Никто, действительно, не поручен за исход дела, но попытаться стоит, ибо вера на русской земле не пустой звук.
Тимой Яковлевич задумался. Заложив руки за спину, он измерял комнату шагами и каждый новый шаг рождал в его голове свежие мысли. К вечеру было решено крестить монгола под именем Яков Васильевич в том неспроста пал сий выбор.
Так звали моего отца, ответил купец, человек он был уважаемым и богатым, и прожил долгую жизнь. С тем благословением и ты пойдешь по новой дороге, только гляди под ноги, не оступись.
В тобольской церкви ранним воскресным утром, когда солнце заливало залу яркими лучами, играя позолоченными киотами, отец Евстафий крестил Якова; стоящий подле родителей Митя широко раскрытыми глазами с замиранием сердца наблюдал за стоящим у алтаря в белых чистых одеждах монгола, а святой отец тем временем состригал прядь волос ради предания верующего воле Божьей. Из церкви Яков Васильевич вышел другим человеком: ныне на его груди висел тельник, а глубокое сердце раз за разом стремилось в дом Корнильевых, к нежно й руке Анны.
Купец Корнильев не отказал сватам, но дал понять, что отсрочит помолвку до того момента, покуда будущий зять не встанет крепко на ноги и не обзаведется просторным домом, в который не стыдно будет привести молодую жену. Яков поначалу пребывал в отчаянии, ему не хотелось верить, что то начатое, заложенный первый кирпич рухнет в пропасть из-за одного сказанного слова. Но, с другой стороны, он не был из тех, кто опускает руки и бежит прочь от задуманной мечты, когда замечает непонятные перемены. У Якова еще оставались деньги, а Сухов в любой миг мог прийти на помощь. Купив телегу и взяв на время большую лошадь у Тимофея Яковлевича, Яков Васильевич отправился в путь по близлежащим деревням и сёлам, заглядывал в старые дома мелких разорившихся помещиков, скупал у них небольшие запасы зерна, обещая при удачном стечении дела вернуться вновь. Судьба благоволила ему, он поднялся на торговле зерном, а позже мукой и солью, в последствии женился на Анне, что ждала его почти год. Свадьба-венчание проходила в той же церкви, знакомый уже ему отец Евстафий благословлял молодых на многие лета. Невеста была особенно хороша в этот знаменательный для нее день. Яков украдкой любовался ею, ему нравились ее большие тугие косы, уложенные диадемой на голове под белым тонким покровом. Они обменивались у алтаря кольцами, рука невесты слегка дрожала, когда Яков надевал на ее тонкий пальчик обручальное кольцо.
После свадьбы супруги счастливо жили вместе. Объединение купеческих семей прибыльная забота; отошли от привычных традиций и с тех пор Яков Васильевич стал носить родовую фамилию жены, так продолжился род Корнильевых, молодой же купец приобрел большее почтение среди тобольского купечества.
Однажды, разбирая с Анной старинный сундук один из тех, что принесла она с собой как приданное, Яков отыскал нечто в широкой темной ткани, и это неизведанное скрывалось словно за семью замками, храня незыблемую тайну. Осторожным касанием Яков Васильевич развернул тайну, долгое время потом с удивлением смотрел: то оказалась старинная икона без украшений и киота лишь дерево, хранившее память далеких дней. В святом облике, в свете нимба был изображен кинокефал Христофор Псеглавый. Долго наблюдал купец за иконой и тогда множество вопросов родились в его голове, он спросил Анну:
Кто это и почему заместо человеческого обличия святой изображен аки пёс, ежели в христианстве собака есть нечистое животное? Или это еретический подвох?
Женщина отложила в сторону вышивание, плотнее закуталась в шаль, дабы сокрыть живот, в котором был кто-то живой еще маленький непонятный, но уже существующий, ответила не сразу, но через минуту молчания:
Когда-то мои предки взяли в покровители святого Христофора, они испрашивали его и он даровал им успешную торговлю. Но после раскола нашей православной церкви эта икона оказалась под запретом. Моя семья не решилась избавиться от нее, но лишь припрятала на время.
Что же касается самого святого, то имя его до Истины было Репрев из племени псеглавцев, отличающихся лишь тем, что лицами были схожи с собаками, хотя,.. Анна призадумалась, поиграла кольцом на пальце, добавила, есть и иное предание, а именно: до крещения Репрев был очень красив, но дабы избежать соблазнов, упросил Господа обезобразить его внешность. Святой Христофор почитается как мученик, убиенный язычниками за веру Христова.
Яков слушал рассказ жены, со спокойным, смиренным наслаждением вслушивался в каждую нотку ее голоса, ему было все равно, что она говорила лишь бы вновь и вновь, раз за разом проникать в ее мягкий таинственно-загадочный духовный мир.
Годы шли, а любовь и привязанность Якова и Анны только крепли, становились сильнее под тяжестью обычных житейских забот и долгих месяцев расставания. У них родилось шестеро детей пять сыновей и дочь, но самым любимым у Анны был младший Василий, смышленый, не по годам рассудительный ребенок. Все они пошли обличием в отца, только у старшего на свету играли в волосах русые пятна.
