Закончив, хин отстранился и сцепил пальцы.
Я знаю, каково это, тихо сказал он. Знаю, каково это, когда у тебя отнимают все. И знаю, как это трудно продолжать жить.
Лань посмотрела на него, крепко обхватив себя руками. В его глазах не было ничего от той чуждой, древней черноты. Выражение лица хина было собранным и сдержанным. В нем не проглядывалась доброта, только жесткое, ранящее сочувствие.
Но ты должна помнить, что если решишь жить, то не только ради себя. Он взмахнул рукой, как будто хотел прикоснуться к своему сердцу. Ты будешь жить ради тех, кого потеряла. Внутри тебя хранится их наследие. Элантийцы уничтожили все, что составляло основу нашего царства: наши семьи, культуру, образование, принципы. Они хотят поставить нас на колени, подчинить так, чтобы мы никогда больше не посмели подняться.
Но они не знают, что пока мы живы, мы несем внутри себя все, что они уничтожили. И в этом наш триумф, наш бунт. Дождевые капли прилипали к его ресницам, но ни один из них не отвел взгляд. Не позволяй им победить.
Лань закрыла глаза, и ее спутник позволил девушке плакать в тишине. Дождь заглушал любой звук, который она могла бы издать. Когда ее плечи расслабились, а прерывистое дыхание стало ровным, Лань снова подняла голову. Плотнее натянув плащ на плечи, девушка взглянула на хина и осознала, что тот сидит под дождем в одной тонкой белой рубашке. Ткань намокла и стала полупрозрачной, обрисовывая стройные мускулы, словно набросок углем. Рубашка была разорвана с одной стороны, и по ней, как уродливое чернильное пятно, растеклась кровь.
Ты можешь вылечить мою руку? ее голос был не более чем шепотом.
Пристальный взгляд хина снова сосредоточился на ней, и девушка увидела в глазах парня, как одолевающие его самого мысли рассеиваются, будто дым.
Не могу. Но если доверишься мне, я могу наложить временную печать на металл и на твою ци.
Мою ци?
На лице хина отразилось понимание.
Так ты и правда ничего не знаешь?
Лань уставилась на своего собеседника.
Тогда ты точно не практик, заявил парень после нескольких минут молчания. Он сосредоточенно нахмурился У тебя сильная связь с ци. Я почувствовал ее слабый след в лавке старика Вэя, а потом в комнате чайного домика, но затем все исчезло до этого момента. Похоже, пробив печать на запястье, элантийский маг разблокировал твою силу. Ты вся светишься от ци.
Печать. Ци.
Подобные слова она встречала только в сборниках рассказов или слышала в старых легендах.
Лань прикоснулась пальцем к своему лбу. Гудение энергий, которое она ощутила после того, как они приземлились в лесу то, как мир ожил в чистейшей, самой невероятной гармонии, что ей когда-либо довелось испытывать. Было ли это?..
Хин наклонил голову. Дождь ручейками стекал по его черным волосам, но он смотрел на нее, усталый и серьезный.
Я знаю, что в наши дни о древних практиках говорят только в легендах и преданиях. Но мы существуем. Всегда существовали. и ты казалось, он хотел дотронуться до ее левой руки, но передумал и вместо этого указал на ее шрам: Если ты не одна из нас, тогда ты каким-то образом связана с кем-то из практиков. Никто из нас не станет накладывать на другого человека печать без особой на то причины.
Ее сердце Лань никогда раньше не чувствовала, чтобы оно билось так сильно. Уставившись на хина, она испытала внезапное желание прижаться к нему, чтобы убедиться, что он не растает в темноте, как дым или тени.
Как мама.
Поскольку Лань молчала, парень вздохнул.
Позволь мне тебе кое-что показать, сказал он. Дай мне руку. Обещаю, будет не так больно.
Лань нравилась его манера говорить: прямо, честно, излагая всю правду, какой бы суровой она ни была. Она устала от лжи и недомолвок.
Девушка колебалась.
Что ты собираешься сделать?
Хин выглядел усталым.
Наложу Защитную печать на металл, введенный в твою плоть и вены, чтобы замедлить распространение серебра. Мне нужно будет смешать его с Фильтрующей печатью, чтобы обеспечить отток крови, в то время как металл останется в ловушке, чтобы у тебя не отнялась рука. Затем Я нанесу обезболивающий бальзам.
