Да уж Я такого от своей дочери не ожидала. Видимо Видимо мы с отцом плохо тебя воспитали.
Это было слишком. К Таниным глазам подступили слезы. Такие же, как у Светы: тяжелые, мокрые. Она стояла в белом платье, в белых (ни разу еще не надетых) кедах, в пустой комнате и плакала, чувствуя, как опухают веки и плывет собственное изображение в высоком зеркале.
Ну ладно, что Вы другое поколение Дурное, не пуганое Я тоже в твоем возрасте боялась. Ладно. Ну а когда, говоришь, это событие у вас?
Послезавтра, во вторник.
Что-то с голосом у тебя? Ты чего, плачешь?
Тане хотелось закричать: «А как ты думаешь?!» Но уж слишком непробиваемо спокойно звучал мамин голос. Как никогда.
Да нет, так, связь плохая.
Ну ясно Да уж, доча. Даже не знаю, что с отцом будет. Я все же ему попробую сама сказать. А то если ты скажешь, у него еще сердце схватит.
А бабушка?
Никакой бабушки! Бабушка потом узнает, сейчас не будем ее расстраивать.
Слово «расстраивать» прозвучало инородно и дико в разговоре на тему свадьбы. Через пару дежурных прощальных фраз Тане было позволено повесить трубку. Она бы хотела сползти вниз по стене и разрыдаться, как это обычно показывают в клипах и кино. Но на удивление, тело было прямым и не гибким только отчего-то била мелкая кусачая дрожь. Тане даже стало страшно от того, как спокойно она повесила трубку и каким управляемым, подконтрольным ощущались дыхание и напряжение в мышцах.
На следующий день Таня думала о маме. Она давно так много не думала о ней. Сейчас мама казалась ей какой-то особенно маленькой, хрупкой и одинокой: где-то далеко-далеко. В детстве Таня воображала, будто на луне живет девочка. И в дни полнолуния на рельефной поверхности луны явственно читались две ее косички и треугольное платье. Таня всегда искала в небе свою лунную подружку, когда родители поздно возвращались с работы чтобы было не так одиноко смотреть на часы. И вот сейчас мама казалась ей такой же далекой и отстраненной, как эта девочка. И между ними откуда ни возьмись вдруг растянулись миллиарды световых лет. До мамы было очень далеко, и впервые видео звонки в фейстайм ни на сантиметр не сокращали это расстояние.
Она и о Жене, конечно, думала. Раньше брак был скорее предметом шутливого флирта, но не реальной перспективой. Одно дело когда мужчина встает на одно колено и предлагает разделить с ним жизнь. Другое когда вы делаете это бегом и за один день, опасаясь мобилизации, войны и еще черт знает чего. В чужой стране, посреди полнейшего беспорядка, пока где-то далеко прямо сейчас гибнут люди и плачут дети. Как потом рассказывать своим детям об этом дне? Что отвечать, когда они дойдут до этих событий на уроке истории и сопоставят их с годовщиной мамы и папы? И как рассказать об этом родне, не собирая их за одним столом? Звонить по очереди (и что это будут за разговоры) или просто промолчать? Да, лучше промолчать. Пусть они назовут меня предательницей позже.
В ночь на вторник спать совсем не хотелось. Это тоже было не естественно: вообще-то Таня была классической «совой» и могла без труда проспать до одиннадцати, не реагируя на посторонние звуки. Но последнюю неделю она просыпалась в пять утра от противного озноба. Второе одеяло и теплая пижама не спасали. На предложение поставить обогреватель, Женя разумно и грустно отвечал:
Забей, это не от холода. Выпей валерьянки, мне помогает.
Таня знала, что он был прав.
Дом Юстиции открывался в девять. Нет, это был вовсе не ЗАГС в нашем понимании, а скорее МФЦ такой центр, где можно решить любой вопрос, связанный с госуслугами. В одной электронной очереди с талончиками здесь стояли и новоиспеченные собственники жилья, и молодые родители, и счастливые обладатели наследства, и разведенные пары, которые тут же и ссорились на тему опеки и дележки имущества. В этой же очереди предстояло ждать и Тане с Женей. Нет, тут не было отдельного окна, украшенного пионами и кружевами. Может быть, поэтому белый Танин наряд казался не уместным, провокационным. Несмотря на пальто, внимательным наблюдателям сразу стало бы понятно, зачем они здесь.