Яков Васильевич постоянно бывал в отъездах как то заведено в купеческой среде. С собою в путь-дорогу дальнюю ли, ближнюю ли он брал икону святого Христофора Псеглавца покровителя путешественников, аккуратно завернутую в ткань и надежно припрятанную в седельную суму, и дела торговые приумножались день ото дня. Однажды, как то заведено в семье Корнильевых, Яков собирался с торговым поездом в Новгород, Анна напутствовала его перед дорогой как любая заботливая жена. Благословив мужа, женщина вышла на высокое крыльцо в окружении детей, помахала на прощание белой тонкой рукой, не почувствовав даже тревожный холодок, кольнувший ее сердце. Воротившись в дом, Анна отчего-то по-новому оглядела просторную комнату с большими окнами, из которых бил солнца свет, играя причудливыми огоньками на дорогой старинной мебели. Всё тихо, всё как всегда. И вдруг взор ее резко устремился на высокий резной стол, на котором стопкой стояли книги, ноги ее подкосились, когда она заметила забытую икону на другом конце стола. Не помня себя, Анна приблизилась к столу, взяла дрожащими руками икону, прошептала в воздух как бы самой себе:
Святой Христофор немного помедлила, добавила, Яков. Господи, спаси и сохрани.
Она осенила себя крестным знаменем, а слезы выступили на ее красивых карих глазах.
Домой Якова Корнильева привезли едва живого на санях. Его исхудалое тело покоилось под ворохом одеял и шубы, он почти не мог говорить, а из груди доносился лишь хриплый кашель. Прибывший доктор осмотрел больного, выдав вердикт о том, что его легкие заполнены водой, а больше ничего не сказал. На все последующие расспросы заплаканной Анны он только устало пожимал плечами.
С каждым днем больному становилось вс хуже, пищи он не принимал и домочадцы поняли, что это конец. В одну из ночей ни Анна, ни дети не спали: Яков задыхался от кашля, а выписанные доктором снадобья не помогали. Ближе к утру, обессиленная бессонницей Анна позвала за святым отцом для Причастия. Яков умирал, он уже не осознавал своего положения, не помнил жены и детей. Умер он перед обедней, окруженный домочадцами.
Несчастная вдова осталась без мужа без той опоры и поддержки, в коих она так нуждалась, а рядом сидели маленькие дети с грустно-вопросительными взорами раскосых карих глаз, да опущенные уставшие руки, что должны были держать-удержать вс то, что с таким трудом создал Яков.
В бессилии и унынии, как то бывает со вдовами, Анна отправилась в дом отца за душевной поддержкой, ей было горестно на душе, а невыплаканные слёзы комом душили горло. Однако, заместо тёплой поддержки женщина как дочь встретилась с суровым взглядом отца; купец не стал слушать её заунывные причитания, не дал шанса посетовать на горестную судьбу и вопреки ожиданиям Анны положил свои широкие ладони на её худые хрупкие плечи, сказал:
Ты можешь оплакивать мужа хоть до скончания века, но знай, в это время, когда ты впадаешь во грех уныния, твои дети сидят голодные и ждут от тебя дальнейшего шага.
Но что делать мне теперь, когда у меня не осталось ни опоры, ни поддержки? воскликнула Анна и вновь заплакала.
Отныне ты сама обязана стать этой поддержкой и опорой ради детей своих. Веди торговое дело, доставшееся от супруга, найми верных людей, что пойдут с торговым поездом по городам и странам. Ты рождена в семье потомственных купцов Корнильевых, ты впитала купеческую жизнь с молоком матери, в твоих жилах течет наша кровь. В нашем роду все женщины сильные. Ты справишься.
Большой грузный купец оглядел маленькую фигурку Анны в черном вдовьем платье и таком же чёрном чепце, взгляд его, полный решительности, передался ей, в его мощи находила она силы и тогда только впервые после ухода Якова вытерла платком слёзы. Она верила отцу и в миг также поверила в себя.
Следующим днем, наспех позавтракав, Анна отправилась в лавку мужа, она оказалась закрытой, и работник еще не пришёл. Глубоко вздохнув, вдова отперла дверь большим ключом и осторожно вошла внутрь. Её приход встретила кружащая в воздухе пыль. Женщина осмотрела мерные весы, заглянула в подсобку, где хранились мешки с зерном, сахаром, мукой и солью, затем вернулась обратно к прилавку и раскрыла записную книгу, в которой вёлся весь торговый учёт. Поднапряг память детства из разговоров отца о деле, Анна ещё пристальней всмотрелась в записи, вчитывалась в каждую строку и запомнила стоящие рядом цифры. Погруженная в счётные дела, женщина не заметила минувшего времени те два часа пролетели что две минуты; в лавку, тяжело ступая ногами, обутыми в старые поношенные сапоги, ввалился работник. Попервой он осматривал вдову взглядом, полным недоумения, затем обратил взор на раскрытую книгу учёта, проговорил с запинкой:
Хозяин Яков Васильевич самолично всё проверял и записывал, ошибки быть не должно.
Я вдова покойного Якова Васильевича, немного предав строгости голосу, ответила Анна и встала со стула.