Лань медленно протянула руку и заставила себя замереть, когда он дотронулся до ее кожи. Парень был нежен и чтобы успокоить ее, едва касался запястья кончиками пальцев.
Хин прижал указательный и средний пальцы другой руки к ее плоти, и Лань резко вздохнула. Казалось, воздух вокруг мерцал незаметно, но так, что это находило отклик в ее душе, как недостающие аккорды в гармонии. Она почувствовала, как что-то потекло с кончиков его пальцев в ее руку, просачиваясь сквозь кровь и кости.
Лань нарушила тишину.
Что ты имел в виду, когда сказал, что маг разблокировал мою силу взломав мою печать?
На лице хина промелькнуло удивление.
Так ты ничего не знаешь ни о печати на своей руке, ни о том, почему элантийские маги охотятся за тобой? К тому же сам верховный генерал?
Верховный генерал? ошеломленно повторила Лань.
Он отчитывается непосредственно элантийскому губернатору этого королевства. Полагаю, этот человек командует всеми элантийскими магами. Разве ты не заметила его браслеты?
Я была слишком занята, разглядывая его металлические, несущие смерть руки.
Ты уклоняешься от ответа, нахмурился парень.
Она не уклонялась, просто не знала, что ответить. Лань подумала о Зимнем маге, о его пронизывающих, как лед, глазах.
Я думал, что узнал магию, которую в последний раз видел двенадцать лет назад. Ту самую, которую не мог забыть.
Затем он произнес те же слова, которые двенадцать циклов назад сказал ее матери Только в этот раз Лань поняла их смысл.
На этот раз ты отдашь его мне.
Что он так хотел получить? Новый вопрос сформировался в ее голове. Зимний маг хотел чего-то от мамы что-то, что она поклялась никогда ему не отдавать. Что-то, ради чего она умерла.
Последнее, что она сделала перед смертью выжгла этот шрам, печать на запястье Лань.
И теперь Зимний маг охотился за ней.
В ожидании ответа хин наблюдал за Лань. Девушка никогда в жизни никому, даже старому Вэю или Ин, не рассказывала о случившемся.
Она даже не знала имени сидящего перед ней человека.
Не знаю, солгала Лань. Должно быть, он охотится за мной, потому что я убила его генерала.
Хин хоть и немного прищурился, все же не стал настаивать.
Ты обладаешь скрытой связью с ци, которую маг высвободил, пронзив твою руку металлическим заклинанием. Парень слегка наклонился вперед и, как какой-то ученый, начал рассматривать ее запястье. На его лице промелькнуло любопытство. Печать на удивление сложная, с множеством слоев Хотя теперь я вижу, что один из них подавлял твою естественную связь с ци. Полагаю, осталось еще несколько уцелевших, но несмотря на это на тебе печать чрезвычайно опытного практика.
На Лань нахлынуло облегчение, такое сильное, что девушка подумала, что вот-вот расплачется. Двенадцать циклов последнее воспоминание о матери казалось ей галлюцинацией, порожденной шоком от того дня.
Но все было не так. Все, что она считала невозможным, оказалось правдой. Что ее мать была древним практиком или, по крайней мере, имела к ним какое-то отношение. Что она умерла, защищая тайну, которую заперла внутри Лань и подавила ее связь с ци, чтобы скрыть дочь от элантийских магов.
И что древние практики те, что в преданиях и легендах ходили по озерам и рекам Последнего царства, все еще были живы.
Лань наклонилась вперед.
Можешь рассказать мне больше об этой печати? попросила она.
Я не могу ее прочитать. Хин осторожно убрал пальцы с ее руки. Шрам или печать на ее запястье все еще тускло отливала серебром, но кровоподтеки остановились у локтя. Там, среди искривленных металлических выступов вен, покоилась новая чернильно-черная, увитая красными нитями печать. Когда Лань отвела взгляд, слабо светящаяся метка, казалось, испарилась. Печать, которую я наложил, продержится примерно одну луну. Серебро не пойдет дальше по кровотоку, а некроз[10] замедлится.
Некроз? повторила девушка.
Да. Без должного лечения у тебя отнимется рука.