К счастью, очередь подошла быстро, и номер, напечатанный на талончике в Жениной ладони, высветился на заветном экране. Женя и Таня, а за ними Света и Рома, подошли к нужному столу, за которым сидела строгая и худенькая молодая операционистка.
Ви вонт ту реджистер ауэр мэрриадж, на неловком английском начал Женя и выложил на стол два паспорта и два нотариальных перевода в прозрачных файликах.
Операционистка кивнула с приятной сладковатой улыбкой и взяла в руки документы. Сначала она решила заняться паспортом Жени, но едва пробежавшись взглядом по обложке, настроение ее явно переменилось. Дежурная улыбка сменилась холодным безразличием, и она резко спросила что-то на чистом грузинском. Женя изобразил недоумение.
Инглиш онли! Ор рашан? По-русски? не выдержала Таня.
Последняя фраза явно не понравилась операционистке.
Ну началось, прошептала Света за спинами молодоженов.
У Тани внутри все упало. Сложившаяся заминка привлекла внимание сотрудницы за соседним столом (у нее клиентов пока не было). На вид эта дама была куда старше, и по вискам к тугому пучку на затылке вели тонкие седые пряди. Она по-грузински спросила что-то у своей коллеги, которая демонстративно оттолкнула от себя документы. Между операционистками завязалась тихая дискуссия. Та, что постарше, спокойным и ровным тоном старалась что-то объяснить, вторая же отвечала преимущественно короткими шипящими фразами. В итоге молодая соскочила со своего места и нервно куда-то удалилась. Дама с сединой спокойно пересела на ее место и придвинула к себе документы. После минутного изучения она на чистом русском ответила:
Не переживайте, ребята. Сейчас все сделаем.
Спасибо, почти беззвучно прошептала Таня.
Примерно через пятнадцать минут операционистка их отпустила и сказала, что смс о готовности документа придет до конца дня. Оставалось только ждать. Вся компания вышла на улицу и остановилась в нерешительности.
Ну что, какой план? спросил Рома.
Конечно же, мы идем фотографироваться! заявила Света.
Но мы не договаривались с фотографом.
Ну и что! Я вас сама пофоткаю будет круто, правда! Света достала из кармана внушительного размера телефон (наверное, тринадцатый айфон). Только нам нужно купить цветы.
Букет купили в лавке неподалеку сразу за узким мостиком, между многочисленными страховыми и переводческими конторами. Света настояла на пионах сказала, что это последняя мода. После этого она взяла со всех слово, не читать новости ближайшие три часа. Все кивнули с серьезным видом. Ах, если бы еще пару недель назад они знали, как сложно будут даваться такого рода обещания!
Света оказалась прекрасным организатором. Еще вчера она составила красивый маршрут по историческому центру и даже подобрала красивые позы и ракурсы. Тане и Жене оставалось только вставать в нужном месте.
Ты обними ее вот так, а ты Танюш, смотри на меня! Ты смотришь на него, и можешь коснуться вот так его затылка, поняла?
Таня кивала и делала, как велено. И вопреки ее страхам, эта аккуратная постановка не была фальшивой. Повторяя позы и движения, которые подсказывала Света, Таня и сама вдруг вспоминала, каково это: просто трогать Женины волосы, просто чувствовать его дыхание на своем плече, дотрагиваться до тонкой венки, которая синела на его шее.
А вот здесь, Жень, наклонись прям близко-близко! скомандовала Света.
И Таня почувствовала, как кончик его носа дотронулся ее щеки. Это было тепло. У Жени почему-то всегда была очень теплая кожа. Кадр за кадром страшная реальность таяла, вместе со всеми страхами и сомнениями, превращаясь в подобие дождя за окном, который хоть и бьет в стекло, но разбить его не способен.
