Ференц Шанта
Пятая печать
Ибо, проходя и осматривая ваши святыни, я нашел и жертвенник, на котором написано: «неведомому Богу». Сего-то, Которого вы, не зная, чтите, я проповедую вам.
Речь апостола Павла в афинском Ареопаге. Деян. 17:23
Sánta Ferenc
AZ ÖTÖDIK PECSÉT
© Ferenc Sánta, 1963
Russian Edition Copyright © Sindbad Publishers Ltd., 2023
Правовую поддержку издательства обеспечивает юридическая фирма «Корпус Права»
© Издание на русском языке, перевод на русский язык. Издательство «Синдбад», 2023
1
Холод стоял собачий и что редко бывает сопровождался густым, почти непроглядным туманом. Зато в трактире было жарко, и хозяин пребывал в добром расположении духа.
Следующая бутылочка, господа, за счет заведения, объявил он, поднявшись из-за стола во весь свой огромный рост.
Мы не прочь, сделайте одолжение, откликнулся круглоголовый агент по продаже книг, господин Швунг[1], как прозвали его в округе. И прозвали не почему-либо, а по той причине, что был он на удивление легок на ногу и заворачивал за угол всегда так стремительно, что не приведи господь оказаться у него на пути. Это мы с удовольствием, сказал он и, вытащив из кармана носовой платок, отер взмокший лоб.
Да вы бы сняли пальто, взглянул на него столяр, человек необычайно высокий, которому иногда даже говорили: «Вам бы в маляры податься! Не трудно вам при таком росте над верстаком горбатиться?» На что тот обычно отвечал, мол, матушка запродала его в это ремесло за шестьдесят крон, а иначе осталась бы без приданого, куда ему было деваться! Таков был ответ столяра, и никто никогда так и не узнал, о каких шестидесяти кронах и о каком приданом шла речь.
И то верно, поднялся книжный агент. Я даже шарфа не снял!
Не иначе, домой торопитесь, заметил Миклош Дюрица, часовых дел мастер, который четыре года назад овдовел и с тех пор, окруженный всеобщим почтением, один воспитывал троих детей. Тем не менее ходил слухи, будто Дюрица этот не одну девичью голову заморочил. Крутил шашни, как выражался трактирщик, с девчонками волнующе юного возраста, причем, добавлял столяр, когда заходила об этом речь, поступал с ними самым подлым образом, как сущий растлитель. Хотя, разумеется, никто представления не имел, что в действительности происходит в крохотной мастерской под теньканье и бой часов.
Телячьей грудинки достал, вот и спешу домой, объяснил книготорговец Швунг. Хотелось бы еще сегодня полакомиться телятинкой
И тогда вы наверняка не умрете? откинувшись на стуле и позвякивая в руке цепочкой брегета, спросил часовых дел мастер.
Что-что?
Я спрашиваю: вы тогда не умрете?
Когда?
Если еще сегодня налопаетесь грудинки?
Столяр поднял руку:
Ну а ежели и помрет? Придет час все там будем
Опять вас на философию потянуло, как я погляжу, заметил книготорговец часовщику. Никак учинили сегодня очередное свинство?
Всякий чинит, что умеет.
Это уж верно, подхватил трактирщик, водружая бутылку на стол. Каждому свое. Одному телятинки на ужин подай, а другому, охальнику, цыпочку посвежее. Впрочем, я полагаю, в наше время и телячью грудинку честным путем не достанешь.
Честным, бесчестным поди, вы и сами не отказались бы, если б могли достать, сказал книжный агент, вешая пальто и шарф на вешалку.
Да кто же откажется? Какой разговор? Пусть первым бросит в вас камень тот
На вашем месте, сказал Дюрица, часовых дел мастер, я непременно полюбопытствовал бы, прежде чем это есть: а что за мясцо такое?
Так грудинка, сказал столяр.
А какая грудинка? спросил часовщик.
Я только что во всеуслышание объявил: грудинка телячья, ответил книжный агент. Или вам заложило уши?
Часовщик вскинул брови:
Вы уверены, что это телятина, а, положим не человечина?
Что за гнусности вы несете, возмутился хозяин трактира. Приберегите для дома свои извращения.
Столяр поднял бутылку.