«А вместе с ней, подумала Лань, и печать, и то, что в ней спрятано».
Что-то, что Зимний маг искал целых двенадцать долгих циклов. Что-то, из-за чего умерла ее мать.
Лань открыла рот, но поток вопросов замер на кончике ее языка, когда она посмотрела на практика. Тот осторожно прислонился к бамбуковому стеблю, и девушка внезапно заметила, насколько усталым он выглядел. На его виске запеклась кровь, а пятно на рубашке становилось все больше. Тяжело дыша, хин закрыл глаза.
Этот мужчина спас ей жизнь. К тому же только он мог рассказать ей больше о происходящем об оставленной матерью печати и причине, по которой Зимний маг охотился за ней.
Лань разорвала до конца уже порванный рукав своего платья, разделила ткань на длинные тонкие полоски и опустилась рядом с практиком на колени. Поникший, он посмотрел на девушку с удивлением.
«Я хочу жить», подумала Лань, а затем добавила:
Ты мне нужен.
Она давно поняла, что ничего в жизни не дается даром. Этот незнакомец уже так сильно помог ей, что, вполне вероятно, не стал бы продолжать, не получив чего-то взамен.
Возьми меня с собой, сказала она. Я могу тебе пригодиться. Я умею готовить, петь и хорошо управляюсь по хозяйству.
Практик посмотрел на полоски ткани в ее руках. Понимание исказило черты его лица, когда Лань наклонилась, чтобы, все еще сжимая самодельные бинты, вытащить его пропитанную кровью рубашку из черных брюк.
Ножевая рана в боку оставалась свежей. Несмотря на прохладный зимний дождь, кожа парня была горячей, будто его грел огонь, которого Лань не могла видеть. Когда девушка начала обматывать полосками ткани его живот, мышцы практика напряглись, и он схватил ее за запястье. Лань застыла.
Я ничего от тебя не требую, заявил он. Я не враг, не обманщик и не торговец, хорошо разбирающийся в сделках. Но, он судорожно вздохнул и отпустил ее руку, в данный момент я был бы безмерно благодарен за помощь.
Давление в груди Лань ослабло. Она помогла хину приподняться, прислонив его к толстому бамбуковому стеблю. Пока Лань перевязывала рану, а после промывала порез на виске, никто не проронил ни слова. Чтобы согреть онемевшие руки, девушка позволила своим пальцам задержаться на коже практика еще на несколько мгновений. В тишине при мягком стуке дождя по листьям бамбука между ними, возможно, установилась новая связь.
Доверие.
Через какое-то время практик сказал:
Кажется, при нашей первой встрече я совсем забыл о манерах. Его взгляд все еще был затуманен усталостью, но голос снова стал приятным, властным и повелевающим, как тогда, в чайном домике. Меня зовут Цзэнь.
Цзэнь. Односложное прозвище, предписанное новыми элантийскими законами но в любом случае лучше, чем ничего. Почти имя, почти правда Пока что этого было достаточно.
Лань растянула губы в подобии улыбки:
А я Лань.
8
Медитация это практика полной отрешенности от физического мира, единения с внешним и внутренним потоком ци, постоянная гармония инь и ян.
Путь практика.Раздел второй «О медитации»
ЛяньЭр. Сун Лянь. Это означает «лотос», однажды объяснила мама голосом, похожим на певучие колокольчики.
Цветок? ЛяньЭр высунула язык. Она видела цветущие лотосы у них во дворе. Видела, как легко их срывали, не оставляя после короткой жизни ничего, кроме россыпи лепестков.
Мама взяла ее за руку.
Да, цветок. Меня тоже назвали в честь цветка Мэй, как цветок сливы. А ты знаешь, что цветы сильнее, чем кажутся?
ЛяньЭр позволила матери вывести ее на улицу, спустилась с ней по каменным ступеням и перешла по маленькому мостику, дугой перекинутому через пруд.
Весеннее солнцестояние совсем недавно вдохнуло в природу жизнь, и бесцветный снежный покров зимы уступил место застенчивому румянцу зелени. На гладком, как нефрит, пруду покоился одинокий лотос.
Смотри, как каждый цикл они расцветают вновь и вновь, сказала ей мать. Они могут вырасти в месте, где нет ничего, кроме грязи, принося своей стойкостью свет и надежду.
