был тут как тут с наличными. Если человек забредал что-то приобрести пока остальные пиплы только разевали рот, Яша уже вынимал искомое из своей сумки.
Появлялись на горбушке два приятеля, молодые партнёры-бизнесмены Фима и Граня. Подкатывали то на новой Ладе 2107 одного с номером 9111, то на новом сорок первом москвиче другого с номером 9112. Серенький москвич часто ломался, видели мы его редко. Забегая вперёд, отмечу, что ту алую «семёрку» потом у Фимы купил Яша, после того как разбил отцовскую «копейку», и рассекал на тех же номерах с тремя единичками по генеральной доверенности.
В то время автомобили парковали прямо на площадке перед ДК им. Горбунова. Никаких шлагбаумов и пешеходных зон (кроме аллейки, а она относилась к Филёвскому парку) не было и в помине. Все мобилизированные граждане были на виду.
Однажды Фима подошёл к нам с Яшей и спросил, не хотим ли мы подзаработать? Яшины глаза заблестели. Но по мере погружения в предмет ему стало скучно.
Я не буду этим заниматься, отрубил он и отчалил.
Я же смекнул, что это идеальная идея для нас с Костей. Суть её заключалась в том, что Фима с Граней оптом закупают дефицитные холодильники «Атлант» на Минском заводе холодильников. Первая партия уже находилась в арендованном ангаре на задворках одного из НИИ на Лесной улице. Требовалось наладить сбыт. Конечно, холодильники на импортных комплектующих разлетаются как горячие пирожки. Но это когда люди знают, где их брать. Наша помощь делу и должна была заключаться в информировании населения, куда за ними ехать. За каждого привлечённого клиента Фима пообещал солидный процент.
Пожали руки и разбежались. Вечер той же субботы Костя потратил на занятие каллиграфией. Он старательно вычерчивал под копирку пачки объявлений о продаже холодильников «Атлант», оканчивающиеся колонками с домашним телефоном, которые я далеко не столь аккуратно разрезал ножницами на лапшу. Шарахаясь от бродячих собак, попёрлись в ночь расклеивать объявления по району.
С утра нацелились принимать звонки. Но телефон упорно молчал весь день. Часов в пять вечера Костя решил поднять трубку и обнаружил, что гудка нет! Я метнулся к себе у нас гудок был. Значит с линией всё в порядке. Разобрали Костин аппарат. Но дело оказалось не в нём. Телефонный шнур вывалился из вилки, когда мы попытались выдернуть её из розетки, чтобы замерить в ней напряжение. Оказались переломаны тонкие медные контакты.
Я вспомнил, как надысь размашисто споткнулся о телефонный шнур в тёмном коридоре Костиной квартиры, и почувствовал себя виноватым. Молча зачистил провода и прикрутил всё как надо. Связь была восстановлена.
И телефон взорвался! Мы, сменяя друг друга, приняли тридцать три звонка, на пару охрипнув к позднему вечеру, когда шквал звонков иссяк. Успех ошеломил. Дюжина покупателей готовы прямо завтра покупать однокамерные холодильники, и ещё двое замахнулись на дорогие двухкамерные. Мы записали фамилии страждущих и велели им явиться в понедельник к десяти часам утра в указанный НИИ на Лесной улице.
Я набрал Фиме и предупредил его. Он заверил меня, что всё будет хорошо.
Хмурое сентябрьское утро очередного календарного понедельника встретило нас зарядом квёлых тополиных листьев. Безалаберный сквознячок просочился в арку и теперь играючи разметал падшую листву, игнорируя тщетные попытки дворника собрать их в кучку. Проспект пердел прохудившимися резонаторами выхлопных систем всех мастей. Осыпая искры с влажных проводов, прогудел мимо ржавый сорок восьмой троллейбус. Перешли артерию на законный зелёный у «Галантереи» и махнули на Трифоновскую. Немытые витрины магазина «Одежда» зеркалили раздолбанный асфальт и свинец неба того же оттенка. Навстречу, грузно переваливаясь на разошедшихся стыках, старательно облизывал кривые рельсы трамвай неубиваемой чешской конструкции пятого маршрута. С ним нам было не по пути, а аналогичного трамвая по параллельным рельсам в обратном направлении не просматривалось.