Эх-ма! воскликнул он изумленно. Давненько такого не пробовал.
Вам лишь бы аппетит человеку испортить, сказал книжный агент. Я за эту грудинку Цуцора-Фогараши отдал
Для меня это пустой звук, представления не имею, что это такое.
Хотя если рассудить, покачал головой трактирщик, в этом мире возможно все. Уж если, вон, из людей мыло варят, то могут и нам что угодно скормить
Швунг, прищурившись на один глаз, глянул на трактирщика:
Вы бы думали, прежде чем говорить. До ваших суждений мне дела нет, но все же лучше их при себе держать.
Да полно вам, нашли на что время тратить, потянулся к стакану столяр. Выпьем, коль угощают. Прозит!
Все подняли стаканы.
И за исключением трактирщика до дна осушили их.
Так ка́к вы сказали? спросил трактирщик. Какую книгу отдали за это мясо?
Большой словарь Цуцора-Фогараши
Что за штука такая?
Надо думать, какой-нибудь лексикон, сказал часовщик, который слова содержит
Ну, раз словарь, то понятно, что он слова содержит, господин разумник, сказал столяр. Только не все равно, что это за слова. Не так ли?
Слова в нем венгерские, ответил книжный агент, почувствовавший себя в родной стихии, как только заговорили о книгах. И уперся локтями в стол, приготовившись к пространному объяснению. Но тут в поле его зрения попали рыжие патлы часовщика; он быстро отвел взгляд, и в глаза ему бросился большой шишковатый нос столяра. Швунг махнул рукой и сказал только:
Да разные в нем слова.
И уже отвернулся к хозяину заведения:
Бела, дружище, у вас замечательное вино, как вам удалось его раздобыть?
Хороший трактирщик он завсегда добудет, на то и трактирщик, сказал часовщик.
Ну знаете, за такие слова не стоило бы вас этим вином угощать, ответил хозяин трактира, «дружище Бела». Так фамильярно к нему стали обращаться еще при старом владельце, когда он был здесь простым хотя всеми любимым и уважаемым буфетчиком. После кончины хозяина Бела женился на его вдове. Муж из него получился примерный, окрестные обыватели относились к нему уважительно, однако по старой памяти обращались к нему просто по имени, добавляя словечко «дружище», чтобы и голову не ломать, и приличия соблюсти. Да вы представления не имеете, чего это стоит, чтобы такое вино оказалось в вашем стакане, на какие я должен идти ухищрения!
Компания дружно с ним согласилась.
Да это ведь просто шутка, дружище Бела, сказал столяр. Разве не может ваш завсегдатай позволить себе пошутить
После чего повернулся к часовщику:
А вы могли бы подумать, прежде чем так шутить.
Ну мог бы, и что с того? Разве вы с вашим подзащитным в этом случае не умрете?
Книжный агент скривил губы.
Оставьте его, господин Ковач обратился он к столяру, ему уже не поможешь.
Вам тоже, я полагаю, сказал часовщик.
Мне тоже! Уж если вы непременно хотите знать, то заявляю вам, чтобы поставить точку: я тоже однажды умру!
Как это мило, что заявляете кивнул Дюрица.
Да, заявляю. Вы довольны?
Если вам так угодно, доволен. Кстати, никогда не следует горячиться, это вредит здоровью.
Хозяин трактира, взяв бутылку, продемонстрировал ее компании:
Я вам так скажу Вы можете обойти всю округу, и нигде не найдете ничего подобного! Какой трактирщик станет здоровье свое подрывать, чтобы добыть для своих гостей такое вино?!
Истинная правда! воскликнул столяр. Хотел бы я посмотреть на другого такого трактирщика.
Тут и спорить не о чем, устроился поудобнее книжный агент. То же самое я мог бы сказать и о книгах. Иной раз ноги себе до колен сотрешь, чтобы потрафить кому-нибудь из старых клиентов. А доброе вино в наши дни достать потруднее будет, чем книгу! Речь, конечно, о ценной книге не о слащавой пошлятине или каком-нибудь непотребстве
Столяр, облокотившись на стол, подался вперед:
А скажите мне, сударь только не обессудьте за откровенность, но вы ведь мою натуру знаете, я ни чужих, ни своих недостатков скрывать не стану Вы вот все о книгах толкуете, это ясно, такое у вас занятие, а только объясните мне, что люди находят в них, в книгах этих?