По словам мамы, цветы сливы тоже являлись символом мужества и настойчивости, поскольку цвели даже среди зимнего снега.
Это оказалось ложью. Когда снова наступила зима, мамы не стало.
Лань резко проснулась. Мгновение она лежала очень тихо, пытаясь удержать ускользающий от нее сон. Голос матери, которого Лань не слышала вот уже двенадцать долгих циклов, и имя, которым ее назвали целую жизнь назад.
Сон рассеялся, как туман на солнце, но кое-что осталось: песня, которую она услышала в промежутке между сном и явью. Призрачная мелодия манила в темноте. Как будто кто-то звал ее.
Лань окружали стрекотание цикад и гул лесной жизни: ветер касался ее щек, а трава щекотала ступни. Из-за холода утренней росы и пропитанной дождем земли воздух вокруг был влажным.
Бамбуковые листья над головой обрамляли кусочек неба, оказавшийся на границе между ночью и рассветом, тьмой и светом. Лань потребовалось несколько мгновений, чтобы осознать увиденное. Она всегда просыпалась на рассвете и видела перед собой низкий решетчатый потолок чайного домика, слышала мягкое дыхание Ин рядом с собой и ощущала тепло двадцати или около того тел, спящих в этой же комнате.
Что-то лопнуло, как струна, нарушая гармонию леса. Нахлынули воспоминания о прошлой ночи.
Зимний маг и его глаза, такие же яркие, какими она запомнила их двенадцать циклов назад.
Падающий силуэт Госпожи Мэн на фоне плетеной ширмы, украшенной узорами из цветов.
И Ин
Лань резко села и сделала вдох. Из горла вырвался резкий звук. Боль от мысли о подруге заставила Лань прижать руку к груди, и под разорванными рукавами своего платья она увидела изуродованную кожу на запястье. Ее шрам, ее печать бледный разрез сморщенной плоти на фоне серебристых прожилок, покрывающих вены. А поверх новая, черная, оплетенная малиновой паутиной, со штрихами, пульсирующими, как огонь.
Практик.
Цзэнь.
Поляна оказалась пуста. Лань с бешено колотящимся сердцем вскочила на ноги и огляделась в поисках каких-либо признаков своего спутника доказательств того, что события прошлой ночи ей не привиделись.
Лань обхватила себя руками и сжала пальцами незнакомую ткань.
Опустив взгляд, девушка поняла, что все еще одета в черный плащ, длинные рукава которого свисали с ее плеч. Практик дал ей этот плащ, потому что Ангелы разорвали ее платье на спине.
Лань плотнее запахнула плащ, поглаживая пальцами тонкий материал, цзинь, изысканный шелк, который когда-то был популярен в кругах хинской знати. Плащ был сшит на элантийский манер: с высоким воротником и зауженной талией, с петлями, в которые можно было продеть элегантный пояс из аксамита[11]. Лань поколебалась, прежде чем наклонить голову и уткнуться носом в воротник. Под запахами травы и бамбука скрывались нотки едкого дыма, ладана и, несомненно, мужчины.
Доброе утро.
Лань вздрогнула от неожиданности. Из-за стеблей бамбука показался Цзэнь. Он выглядел хорошо отдохнувшим и невероятно чистым: влажные волосы были убраны в некое подобие прически, а блестевшая, как бледный нефрит, кожа очищена от пота и грязи. Даже без своего длинного плаща, оставшись в белой рубашке, заправленной в черные брюки, он выглядел великолепно. Цзэнь снял ботинки и теперь приближался к ней совершенно беззвучно.
Завтрак подан, сказал он, протягивая ей две оранжевые хурмы. Нам лучше поспешить. Моя печать перенесла нас в Нефритовый лес. Пусть мы и далеко от Хаак Гуна, я не хочу рисковать и давать элантийским разведчикам шанс выйти на наш след.
Лань взяла один из плодов и спросила:
Куда мы пойдем? в предрассветном свете хурма внезапно показалась девушке слишком яркой, слишком обычной по сравнению с ее искалеченной рукой. Как такие красивые и обычные вещи продолжали существовать в то время, когда весь ее мир перевернулся с ног на голову?