После фотосессии забежали в Мак и съели по одному комбо с бургером и картошкой фри. Примерно в три пришла заветная смс на грузинском. Они вернулись в Дом Юстиции, взяли новый талончик и примерно через полчаса ожидания оказались перед новой операционисткой. Таня боялась враждебности, но, кажется, выдавать свидетельство о браке было таким святым делом, что здесь работали исключительно впечатлительные и хоть немного сентиментальные сотрудники. Сначала она дала им подписать какую-то бумагу наподобие заявления: в ней расписались все. Проверить ничего было нельзя, потому что все было написано грузинской вязью даже имена. «Ну и ладно, одной проблемой меньше» подумала Таня и уверенно расписалась в нужной строке. После всего, сотрудница Дома Юстиции достала свидетельство о браке и обложку, перевязала все это великолепие золотой ленточкой и с сияющей улыбкой передала все это в руки Жене.
Поздравляю! сказала она с легким акцентом.
Таня улыбнулась и долго-долго смотрела на свидетельство, в котором не могла прочесть ни единого слова. Это был какой-то манускрипт на незнакомом языке, но в котором было сказано, что у нее (у Тани) теперь есть муж. Стараясь соблюдать приличия, они вышли на улицу тихо и спокойно. Только на улице Света позволила себе ликование.
Ура, ураа! она обхватила Женю и Таню с двух сторон так, что молодые едва не стукнулись лбами.
В этот момент в кармане Тани завибрировал забытый телефон. Она высвободилась от Светы и достала его, заранее зная, кто звонит. «Мама».
Ну как дела?
Мама, мы все. Поженились.
В трубке стояла тишина.
Ну а дальше что?
Женина компания обещала помочь с переездом в Берлин.
Снова тишина.
Знал бы твой прадедушка, который на войне ногу потерял, что его внучка к немцам побежит
В своей голове Таня ответила так: «Я думаю, он бы меня понял. Он никогда не смотрел сутками телевизор, как ты и папа». Но вслух пришлось сказать другое:
Прости. Я не хотела вас расстраивать.
А брак то ваш В России то он действителен или так, просто бумажка?
Действителен, мам.
В трубке глубокий вздох.
Тань
Мама, я обязательно приеду.
Да Да Ты мне только скажи
М?
Какой мне язык учить?
Что?
Какой мне язык учить, чтоб с внуками разговаривать потом. Скажи, пожалуйста.
Тане вдруг показалось, что мама вот-вот заплачет.
Я просто никому больше не верю, вдруг тихо сказала мама. Ни тем, ни другим. Никому не верю.
У Тани вдруг сжалось сердце не за себя, а за маму. Она вдруг поняла, что даже ее непобедимой маме было страшно: несмотря на девяностые, несмотря на обратный отсчет до атомного взрыва, который (как она клялась) она видела в шестнадцать лет, несмотря на школьные учения, когда советовали прыгать в яму, если увидишь атомный гриб, несмотря на успокаивающий шум по телевизору. Ей тоже было страшно, она была одна, и она больше не верила никому. И в этот момент лунная девочка, ее мама, стала ближе.
Мам, я тебя люблю, сказала Таня, а про себя добавила: «Мы с тобой никогда не поссоримся из-за них, я обещаю».
В трубке пошли гудки это у Тани закончились деньги на сим карте. И хорошо. Женя нерешительно стоял в стороне.
Мы кое-что забыли, заметил он и достал из кармана брюк коробочку с кольцами.
В коробочке было два кольца: золотых и гладких, без камней и украшений. Одно было шире и больше, а другое уже и меньше. Таня протянула ему руку, и Женя (муж!) ловко надел колечко на ее безымянный палец. Размер был подобран идеально, и она решила, что это знак. Конечно, знак. Стараясь победить настойчивый озноб, она проделала то же самое с его кольцом, и оно скользнуло, заняв свое место, словно бы всегда было здесь, на его пальце. Он мягко взял ее руку, притянул к себе, и Таня поняла, что вот сейчас, в этот самый момент, что-то было пройдено. Невидимая черта, водораздел, таинственный рубеж. Света и Рома деликатно не торопились за ними, оставшись в стороне.
Ну вот и все? спросил Женя. Совсем не страшно.
Таня уткнулась в мягкий ворс его черного пальто. Дом был, конечно, здесь, как она раньше не догадалась. Не у родителей, не в съемной московской однушке и, конечно, не в Берлине, а здесь, прямо подмышкой Жени, где особенно сильно чувствовался его запах и совсем не существовало плохих новостей.