Образованный человек таких вопросов не задавал бы, вмешался трактирщик, сочувственно посмотрев на книготорговца.
Ну так я, возразил столяр, и не числю себя образованным. Я честный мастеровой и достойный отец семейства.
Швунг взглянул на мясистый нос столяра, отхлебнул из стакана и наконец произнес:
Слишком долго было бы объяснять это вам, господин Ковач.
Вы считаете, я такой тупица, что не пойму ваших объяснений?
Часовщик усмехнулся:
Ну, это как объяснять.
А вас, вскипел книжный агент, тут никто не спрашивал! Но раз уж так хочется поучаствовать, ответьте мне на такой вопрос. Сколько лет вы чините для моей семьи часы?
Какое отношение это имеет к вашим книгам и к чтению
А такое: за эти годы вы могли убедиться когда в доме ломаются часы, я не пытаюсь в них ковыряться, а отдаю их в починку вам. И пальцем не прикасаюсь к часам, потому что не смыслю в них ни бельмеса.
Не смыслите, это факт, сказал часовщик, следя за кружившей над столом мухой.
Так и я говорю, согласился книжный агент. А коли не смыслю, то и не лезу в ваши дела. Помолчите и вы, когда речь заходит о книгах. Или спрашивайте, если что непонятно. Я с удовольствием объясню
Если сумеете, продолжал Дюрица следить за мухой.
А не сумею то посоветую вам обратиться к кому-нибудь из более умных моих друзей, так как сам я ответа не знаю.
Вот видите! С этого и следовало начинать, опустил часовщик взгляд на стол, а затем пристально посмотрел на Швунга: С того, что сами ни бельмеса в этом не смыслите.
Трактирщик наполнил стаканы.
Да он вас подначивает, а вы поддаетесь, господин Кирай, обратился он к книготорговцу, в который уж раз едва не назвав его Швунгом. Не обращайте вы на него внимания. Сами знаете не стоит вступать с ним в полемику. А что до книг, то, по совести говоря, я и сам иногда задумывался: на кой ляд эта прорва бумаги? Кого-нибудь они осчастливили? Лучше станет вам от того, что на них потратитесь? В общем, в моей голове это не укладывается, хотя должен признаться, что в школе я всегда был отличником и даже стихи иногда декламировал пятнадцатого марта
А шестого октября[2] не декламировали? спросил часовщик, вновь заметивший на потолке осеннюю муху.
Нет
Тоже ведь подходящий случай.
Вы и сами не связывайтесь с ним, сказал книжный агент. Он вас перебивает, а вы не обращайте внимания, он умолкнет, только когда его черт заберет
Швунг поднял стакан, приглашая присутствующих выпить в том числе, разумеется, и часовщика Дюрицу.
Ну, будем
Все выпили, после чего Швунг повернулся к столяру:
Так вы спрашивали, что люди находят в книгах, не так ли?
Именно так, слово в слово, ответил Ковач. Потому как ежели, положим, человек на еду деньги тратит, то это понятно, он с того наглядную пользу имеет, толстеет, к примеру сказать, восстанавливает свои силы или поправляет здоровье. А что сказать, когда у человека и одежки приличной нет, а он на такие вещи тратится?
Но послушайте, Ковач как раз их-то и следует уважать! воздел палец книжный агент.
Уж простите, но я таких редкостных чудаков уважать не могу.
Вот те на! Ну кто бы мог подумать?! воскликнул часовщик Дюрица.
Может быть, вы и правы, Ковач. Но это если смотреть с вашей колокольни, ответил книжный агент. Однако будь вы на моем месте и суди вы с моей точки зрения, то с уверенностью могли бы сказать, как это делаю я, что именно за это можно уважать очень многих наших ближних.
Вы знаете, в чем правда, господин Кирай? заговорил трактирщик. Сколько я ни видал людей, которые день-деньской корпели над книгой, все они умирали раньше других. От чахотки, от позвоночника, так ли, этак ли все отбрасывали коньки прежде остальных. Но ежели это так а это именно так, я по опыту знаю, то на кой ляд мне эти книги? Разве я неправ?
И он повернулся к Дюрице в ожидании непременного одобрения.