Впрочем, изрядно замёрзнуть мы не успели. От городского акустического фона отделился и принялся нарастать электрический гул, звон стёкол, скрип раздавленного песка, перетираемого стальными катками в ложбине рельсов. Наконец, с воем трущихся о стрелку реборд, вагон вывернул с улицы Гиляровского и отметился на остановке.
Прокомпостировали два талона и повисли на штангах под потолком. В трамвае тепло и многолюдно. Я принялся рассматривать утренних понедельничных пассажиров и фантазировать на их счёт.
Смотри, Костя, шепчу ему на ухо, вон сидит Изверги́я Сердеевна Злобадамска́я.
Костя повернул голову на заштрихованную толстым слоем грима сморщенную и перезагорелую особу в бархатной шапочке с брошкой. Её лицо было странным образом перекошено, но абсолютно ничего не выражало.
Она едет к зубному. Воспалился плохо прочищенный канал под золотой коронкой.
Жертва подтяжки лица, лениво возразил Костя.
А вот! Вот Кондрат Мефодьевич Монтекри́стов!
Ого! тут уж Костя не смог сдержать улыбку.
Коричневый плащ с погончиками. Чёрная кожаная перчатка утвердилась на поручне, рукав обнажил запястье. На нём массивные часы «Слава» жёлтой латуни, которая при должной фантазии сойдёт за золото. Серый шёлковый шарф с рисунком из «огурцов». Из-под него выглядывает тёмно-синий галстук. Таких у нас не делают: с королевскими лилиями, вплетёнными нитью смежного оттенка. Аккуратно подстриженные по моде семидесятых баки, огромные очки в роговой оправе и пижонская шляпа трибли, впрочем, излишне насаженная на уши, ибо на улице реально холодно.
Графа ждут в министерстве, а у него «Бентли» поломался.
Костя деликатно ржёт, а я распаляю воображение:
Знакомься, Асбест Платонович Куль-баба.
Речь шла о полноватом непричёсанном сударе с красной кожей лица. Могучий борт его расстёгнутой куртки висел этаким стакселем, задранный могучей рукой, прицепившейся к подпотолочному поручню. Парус загораживал обзор сидящей у его ног старушке, которая безуспешно пыталась дать о себе знать.
А это библиотекарь университетского Аптекарского огорода Февронья Потапышна Взбулькис. Да-а, редкой профессии человек: библиаптекарша.
Такие тоже нужны!
Видишь, ему не до неё. У него трагедия. Он вот уже четверть века безуспешно пытается запатентовать своё изобретение.
Какое? не терпится Косте.
Ну, пусть, скажем виляю я, так как ответ возникает не сразу, он изобрёл новую канцелярскую кнопку. С выточкой под ноготь для управления процессом прикнопывания в реальном времени.
Костя тихо уссывается, а меня уже не остановить.
За ним Ну, вот тот, с кем они переталкиваются попами, это Эраст Фомич Протозойский. Правая рука второго зама по бумажной работе швеи бисером седьмого разряда Всеславы Вениаминовны Отъехало-Дурасовой. А вот, впрочем, и она сама. Восседает у ног своего телохранителя, любезно согласившись подержать на своих мощных коленях его потрёпанный портфель с её же, впрочем, заявлением в ЗАГС. О чём заявление? О смене фамилии, о чём же ещё? На какую? Конечно, на «Орехову-Борисову». Пропуск в светское общество. Ведь Всеслава Вениаминовна Орехова-Борисова мечтает председательствовать в Клубе бывших советских старост имени Михал Иваныча Калинина.
