По всему цеху были разбросаны осколки машины и человеческие останки. Ноги, руки, чьи-то мозги. Одному бедолаге оторвало половину тела, и он еще некоторое время мучился перед смертью. Лента восстановлению, естественно, не подлежала, а на месте взрыва осталась вмятина. Нам еще и повезло, что готовые снаряды унесли из цеха незадолго до происшествия, иначе цех бы не уцелел. Я думаю, что я буду благодарить Христа за такое стечение обстоятельств еще очень долго. В моей голове снова что-то зашевелилось, но я была занята тем, что доставала из своей плоти осколки. Я подавила это воспоминание. Сотрудники отдела принялись заметать следы инцидента и старались договориться со свидетелями. Я поняла, что если не соглашусь на их условия, то вновь проснусь через год в своей кровати. Мне пообещали неделю отпуска за то, что я никому не расскажу о случившемся. Я согласилась и отправилась за своими вещами. В комнате персонала я удалила оставшиеся осколки и переоделась в привычную одежду. На улице уже был вечер, я не знала, как доберусь до дома, но раз Юзерфаус сказал, что ему есть, о чем со мной поговорить, то значит, он придумает, как это провернуть.
Я вышла с фабрики. За углом раздался странный звук. Мне показалось это плохой идеей, но все-таки я пошла туда. Из-за угла высунулась рука, схватила меня за плечо и затащила за угол. Мне приставили лезвие к горлу. Это была офицерская шашка.
Тихо! услышала я голос Юзерфауса.
Я молча решила осмотреться. Справа лежали трупы двух патрульных из Опеки. У одного было порезано горло, а второму вспороли живот. Почему-то они оба мне были знакомы. Тот, у которого был вспорот живот, был тем самым патрульным, который распустил шов на моей щеке. Я узнала него по номеру значка. У меня феноменальная зрительная память. Второй Откуда я знаю второго? Это же тот самый патрульный, который убил меня тогда в архивах. Я успела взглянуть на него в самый последний момент и запомнила. Но здесь они явно были не из-за меня, а второй вообще не должен был помнить меня. Но это совпадение меня насторожила. Юзерфаус тащил меня куда-то, где нас никто не увидит. Мы чуть было не попали в прожекторы смотрящих, но успели ускользнуть. Я заметила, что чем темнее было на улице, тем громче «гром» раздавался в небесах и тем больше было Смотрящих. Я представит не могла, что же происходит ночью.
Куда мы идем? спросила я.
Тихо! Я сам до конца не знаю. У тебя есть место, где можно спрятаться на время?
Моя квартира.
Отлично, веди меня. Но так, чтобы мы не попались им на глаза.
Это трудно, когда у тебя клинок приставлен к горлу.
Он тяжело вздохнул и убрал шашку. Я повела его самыми темными переулками города. Смотрящий наблюдал за одним из проходов. Нужно было обходить. Проблема состояла в том, что я не знала другой дороге. Я боялась, что синдром возьмет надо мной верх прямо перед Юзерфаусом. Тогда нас обоих прикончат. Мы пошли незнакомой дорогой. В глазах снова потемнело, снова головная боль, снова паническая атака. Не хочу! Нет! Прошу! Я не хочу здесь находиться! Я упала в лужу лицом и накрыла голову руками. Я знала, что могу задохнуться, но не могла справиться с этим состоянием. Меня будто разрывало на части, я думала, что вот-вот умру.
Твою ж мать услышала я.
Я видела свет прожектор был рядом. Я, сама того не осознавая, начала ползти вперед. Я чувствовала себя так, словно я пациент, который упал со стола во время операции без анестезии. Я пыталась ползти, но ощущала, как мое тело сжалось. У меня не было с собой ничего. Моя судьба была не завидна, но меня схватили чьи-то руки. Я обернулась. Это был Юзерфаус. Он взвалил меня на спину и побежал. Я закрыла глаза, чтобы не приходилось привыкать к происходящему вокруг. Я чувствовала, как этому старику тяжело, но он пересиливал себя, чтобы спасти наши жизни. Я была уверена, что он даже не чувствовал боли в спине только тяжесть моего тела. Спустя какое-то время, я пришла в себя и почувствовала себя в безопасности. Мир вокруг меня стал таким простым. Лишь легкая головная беспокоила меня. То же самое было и с Мартином. Один в один. Внезапно Юзерфаус остановился и скинул меня. Он закричал и схватился за спину
Господин Юзерфаус?! вскрикнула я.
Как-как?! проговорил он сквозь боль. Не важно. Уходи быстрее, пока можешь. Я найду способ выбраться из этого дерьма.
Я почувствовала, как мое сердце встрепенулось. Это не просто так. Мое лицо налилось кровью, и я ощутила прилив адреналина. Я была полна решимости. Юзерфаус был готов пожертвовать собой, чтобы спасти меня. Я не могла его бросить. Моя рука все еще немного болела, но я подхватила Юзерфауса и побежала.
Ты что творишь?!
Он был ошарашен этим. Я никак не ожидала, что буду способна поднять взрослого мужчину. По ощущениям в нем было около восьмидесяти килограммов, а я весила всего шестьдесят. Я неслась так быстро, что не заметила, что мы почти уже около моего дома. Резкий поворот вправо, дверь и мы уже в подъезде. Я тяжело дышала. Я помогла Юзерфаусу встать на ноги. Он держался за стену. Я тоже опиралась на стену, чтобы без сил не свалиться на пол. Я так устала, но я была счастлива как никогда. Юзерфау поддерживал меня за локоть. Мы с трудом поднялись в квартиру. Я открыла дверь и прямо в одежде уселась на пол. Юзерфаус пересадил меня на кровать, а сам уселся на единственный стул напротив. Мы где-то с минуту сидели и просто молчали, пытаясь прийти в себя, пока он не прервал тишину.
Откуда?
А? я не поняла, о чем он спрашивает меня.
Откуда ты знаешь мою фамилию?
Я расскажу Сейчас. Отдышусь. я все еще восстанавливала дыхание.
Что ж Ты и вправду отличаешься от того скота, который ходит по улицам. Ни один не поступил бы так, как ты. Они не ценят людей, они считают себя и других машинами. Мы ценим, и это отличает нас от скота. Мы способны думать и понимать. он произносил это твердо и четко, словно он репетировал этот разговор.
Не вини их. Они стали такими, но не хотели этого. Они сражались за другое. Не важно, за что, но точно не за это.
Но они не сопротивляются, они даже не пытаются ничего поменять, а их насилуют и физически, и психологически каждый день. Часовой надругался над нашей памятью и нашим городом. Он переврал все, что только можно.
И вы же тоже в этом участвовали. Вы командовали ополчением в дни революции, и именно вы подготовили план наступления. Мы все виноваты в том, что сейчас происходит.
Да, но но было видно, что он не хотел это признавать, у него не было оправданий, но он почему он вынужден тогда был это сделать. Часовой держал в плену моего сына. Его освободили после революции А откуда ты знаешь про план?
Я участница революции. Я пряталась за дверью, когда вы с Часовым обсуждали план первой атаки. Я помню вашу фамилию, но не помню имени.
Господи, какой идиот подпустил кого-то к двери Пожалуй, это уже не так важно. Мое имя Отто фон Юзерфаус. Я был главнокомандующим во времена революции. Я признаю, что виновен перед сотнями убитых по моим приказам людей. Я должен все исправить.
Давно вы к этому стремитесь?
Около полумесяца.
Дайте угадаю, вашего сына забрали в армию?
Я Да, его забрали в армию.
И вы хотите мстить за то, что его отняли у вас?
Нет. Месть удел слабых людей.
Тогда зачем вам это, мистер Отто?
Я не хотела причинять ему боль, но я хотела, чтобы он принял сам себя и обуздал свое истинное «я».
Я начну с предыстории. Когда-то у меня было все: семья, дети, военная карьера. Я был на высоте Мы с Часовым были друзьями. Я так считал. Я знал кое-что из его биографии. Об этом знали немногие.
Что именно? это было важно для меня я родилась не так давно и не помню прошлого правителя.
Часовой не первый в своем роду, кто захватил власть в этом городе.
А кто был до него?
Его дед Георг. Он пытался построить идеальное общество, в котором все будут равны и смогут жить так, как им угодно. Во всяком случае, он так говорил. И на деле Георг был действительно хорошим правителем, но он очень не нравился буржуазии, которая в результате свергла его. Его четвертовали на главной площади. Буржуазное правительство не оправдало себя. Элита набивала себе брюхо, пока люди умирали от голода. Я, честно сказать, тоже относился к элите. И Часовой. У его семьи было огромное состояние за границей. Это и позволило им сохранить свое место в обществе. Чуть позже Часовой объявил революцию. Я же лишь боролся за свою семью это все, что у меня было. Я потерял глаз во время одной из атак, думал, Часовой оценит мою «верность» и не возьмется за меня. К сожалению, я ошибался. Сначала от меня отвернулась жена ей промыли мозги, и она ушла в работу с головой. Потом умерла моя дочь. Она была девочкой с убеждениями. Она объявила голодовку, но ее никто не поддержал. Даже тогда, когда она умирала от изнеможения рядом с памятником героям революции Мой сын это все, что у меня осталось. Он не поддался влиянию Часового, но его просто забрали у меня люди из Опеки. Они сказали, что он отправится на фронт. Так я потерял все. Я решил бороться за то, чтобы больше не было таких, как я. Я хочу уничтожить свой вид. Понимаешь, о чем я?
Да я понимаю. Вы прошли это все, и все еще помните каждую строчку нашей истории?
Память ныне стоит дороже, чем что-либо. Поэтому наши с тобой жизни так ценны. Кстати, как тебя зовут?
Я я не помню своего имени. Я даже не смогла справиться с синдромом отрицания реальности, поэтому пока что вы можете звать меня 1029.
Я наконец отдышалась и решила сделать чаю, чтобы немного разрядить обстановку, но в шкафчиках я не нашла ничего, кроме кофе «Заря». Но вкус он как жженая грязь, но выбирать не пришлось. Молока я даже не надеялась найти. Я поставила чайник. Я налила нам по чашечке этой гадости, и мы сделали по паре глотков. Нам нужно было смочить горло. Стало чуть легче, и я смогла собраться с мыслями. Я почувствовала голод. Я проверила свои запасы, но ничего, кроме пары небольших ломтиков хлеба и какой-то крупы, дома не было. Господин Отто протянул мне небольшой мешочек с какой-то приправой и предложил добавить ее в кашу. Он попросил сделать порцию и для него. Сказал, что в долгу не останется. Я вскипятила воду, и через несколько минут каша со специями уже была готова. По консистенции она была похожа на клей. Пахло не так уж плохо, но это было заслугой специй. У меня было всего две миски и две старые ложки. Мне было стыдно предлагать эту посуду господину Отто, но мы оба умирали с голода. Я поставила перед ним порцию. Мы начали есть. Крупа не скользила по языку и не растворялась во рту, она прилипала ко рту. Жевать было очень трудно. Если бы не приправа, вкус бы и вовсе не чувствовался. Я надеюсь, бессознательная «я» не ела это каждый день.
Простите меня, господин Отто. Вышло просто отвратительно.
Ничего. Едал и похуже. Но, если бы я не был сейчас голоден, я бы не стал это есть.
Боюсь представить, что едят работники непоказательных фабрик.
Ничего, очевидно.
Чем они питаются?
Чем придется Ну или верой в великую победу великого Часового.
Я думаю, он тоже понимал, что это не шутки. Но от осознания этого легче уж точно не становилось. Я насильно впихивала в себя эту субстанцию. Если бы у моего организма был выбор, то он бы даже не стал переваривать это. Уже на пятой ложке мне стало плохо, и еда попросилось наружу. Я не могла позволить себе этого сделать. Я сказала Отто, что отойду ненадолго, зашла в туалет и закрылась там. В моей аптечке были таблетки для сдерживания рвоты. Я знала, что буду чувствовать себя отвратительно. Но мне хотя бы не пришлось чувствовать себя изнеможенной от голода. Было забавно, что это лекарство выписывали без рецепта, а иногда отдавали просто так. Часовой знал, что с едой было что-то не то. Но не для приближенных. Я проглотила таблетку и уже хотела запить ее водой из-под крана, но в ней было столько хлорки. Такой воде место в бассейне. Я выплюнула воду и запила таблетку своей собственной слюной. Мой организм точно меня не предал бы. Я решила почистить зубы, чтобы убрать изо рта остатки каши. Я достала щетку. Если бы она не стояла в стаканчике со всякими приспособлениями для гигиены, то я подумала бы, что ей чистили сортиры. Она потрепалась и пожелтела, на ней было много сколов. Я даже не знала, сколько ей лет. К счастью, у меня был зубной порошок. Я набрала его на щетку и принялась буквально драить свой рот. Было неприятно. Казалось, что порошок стирал мою эмаль. Эти несколько минут позволили мне понять одно вот так живет образцовый работник. Вот это получает гордость города за свою работу.
Мне стало страшно за всех, кто работает на заводах или учится. Что с нами сделали?.. Война ли сделала это с нами или так было всегда? Как я могла не замечать этого? Почему не реагировала?.. О нет, я же привыкла к этому. Нет! Я была чем-то средним между роботом и животным Боже мой, этого просто не может быть
Я взглянула на себя в зеркало. Я заметила, что на моем лбу начали появляться морщины. Мне было 28 лет. Я хотела запомнить свое лицо таким, какое оно есть сейчас. По сравнению с собой 25-летней я немного похудела. Господин Отто постучался ко мне.
1029? С вами все хорошо? обеспокоенно спросил он.
В горле встал ком, но я все-таки нашла в себе силы ответить.
Да-да, все в порядке. Мне стало плохо. Я уже выхожу.
Я вышла из уборной, и мы вернулись за стол. Я рассказала Отто обо всем, что произошло со мной с того дня, когда я пробудилась. Я рассказала даже о своей аномальной регенерации, но не рассказала о маме. Я побоялась. Я почувствовала, что с Отто мне не стоит говорить о матери.
То есть ты хочешь сказать, что воскресаешь раз за разом?
Да Не совсем. Видишь календарь 12-ый год после революции, еще вчера я была в 11-ом. Я каждый раз пропускаю целый год жизни.
Я не встречал подобного Хм, я думаю, информация об этом есть в государственных архивах.
А где находятся эти архивы?
В башке Часового, где же еще?
Я попыталась что-то вспомнить об этом. Я погрузилась в воспоминания очень глубоко, но все словно было окутано густым туманом. Я бросила взгляд на рану, полученную с утра. Теплое молоко. Мне не мешало бы порадовать свои рецепторы хотя бы и выдуманными вкусами.
Я погрузилась в детство. Мне было около двенадцати. Я находилась не в городе, а в одной из деревень неподалеку. Я видела маму, которая доила корову в легком платьице и соломенной шляпке. Я сидела рядом и плела венок из цветов. Я понимала, что происходит, потому что когда-то проходила это в школе.
Тебе не напечет головушку, воробушек? мамин голос все еще заставлял меня непроизвольно улыбаться в реальности.
Нет, мам. Солнце сегодня яркое, но не жаркое.
Я посмотрела на небо, солнце действительно светило необычайно ярко. Давно я не видела такого солнца. Только тогда, когда я вспоминала о том, как мама улетела куда-то. Я бегала по зеленой траве, меня ничто не заботило. Мама поймала меня и начала щекотать. Я боялась щекотки. Я искренне смеялась. Как мама. Я надела ей на голову венок. Она была еще прекраснее, чем обычно. Я спряталась в тени. Мама взяла стакан, зачерпнула молока из ведра и протянула его мне.
Вот, воробушек, попей. Оно горячее. Это полезно для тебя.
Видимо, еда и вправду влияет на здоровье людей. Если люди будут питаться чем попало, они же просто передохнут.
Спасибо, мам!
Я взяла стакан и сделала глоток. Густое и нежное молоко обволакивало язык. Оно утоляло жажду и придавало сил. Я прижалась к маме и уснула.
Это было все, что я вспомнила. Я сидела с каменным лицом, но из глаз лились слезы.