Позвоночнику от этого ничего не сделается, сказал тот.
Как не сделается, если сидеть над книгой согнувшись в три погибели?!
Кирай, книжный агент, тронул Белу за локоть:
Речь совсем не о позвоночнике, дружище Бела! Речь о той возвышенной радости, которую доставляет чтение человеку, его страждущей чуткой натуре, его духу, алчущему культуры и знаний. Чтение это радость, отдохновение для души, пожелавшей освободиться от мерзости окружающей жизни. Не хочу приводить других примеров, а скажу, если позволите, только о себе. Когда вечером я беру в руки произведение какого-нибудь почтенного и ценимого всеми автора, то чувствую себя так, будто принимаю ванну или стою под приятным душем, где вместо капель воды меня бесконечным потоком орошают слова, падая прямо в сердце и отмывая его от налипшей грязи. И в такие минуты возникает ощущение райского блаженства как в те времена, когда человек, как мы знаем, еще не ведал зла и душа его была, так сказать, неотъемлема от вселенной. Вот, к примеру сказать, читаете вы о том, как над шелковистым покровом цветущей лужайки грациозно порхают бабочки и на крыльях их беззаботно играет солнечный луч; а поодаль, допустим, с тихим плеском бежит, спотыкаясь о серебристую гальку, ручей, в синем небе, оглашая окрестности своим пением, летают птицы, а в тенистой прохладе леса резвятся косули; и вся эта природа так хороша, так свеж и чист воздух, не то что здесь, среди камня и заводских труб, словом, в такие минуты глаза ваши закрываются, вы чувствуете себя уже там, на лужайке, и вся эта благодать творится непосредственно вокруг вас Это, если угодно, и есть то самое блаженство, о котором я говорил
На какое-то время Кирай умолк, выуживая из внутреннего кармана носовой платок.
А столяр заметил:
Взять меня, я и так детишек, случается, за город вывожу. Еще бы трамваи по воскресеньям не были так забиты
Потому и забиты, сказал трактирщик, что все рвутся в конце недели. В воскресенье или в субботу.
А когда еще я могу выбраться? Я тоже могу только в выходной их вывезти Вот если бы власти побольше пеклись о транспорте, не приходилось бы никому в такой давке ездить.
Но все же напомню, продолжил трактирщик, что во времена моей молодости трамвай туда вообще не ходил, если вы тоже имеете в виду Хювёшвёльд. Конечная остановка была в Буде на Сенной.
Собственно, было бы хорошо, чтоб у каждого в горах был участочек. Разумеется, там, где уже и коммуникации есть.
Да, иначе и смысла никакого, согласился трактирщик.
Дюрица, часовщик, тронул Кирая за плечо:
А вот если, допустим, вы съедите на ужин телячью грудинку, вам тоже привидятся эти бабочки и послышится звон ручейка?
Да, представьте себе! А что?
Ничего Что до ванны и душа, вам это не помешало бы Однако я не пойму: если вам так дороги подобные вещи, почему бы не обменять эту вашу грудинку прямо на бабочек с ручейками, вы ведь добыли ее в обмен на книгу.
Эх, не послушали вы моего совета, склонился столяр к хозяину трактира, не купили участок тот, в Лёринце. А там уже целый город вырос. Природа окрест замечательная! К тому же Лёринц лежит на одной высоте с горой Геллерт.
Теперь уж поздно, ответил трактирщик. Займемся этим после войны.
Когда? повернулся к нему Дюрица. Когда вы этим займетесь, милейший?
После войны. Чему вы так удивились?
Да ничему! У вас замечательное чувство юмора.
Ну если не после, тогда во время, сказал столяр.
Городите тут ахинею, сказал Дюрица. Радуйтесь, что еще шкура цела. И он повернулся к Кираю:
Так вы говорите, все эти бабочки-ручейки непременно явятся вам и после грудинки?
Тот посмотрел на часовщика:
Нет, вы слышали? Слышали, как я пытался им объяснить, сколь возвышенным и прекрасным занятием является чтение? И о чем же они теперь говорят?
Ну и что?.. Уж не думаете ли вы прочесть нам на эту тему целую лекцию? Рассказали бы лучше, как собираетесь готовить дома грудинку.