Трамвай гремел, пассажиры сменяли друг друга, меня несло. МИИТ, Пали́ха, долгий светофор через Новослободскую перед Лесной. В конце концов соскакиваем с подножки, минуем криво припаркованную алую «семёрку» с тремя единичками и несёмся к невзрачной проходной. Ступеньки давно раскрошились под сотнями суетливых ног. Глаз стеклянной официальной вывески безнадёжно выбит, так что как официально звался тот институт, выяснить не удалось. Производственные часы «Стрела» в холле показывали 10:05. Нас никто не окликнул, и мы ввинтились по лестнице до курительной площадки между третьим и четвёртым этажом. Там, на широком подоконнике продуваемого сквозняком окна во внутренний дворик сидел рано полысевший мужчина с ясными светлыми глазами, мял в руках вязаную шапку.
А я уже думал, вы не придёте. Решил, шутка какая. Мне холодильник позарез нужен. Полпоросёнка вчера привёз из деревни и такой неприятный сюрприз! Наша старая «Ока» сдохла.
Костя вычеркнул одну из фамилий в списке, а я проводил её обладателя в кабинет Пардон, в офис Фимы и Грани. Постучался, просунул голову в щель и многозначительно подмигнул пинающим балду бизнесменам.
Почин на лицо, хотя ничего общего со вчерашним телефонным ажиотажем он и не имел. Мы расплющили задницы о холодный подоконник. За покромсанными ветками тополей поблёскивал полукруглый оцинкованный ангар с заветными холодильниками. Костя помахивал листочком с фамилиями. Безлюдной лестницу назвать было нельзя. Народ то и дело шастал, и мы с пристрастием и надеждой всматривались в каждого, кто поднимался мимо нас в верхней одежде. Одна семейная пара заговорила с нами.
Ребята, вы не знаете, где тут холодильники продают?
Ёкнули сердца. Костя поинтересовался фамилией. В нашем списке таковой не оказалось. Я пожал плечами и подробно объяснил, где на четвёртом этаже найти Фиму.
Время шло. Мы сидели. Повторялись расспросы. Да я уже и сам встречал вновь прибывающих стоп-возгласом: не за холодильником ли они явились? Но называемые фамилии по-прежнему упорно не стыковались с Костиным списком.
Наступило время обеда, и мы осознали, что безнадёжно проголодались. Я метнулся к Фиме, виновато выдал какую-то ахинею на вопрос о том, куда запропастились толпы наших клиентов, и с благодарствием принял купюру, соответствующую сумме нашей комиссии за одного единственного приведённого покупателя.
Банкнота была потрачена на две пары пирожков в палатке на противоположной стороне Лесной. Мы долго и подозрительно принюхивались, прежде чем Костя пошёл в лобовую атаку:
Ваши пирожки мявкают или гавкают?
Нибенимечют, не растерялся остроумный мужик.
Если с козлятиной, мы, пожалуй, пойдём, попытался я схватить Костю за руку.
Они с бараниной, прошептал мне на ухо Костя. О да, я узнал этот запах!
Костя в детстве часто посещал Чирчик4, поэтому я поверил ему на слово.
Отправившись в обратное путешествие на трамвае, мы подавленно молчали. Избегали встречаться глазами. Раздразнённый бесподобными, но кооперативными, а оттого весьма компактными пирожками, желудок урчал на весь вагон и требовал ещё пирожков, котлет, сосисок или хотя бы пельменей, рулек, рябчиков, на худой конец запечёного кабанчика с луком и хрусткой корочкой. Одним словом, принялся загадывать «три жевания».
Эта и следующая недели прошли под знаком ожидания звонков, фиксации места встречи с желающими приобрести холодильники, поездками на пятом трамвае на Лесную улицу. Ежедневно мы принимали десять-пятнадцать звонков и продавали один-два холодильника, хотя не обошлось без рекорда: в четверг было продано четыре холодильника, два из которых были дорогими двухкамерными, и комиссия, соответственно, жирнее.