Работник в нерешительности отступил на шаг, но на лице его читалась лёгкая усмешка, мол: негоже бабе в мужские дела лезть, вслух сказал:
Вы будете продавать лавку?
Нет, женщина выпрямилась, стала даже стройнее и выше, лицо её приобрело спокойно-гордое выражение, когда дело касалось родной семьи, я лично стану вести торговлю покойного супруга, но мне понадобятся два верных человека.
Корнильева Анна, вдова, маленькая женщина с шестью детьми, продолжила дело Якова, и торговля пошла лучше прежнего. Сильного характера, закаленного невзгодами, с упованием на милость Божью, она поставила на ноги пятерых сыновей, выдала удачно замуж единственную дочь. На старости лет, перебравшись в загородный дом, где смогла вволю надышаться лесом и тишиной, Анна отдыхала в большом саду, а неподалеку бегали всех возрастов внуки и внучки.
Сыновья не посрамили памяти родителей: каждый открыл собственное дело торговое ли, просветительское ли. Но самым успешным из всех явился младший сын Якова и Анны Василий смышленый с детства, любимец матери. Именно он порешил на свой страх и риск увековечить родовое имя Корнильевых и вложил все деньги, даже дом ради постройки первой в Сибири бумажной фабрики и типографии. Супруга его плакала, братья обвиняли в столь поспешном и, как им казалось, убыточном решении. Но вопреки их страхам дело о производстве пошло вверх и разлетелось за пределы Тобольска. Заказы на бумагу сыпались один за другим, а Василий Яковлевич только и успевал подсчитывать деньги. Старшие братья с тайной завистью глядели на младшего, а супруга его уже не плакала, а тратила выделенные на неё средства на наряды и украшения.
Заработав изрядное состояние на бумажной фабрике, Василий Корнильев, не привыкший с детства сидеть сложа руки, предаваясь ненужным мечтам, построил стекольный завод в селе Аремзяны, рядом с которым воздвиг большой дом с живописным садом. Липовая аллея вдоль узкой тропы, крытая беседка, поросшая плющом, в которой так хорошо было отдыхать в жаркие дни и летние вечера, коротать задушевные беседы за ароматным чаем. Но особой радостью, гордостью сердца Василия оставались родные домочадцы: раздобревшая, дородная жена истинный вид русской купчихи и сильной сибирячки, и их дети.
Стекольный завод радовал Корнильева, а полученные долгожданную работу на нем сельские жители в тайне благословляли его имя в своих молитвах. Он гордился собой, но больше этого мечтал привнести-подарить родному Тобольску нечто ценное, полезное то истинная благодарность и любовь к родному месту, где он родился и вырос, где прошли дни его молодости. Вопреки увещеванием братьев, в душе не желающих принимать его явное превосходство, Василий Яковлевич создал в городе «Училищный дом» для всех желающих получать знания ради будущих открытий и свершений. Занятый столь многочисленными трудами, Корнильев еще больше полюбил редкие минуты домашнего покоя тем ценнее стали для него дорогие стены уютного очага. Наделенный столькими земными благами, не растрачивая время на пустое, Василий отдыхал в уединении с книгой в руках. В их семейной традиции, где особенно похвальным была образованность, книги стали истинным сокровищем, ради которого Корнильев скупал печатные издания со всех уголков страны. Его же типография, не приносящая значительного дохода, приумножила книги в обширной библиотеки их родового поместья. Сам наполовину монгол, живущий бок о бок с малыми народами Сибири, Василий Яковлевич описывал жизнь и традиции якутов и тунгусов, сказания и предания о забытых татарских князьях, ведших на протяжении веков междоусобные войны. Окунаясь-погружаясь с головой в их мир, душевно переживая из взлёты и падения, Корнильев сердцем отдавался любимому делу, а когда дети его подросли, привил им безграничную любовь к чтению и книгам.
Пища закончится, одежда износится, а знания, сокрытые в книгах, останутся в веках. Их ценность выше злата и серебра и потому, дети мои, читайте как можно больше, храните в памяти всё то, чему вас учили и тогда вы станете поистине богатыми, в назидание твердил Василий, уже постаревший, с сединой в чёрных волосах, но до сих пор сохранивший неторопливое достоинство, нерушимую веру, свойственные лишь благородным натурам; он любил детей и желал для них более счастливой, более спокойной судьбы.
I глава
В просторной комнате второго этажа большого дома, освещенной летними солнечными лучами, витала привычная, мягкая благодать наступающего дня. За туалетным резным столиком, прихорашиваясь перед чистым зеркалом, сидела молодая женщина невысокая, несколько полноватая, белокожая, на ее красивом чистом лице особенно выделялись своей притягательностью большие серые глаза под дугой темных густых бровей. Протерев лицо и шею душистым маслом, красавица медленно, с некоей осторожностью расчесала свои густые, очень длинные темно-русые волосы, заплела их в две толстые большие косы, аккуратно уложила их вокруг головы диадемой-венком, приколола шпильками с золотистыми бусинами. Оглядела себя в зеркале со всех сторон, полюбовалась на своё отражение и довольная начала одеваться.