Ребят, позвала Света, прикрывая глаза ладонью от слепящего солнца.
Таня и Женя оглянулись.
Весна.
А помнишь
Швырк! От неожиданности нога поехала, и ботинок утонул в снежно-грязевой весенней жиже. Вера брезгливо вытащила ногу из лужицы и пару раз машинально шоркнула подошвой о траву.
Как же похож! Парень стоял на остановке в профиль, уставившись в телефон. Сжатые губы, выразительный нос и русая непослушная челка волосы вечно падают на глаза. Настоящему Степе сейчас было бы пятьдесят три. Но похож ведь! Вложи в руки газету вместо телефона, надень очки и получится вылитый Степочка образца тысяча девятьсот восемьдесят восьмого студент Политехнического, надежда университета и любовь Веры.
Женщина, ну вы проходите?!
Вера опомнилась на узкой деревянной дощечке, которая была перекинута через слякотную жижу. Пока она замешкалась, на импровизированной городской переправе образовалась пробка.
Да иду я! кашлянула Вера и пошла, балансируя тяжелыми сумками.
Только через восемь часов, когда ужин кончился и сыновья разошлись по комнатам (один играть, другой зубрить), Вера устало опустилась в постель рядом с мужем и привычно отвернулась к стене, закрыв глаза ночи уже давно проходили так.
Во сне она нашла себя летящей по вечернему городу. Крыльев не было, но стоило лишь махнуть руками, как тело тяжело, но верно поднималось над землей.
Внизу на земле город наряжался золотыми гирляндами огней. Машины ползли, словно сказочные светлячки. Но Вера не смотрела вниз, она искала Окно.
«От Академии направо, дом 15 А какой этаж? Кажется, пятый Нет, четвертый, без балкона».
В Окне горел свет, и Вера подплыла к нему. «Наша кухонька».
Вера!
Окно вдруг открылось и в проеме показался Степа. Не тот, с остановки, а самый настоящий. Какой-то совсем молодой, в белой майке под клетчатой университетской рубашкой. Живой. Казалось, он ничуть не удивился ее способу передвижения.
Степа подхватил Веру под плечи, чтобы она удержалась, и помог забраться на широкий подоконник. На плите что-то булькало, из приоткрытого дутого чайника поднимался свежий горячий пар. Вера спрыгнула на пол, прямо в его руки, и с удивлением отметила, каким гибким, легким и пластичным ощущается собственное тело. Степа был совсем близко, ее ладони лежали на его теплых бугристых плечах.
Ты обещала, что будешь прилетать, он перешел на шепот и коснулся носом ее переносицы. Ну, где же ты была?
Ты мне ни разу не приснился, резонно заметила она. Почему?
Степа погрустнел, прижался чуть шершавой щекой к ее щеке и покачал головой. Вера почувствовала, как он легко целует ее плечо.
Прости, я не мог.
Не мог почти тридцать лет?
Мама меня не пускала.
Это прозвучало так неожиданно и нелепо, как бывает только во сне. «Я сплю», подумала Вера. «Раз сплю, будь что будет». И поцеловала Степу в щеку. Казалось, он не ответит, но Степа откликнулся, оторвался от плеча, посмотрел внимательно и поцеловал в губы. Глупая мысль промелькнула в голове: «А что, если Коля узнает?»
Не узнает, прошептал Степа, горячо дыхнув Вере в подбородок.
Ты что же, мысли читаешь?
А ты забыла?
Вера кивнула и почувствовала, что плачет. «Забыла, милый, забыла Так долго пыталась забыть и вот, кажется, наконец-то справилась». Она промолчала, но он все понял, поэтому продолжал целовать все настойчивее.
«Вот бы он взял меня на руки, как тогда» подумалось Вере, и она невольно подпрыгнула, забыв, какое летучее у нее тело. Оно вспорхнуло, словно в невесомости, и Степа поймал ее, усадив себе на руки. «Как на свадебной фотографии». За его спиной очень кстати оказалось зеркало в полный рост, и Вера увидела себя ей было не больше двадцати пяти.