Однако потом звонки стали плавно и неуклонно сходить на нет, а количество проданных холодильников упало до нуля. Костя был убеждён, что пора обновлять наживку. Он написал ещё пачку каллиграфически выверенных объявлений, и одним поздним неуютным вечером мы, раздвигая коленями кожаные носы бродячих собак, выдвинулись на расклейку. Костя жирно намазывал силикатный клей поверх наших же старых объявлений с оборванной бахромой и залеплял их свежими.
Но дело ничуть не оживилось. Звонки практически иссякли. Однажды наступил угрюмый пасмурный день, когда телефон окончательно замолчал. Проверка аппарата на этот раз ничего не дала связь была исправна. Костя решил, что дворники соскоблили объявления, и промозглым вечером, отпихивая подошвами тощие борта бродячих собак, мы отправились проверять нашу рекламу. Объявления были на месте. Лапша покорно развевалась на холодном ветру. Пока Костя фиксировал глазом нашу точечную расклейку, я от нечего делать озирался на прочие объявления, которыми пестрели стихийные рекламные плоскости. И каково же было моё изумление, когда я осознал, что
Все столбы, заборы, простенки, трансформаторные будки и остановки были оклеены объявлениями о продаже холодильников «Атлант».
То ли на Фиму работала целая армия посредников, то ли сами Фима и Граня вляпались в жёсткую конкуренцию, что было немудрено. Редко какое предприятие в те времена работало на полную мощность. Но если такое всё же случалось, склад готовой продукции распахивал двери любому перекупщику с деньгами.
Время шло. Мы уже давненько не были на Лесной, и вот однажды договорились продать одному клиенту сразу два холодильника. Он буквально достал нас, названивая каждый час. Уточнял цену, скидку за пару, место и время. Переспрашивал, точно ли мы там будем? Хвастал, что на нём красная шапка, легко узнать. Жаловался, что тёща без холодильника его на порог не пустит. Второй же холодильник он покупал заодно, чтобы получить скидку. Проговорился: для любовницы.
Клиент оказался не только назойливым и предприимчивым, но и обязательным. Ровно в десять утра он сам лично в красной шапке за рулём бортового уазика уже подпёр ворота института, а к нам на площадку перед четвёртым этажом направил даму. Ту самую любовницу, которой падал с неба новый холодильник.
Любовница тихая маленькая серенькая мышка в сереньком пальто. Типаж учительницы средних классов, которую никогда не слушают ученики. Женщина, молодость которой миновала в смутных желаниях и на жёстком самоконтроле.
Фима невозмутимо принял у неё деньги и передал их Гране. Тот тут же отслюнявил для нас две купюры и положил их в ежедневник, по псевдоносорожьей обложке которого выстукивал пальцами ритм из Planet `P` Project. Он так увлекательно барабанил, что я засвистел тот незабываемый мотивчик из March of the Artemites5, ибо тоже очень любил эту пластинку. Граня тут же напомнил, что как раз у меня он её себе и выменял. Счастливчик! Слушает теперь мой любимый винил. А я внимаю с катушки Может себе позволить, гад. Холодильниками барыгать не семечками торговать на привозе. Хотя некто Рабинович Гершель Йегудович и на семечках себе состояние сделал. Страшно подумать, каких бы высот в бизнесе он достиг, если бы торговал холодильниками! Вероятно, начал бы их производить сам! И наладил экспорт в африканские страны через Одесский торговый порт.
Фима ставит штамп на накладную и объясняет покупательнице, как заехать на склад. Тут распахивается дверь и на пороге объявляется собственной персоной Костя, хотя мы и договаривались, что дела со знакомыми предпринимателями вести буду только я. За руку он тащит неуверенного пожилого мужчину в тёмных очках и с палочкой.
Вот вам ещё клиент.
Я опешил. Выталкиваю Костю в коридор. Он огрызается на меня с видом «а чем я виноват?» Пока бредём по убитому линолеуму, Костя оправдывается, что мужчина тот очень плохо видит и просто бы не справился на этом бесконечном этаже без посторонней помощи. Спускаемся по лестнице. Через пролёт нас окликает ухоженная дама в лисьей шубке, из категории тех, которые привыкли командовать мужчинами: