Вы оба погибнете! с угрюмой уверенностью предрек префект, провожая глазами быстро поднимающийся шар.
Не сегодня! весело крикнул Анри и помахал ему на прощание.
Шар быстро набрал высоту, удаляясь от толп арабов внизу. Этот волшебный подъем в небесную высь сопровождался громким восторженным ревом оставшихся на земле. Шар бесшумно двигался на запад. Анри и Гаскон смотрели, как фигуры работающих на полях крестьян и их осликов становились все меньше, а дома стали похожими на коробочки. Проплывая, шар отбрасывал тень, и везде, где она накрывала людей, это вызывало оживление. Следовали крики, то испуганные, то восторженные, однако шар находился уже слишком высоко, и Анри с Гасконом ничего не слышали и только смотрели на жестикулирующих человечков. Те ездили кругами на осликах и указывали на небо. Одни проклинали неожиданное видение, другие плясали от радости, а третьи падали на колени и молились.
В первые часы полета все обстояло идеально. Воздухоплаватели пролетели мимо Джельфы, затем мимо Афлу и Айн-Мадхи, проверяя местоположение каждого городка на карте. Они вошли в спокойный ритм полета и с детским изумлением смотрели на открывавшиеся их глазам пейзажи, отмечая все озера и речки на карте, определяя животных, птиц и деревья и постоянно проверяя канаты, такелаж и другое оборудование воздушного шара. Граф педантично записывал погодные условия: скорость и направление ветра, а также перепады температуры и давления. Над головой простиралось синее, совершенно безоблачное небо. Однако ближе к вечеру ветер изменил направление и теперь дул с севера. Поначалу эта перемена почти не ощущалась, но чем дальше, тем становилась все заметнее. Ветер нес шар к горам, и вскоре они приблизились к отрогам.
Гаскон, нам нужно принять решение, сказал Анри. Можно и дальше лететь в этом направлении, он указал на юг, в неизвестность, или же опуститься и ждать нужного нам ветра.
Гаскон оглядел пространство, начинавшееся за горами. Он не первый год находился в услужении у Анри и наперед знал, чего хочет граф. Ему нравилось, что хозяин спрашивает его мнение и относится к нему как к равному, а не как к слуге. Все это разительно отличало графа от других знатных господ. Те лишь приказывали или требовали. Граф всегда спрашивал у него, хотя и не был обязан это делать.
Сейчас, когда их шар плыл над Атласскими горами, решение не вызывало трудности. Гаскон разделял любовь графа к приключениям. Они хорошо подготовились к путешествию. Семьи у Гаскона не было, а потому ничто его не удерживало.
Сир, если мы опустимся, то так ничего и не узнаем, ответил Гаскон.
Я надеялся, что ты это скажешь, улыбнулся Анри.
Да, сир. Знаю.
Alors[3], нам нужно набрать высоту.
Гаскон сбросил балласт. Шар поднялся выше, где скорость ветра увеличилась, и понесся над Атласскими горами, через хребет Джебель-Амур, в неведомое. Контраст был впечатляющим, словно кто-то провел жирную черту между зелеными, плодородными северными склонами гор и красновато-коричневыми скалами и голыми холмами южной стороны. Горы быстро таяли и наконец превратились в плато, а оно во внезапно появившееся пространство золотистых сверкающих дюн. Путешественники плыли между небом и землей, ветер дул им спину, а вокруг расстилалась безбрежная Сахара. Анри и Гаскон жевали вяленое мясо, запивая водой из фляжек, и смотрели на это безмолвие. Имевшиеся у них карты были вполне точными, но только до северных склонов гор, поскольку те места были хорошо исследованы тысячами французов. Немногие европейцы отваживались пересекать Атласские горы, но тех, кто вернулся, было еще меньше. О громадных пустынях ходили тысячи легенд, а достоверные сведения исчислялись крупицами. Арабы, живущие на плодородном севере, называли те места страной «жажды и страха». Если верить легендам, места, куда направлялся шар, населяла таинственная раса великанов. Арабы именовали их туарегами, «покинутыми Богом», «людьми покрывала» и говорили о них со смешанным чувством страха, отвращения и уважения. Туареги считались превосходными воинами и хозяевами пустыни, надзиравшими за оживленными караванными путями, по которым двигались неиссякаемые потоки соли, рабов и золота.
Анри и Гаскон летели навстречу легендам. Когда солнце начало клониться к горизонту, их взору открылось завораживающее зрелище одновременный заход солнца и восход луны. У них перехватило дыхание. В восточной части неба величественно поднималась золотистая полная луна, а на западе в песчаной дымке садилось раскаленное докрасна солнце. Путешественники зачарованно глядели то на восток, то на запад, боясь пропустить хотя бы мгновение этого божественного спектакля.
У Анри имелся лондонский медный секстант, хранящийся в потертом кожаном футляре. Этим инструментом граф определил их нынешнее местоположение, внимательно наблюдая за звездами, после коротких сумерек появившимися на темном небе. Свои вычисления он делал на специальной бумаге, которую захватил для вычерчивания карт. Луна была настолько яркой, что ему почти не требовался свет небольшого газового фонаря на полу корзины. Пустыня внизу просматривалась столь же отчетливо, как и днем.
Мы находимся здесь, сказал он Гаскону, пометив координаты крестиком. Но я понятия не имею, где это «здесь».
Закончив вычисления, Анри достал из кармана маленькую деревянную флейту, купленную на каком-то базаре. Его не обучали музыке, но он обладал хорошим слухом и мог воспроизвести услышанное. Иногда он импровизировал, сочиняя мелодию по своему настроению. В этот вечер воздух вокруг шара наполняли бархатные звуки, передававшие свободу и спокойствие полета. Они неслись вниз, к спящей пустыне. Гаскон поудобнее устроился на полу корзины и, закрыв глаза, слушал игру хозяина.
Ночью они спали по очереди: один спал, а другой следил за полетом. Ночь была полна покоя и благоговейной тишины. Внизу неспешно проплывала залитая луной пустыня. Воздух стал холодным и бодрящим. Путешественники закутались в теплые накидки. Утреннее солнце было таким же золотистым, как вчерашняя луна. Склоны дюн, на которые не попадал солнечный свет, покрывал серебристый налет инея, отчего они казались сугробами, блестящими в мягком сиянии зари.
Анри пристально всматривался в карту.
Мы летим над Большим Западным Эргом, объявил он.
Эрг был одним из песчаных океанов тысячеликой пустыни. Анри знал о его существовании и местоположении, но не о протяженности. Карта оказалась бесполезной. Торговец-араб в Бу-Сааде рассказывал ему, что за Эргом пролегает оживленный торговый путь. Опускаться раньше, чем они пересекут Эрг, нельзя, ибо пешком по дюнам не пройдешь. Разумнее лететь дальше и надеяться, что ветер вновь поменяет направление и понесет их на запад. Цепь Атласских гор дугой изгибалась к югу. При благоприятном ветре можно будет вторично пересечь горы и лететь в Марокко. Однако у ветра были свои планы, и он весь день и всю ночь упрямо дул с севера на юг.
Волны дюн казались бесконечными и уходили во все стороны, теряясь вдали. Они располагались большими рядами, один за другим, словно их методично, гигантской лопатой насыпали боги. Дюны были ровными и имели по-женски плавные округлости. С высоты их песок выглядел мягким и чистым. Иногда порыв ветра поднимал с вершин песчаные струйки, словно снег с горных пиков. Один ряд дюн был золотистым, другой красновато-коричневым, третий желтым. Игра света и тени постоянно меняла цвет песка. Дюны не были однообразными; сверху различались понижения, песчаные завитки и изящные длинные линии. Местность между дюнами была плоской и почти бесплодной. То там, то здесь виднелись островки колючей травы и кустов, цеплявшихся за жизнь.
Иногда среди дюн мелькали небольшие стада антилоп, пасущихся на редких пятачках травы. Одинокий шакал рыскал у подножия в поисках мышей. Во второй половине дня Гаскон заметил двух страусов, чьи долговязые ноги казались еще длиннее из-за теней, отбрасываемых солнцем, отчего эти птицы выглядели двадцатифутовыми великанами, расхаживающими по песку. Скорее всего, здешний животный мир даже не замечал, что у них над головой проплывает воздушный шар.
Анри постоянно делал записи, отмечая особенности ландшафта. Шар несло все дальше от Атласа, пока очертания гор не превратились в едва заметную нить на горизонте, видимую только в бинокль. Где-то в глубине живота у Анри возникло хорошо знакомое покалывание. Привычный ему мир остался позади, и он испытывал страх вперемешку с предвкушением новых впечатлений.
Он любил это ощущение. Оно всегда сопровождало его в путешествиях.
Он был рожден для привилегированной жизни. От него ждали, что он станет военным, как поступали многие поколения мужчин из рода де Врис со времен Людовика IX. Но Анри разочаровал близких, в том числе и отца. Карьеру военного он оставил младшему брату Жюлю, чей характер куда больше соответствовал этому роду занятий, нежели его собственный. Отверг он и праздную жизнь аристократа, которую вполне мог себе позволить, пользуясь богатством и положением. Вместо этого Анри путешествовал. Он посещал места, куда другие не могли или не отваживались отправиться, и совершал поступки, немыслимые или недопустимые с точки зрения других. В Центральной Турции он исследовал удивительные пещеры Каппадокии. Он побывал в пустынях Аравийского полуострова и горах Гиндукуш в Афганистане. Он бродил по базарам Макао и улочкам Ташкента. В Целебесском море[4], близ Борнео[5], корабль, на котором он плыл, потерпел крушение. В Судане Анри наблюдал танцы кружащихся дервишей. Чтобы попасть в Марракеш, закрытый для христиан, он замаскировался под еврея из Дамаска, надев красную ермолку и тюрбан. Анри наслаждался такой жизнью и ценил свою свободу. Он писал путевые заметки для Парижского географического общества, которых с нетерпением ждали читатели Парижа, Лондона и даже Нью-Йорка.
И потому нынешнее проникновение в неизведанные пределы Сахары не наполняло ужасом сердце Анри. Наоборот, он чувствовал знакомый прилив адреналина, вгрызавшийся ему в живот и оживлявший чувства. Краски становились ярче, запахи острее. Анри хотелось громко смеяться от удовольствия. Он нуждался в этом ощущении; оно питало его во всех путешествиях. Это была разновидность экстатического страха, обитавшего и прорывавшегося наружу тугой, жаркой волной. Он испытывал почти мистическую одержимость, страсть путешественников, торопящихся проникнуть в тайны мира, увидеть доселе неизвестные места и совершить доселе немыслимые поступки. Его снедала неутолимая жажда странствий. Едва одна цель была достигнута, на горизонте тут же появлялась другая, и он снова отправлялся в путь. Много лет назад на базаре в Дели предсказательница прочла по ладоням Анри, что он умрет в старости. Он рассмеялся со всей самоуверенностью скептика, обладающего аналитическим складом ума. Но он поверил ей и с тех пор жил в каком-то промежуточном состоянии между сумасбродством и вдохновением.
На рассвете третьего дня их полета ветер стих. Внизу простирались все те же дюны. Чтобы видеть дальше дюн, требовалось подняться выше. Гастон сбросил балласт. Шар взмыл вверх и достиг высоты, с которой за дюнами просматривалось большое плато. Анри припал к окулярам бинокля. Между дюнами и плато лежала обширная низина, заполненная вади и глубокими ущельями. Дальше снова начинались дюны; их золотистое песчаное море уходило на юго-запад. К северо-западу, у верхнего конца впадины, просматривалась озерная котловина. Озеро выглядело пересохшим, однако расстояние не позволяло говорить об этом с уверенностью. Если это себха, соленое сезонное озеро, в том месте могут быть колодцы и люди.
Мы уже достаточно забрались на юг, сказал Анри, не желая чрезмерно искушать судьбу. Думаю, нам лучше опуститься и подождать благоприятного ветра.
Согласен, кивнул Гастон, но наше ожидание может растянуться на несколько дней. (По обеим сторонам пологих склонов вади росли кусты и лежали крупные валуны.) Камни возле того вади дадут нам временное пристанище. Если ветер так и не подует в нужном нам направлении, можно будет оставить шар и пешком двинуться на северо-запад.
Анри потянул за веревку, которая открывала клапан в верхней части шара, и они начали спускаться в долину.
Шар плыл над каменным гребнем, окаймлявшим долину с одной стороны. Вокруг не было ни животных, ни каких-либо признаков жизни, однако по плотному песку тянулись тропы. Значит, люди иногда появлялись в этих местах. Но подобные тропы обманчивы, ибо в пустыне они сохраняются годами и невозможно определить, когда по ним проходили в последний раз.
Путешественники приближались к земле и сейчас пролетали над стеной ущелья, рассчитывая мягко посадить шар на вади. Неожиданно шар попал в стремительный восходящий воздушный поток, быстро вытолкнувший его вверх. Раньше, чем Анри и Гаскон успели принять меры, нисходящий поток резко швырнул их к скалам.
Балласт! закричал Анри.
Гаскон уже обрезал веревки, которые крепили мешки с песком на внешних стенках корзины, но было слишком поздно. Плетеная корзина ударилась о торчащие острые камни, и те пропороли ей бок. Началось светопреставление: путешественники и все их имущество оказались в воздухе. Анри схватился за тюк, исчезающий в проломе, но стоило ему протянуть руку, как его бросило на дно корзины. Налетевший ветер потащил шар за собой. Корзина вторично ударилась о скалы, и оболочка шара превратилась в парус, низко накренившийся под углом. Под напором свирепого ветра веревки, скреплявшие шар с корзиной, натянулись до предела. Острым куском скалы перерезало одну веревку, затем другую, и шар вырвался на свободу, но из-за опасного наклона утратил маневренность и быстро рухнул вниз. Лишившись поддержки шара, корзина пролетела последние несколько футов и ударилась о дно вади. Вместе с ней ударились и путешественники. Они лежали, оглушенные ударом, и тяжело дышали.
В последние минуты полета шара из-за изгиба вади показались семеро всадников на верблюдах. Остановившись, они в оцепенении следили за шаром, появившимся над гребнем, за корзиной, царапающей скалы, и за людьми в корзине, которые отчаянно пытались устоять на ногах. Шар слегка трепетал на ветру, затем воспарил выше, словно громадный небесный призрак. Беззвучный летающий шар из великолепной белой ткани на фоне синего неба.
Хамдуллила! Это же дженум! сердито прошептал один из всадников, имея в виду джиннов, обитающих между скалами и в темных местах, и вытащил большой обоюдоострый меч, приготовившись пустить оружие в ход.
Аллах грядет! произнес другой всадник.
Это луна, упавшая с небес!
Летающие облачные люди!
Изумленные зрелищем, но без страха, всадники подъехали ближе, наблюдая, как таинственный предмет взмыл в воздух, затем упал, подпрыгивая и дергаясь, а потом бесцеремонно швырнул летающих облачных людей на землю.
Анри лежал не шевелясь. Шок от удара быстро прошел. Он слышал голоса, однако распознать язык не мог. Поскольку говорили не по-арабски, он решил, что это, скорее всего, язык туарегов.
Он поднялся на колени и помог встать Гаскону, который все еще ловил ртом воздух. Всадники выстроились вокруг двоих мужчин полукругом. Чтобы рассмотреть туарегов, Анри пришлось задрать голову. Учитывая, что туземцы сидели на верблюдах, от земли до них было не менее двенадцати футов. Их силуэты на фоне неба выглядели устрашающе и в то же время очень красиво. Анри был заворожен всадниками на верблюдах ничуть не меньше, чем они его полетом и падением. Какое-то время французский граф и семеро всадников молча и настороженно всматривались друг в друга. Туареги были с ног до головы закутаны в темно-синие и ослепительно-белые одеяния. Свои лица они тоже закрывали, оставляя лишь прорези для глаз, а глаза у них были темными и непроницаемыми. Ткань своих тюрбанов они многократно оборачивали вокруг головы и плотно завязывали, что придавало им сходство со шлемами, а самих всадников делало еще выше и внушительнее. Туареги были вооружены копьями. Тяжелый меч в мастерски выделанных красных кожаных ножнах висел на плече. Их щиты из шкуры антилопы имели небольшие надрезы, которые образовывали подобие латинского креста. Всадники восседали в седлах с высокой спинкой. Луки седел тоже чем-то были похожи на крест. Анри они напоминали средневековых крестоносцев, которые были и в его роду. Их портреты, среди прочих, висели в шато де Врис. Туареги выглядели королями.