Вот как, сказал Дэн, сверля взглядом спину брата. Выделываешься, значит?
Отсутствие костров позволяло отчетливо увидеть слабый серебристый вечерний свет, в котором синяя форма солдат становилась черной, а их лица белыми пятнами, лишенными выражения. Неподалеку от группы, расположившейся на крыльце, возникло какое-то оживление. Один солдат нашел юбку с фижмами и, напялив ее, танцевал под аплодисменты своих товарищей. Билли и большая часть солдат немедленно решили присоединиться к зрителям.
Что с Билли такое? спросил Дэн солдата на сундуке.
А я почем знаю? ответил тот с легким раздражением, встал и пошел прочь. Вернувшись, он с видом знатока бросил, что ночью будет дождь.
Дэн присел на один конец покрытого конским волосом сундука. Он смотрел на толпу вокруг танцора, которая в восторге двигалась взад и вперед. Иногда ему казалось, что он различает лицо брата.
Он и солдат на другом конце сундука со знанием дела обсуждали позиции, которые занимала армия. По их мнению, пехота и артиллерия на улицах городка располагались в крайне опасном беспорядке; но их это не беспокоило, поскольку они привыкли к тому, что армия всегда находилась в опасном беспорядке. Они научились воспринимать такие сложные ситуации как следствие своего нахождения в армии, и обычно они просто непоколебимо верили в то, что кто-то разбирается в этом хаосе. Даже если бы их кто-нибудь убедил в том, что армия это никем не управляемое чудовище, они бы с присущим ветеранам цинизмом просто кивнули в ответ. Их, как простых солдат, это просто не касалось. Их заботой было поесть и поспать, когда позволяли условия, и храбро сражаться, куда бы их ни послали, пока не поступят новые приказы. Это и так отнимало достаточно сил.
Они обсуждали другие корпуса, и поскольку этот разговор надо было вести втайне, их голоса понизились до благоговейного шепота. "Девятый, первый, пятый, шестой, третий" эти простые цифры звучали красноречиво, каждая из них имела значение, которое должно было сохраниться на протяжении многих лет не как какой-то безличный номер, а нечто, столь же полное индивидуальности, как название города.
О своем собственном корпусе они говорили с глубоким почтением, преклонением и абсолютной уверенностью, которую, видимо, ничто не смогло бы поколебать.
Казалось, будто их уважение к другим корпусам отчасти объяснялось удивлением, что части, не имеющие такого же знаменитого номера, как их собственный, вообще могут проявлять такой интерес к войне. Они могли доказать, что их дивизия была лучшей в корпусе, а их бригада лучшей в дивизии. А их полк тут было ясно, что никакое счастье в жизни не могло сравниться с удачей, благодаря которой солдат, так сказать, родился в этой части, этом краеугольном камне, на котором держалась вся армия.
Временами Дэн осыпал оскорблениями того неизвестного, таинственного генерала, чьей раздражительности и излишнему энтузиазму он приписывал приказ, из-за которого нельзя было выпить горячего кофе.
Дэн говорил, что победа в предстоящем сражении была неизбежна. Его собеседник в этом сомневался. Он обратил внимание на укрепленную линию холмов, которая произвела на него впечатление даже с другого берега реки.
Ерунда, ответил Дэн. Да мы их и он красочно описал, как море солдат в синем захватывает холмы. Все это время взгляд Дэна блуждал по толпе, окружавшей танцевавшего солдата. Сквозь гул голосов на улице иногда слышались далекие раскаты очевидно, с самого края горизонта, оттуда, где гремели неугомонные орудия.
III
Наконец, ночная темнота приобрела цвет черного бархата. Очертания лишенного огней лагеря были похожи на едва различимые рисунки на старинном гобелене. Отблески металла на винтовке или пуговице походили на серебряные и золотые нити, которыми была прошита ткань ночи. Было почти ничего не видно, но более чуткое восприятие могло различить в воздухе нечто, похожее на пульс, таинственное биение, которое подсказало бы постороннему человеку, что рядом находится что-то огромное дремлющая масса полков и батарей.
Так как костры было разводить запрещено, пол в сухой старой кухне стал для многих хорошей заменой холодной декабрьской земле, даже несмотря на то, что в ней недавно разорвался снаряд и настолько изуродовал помещение, что, когда солдат засыпал, завернувшись в одеяло, ему, скорее всего, казалось, что стена, которая возвышается над ним, вот-вот опрокинется и похоронит под собой несколько человек.
Билли посмотрел на кирпичи, которые вот-вот обрушатся ему на голову, прислушался к тому, как неугомонные дозорные ведут стрельбу на окраине города, представил себе, каким будет предстоящее сражение, подумал о Дэне и его плохом настроении и, завернувшись в одеяло, заснул, довольный.
Он не знал, сколько времени прошло, когда его разбудил скрип половиц. Приподнявшись на локте, он разглядел сержанта, который пробирался между спящими фигурами со свечой в старом медном подсвечнике. Если бы не блестящие пуговицы и нашивки на рукаве, он был бы похож на какого-то старого фермера, почему-то решившего побродить среди ночи.
Билли бездумно смотрел на свет, пока его разум возвращался из глубин сна. Сержант наклонялся над неподвижными телами солдат, поднося свечу поближе и всматриваясь в каждое лицо.
Эй, Хейнс, сказал Билли. Смена часовых?
Привет, Билли, ответил сержант. Особое задание.
А Дэн идет?
Джеймисон, Хантер, МакКормак, Д. Демпстер. Да. Где он?
Там, возле окна, ответил Билли, показав рукой. А что за задание, Хейнс?
Думаешь, я сам знаю? спросил сержант. Он начал грубовато, но дружелюбно расталкивать лежащих на полу солдат. Вставай, Мак, поднимайся. Для тебя работенка нашлась. Проснись, Джеймисон. Вставай, пошли, Дэнни, дружище.
Каждый солдат сразу же воспринял этот призыв к исполнению долга как личное оскорбление. Они выбирались из-под одеял, протирая глаза и ругаясь в адрес того, кто все это придумал.
Ну, такой приказ, крикнул сержант. Живо! Давайте, пошли.
Из-под одеяла высунулась голова с растрепанными волосами, и сонный голос произнес:
Заткнись, Хейнс, и вали отсюда.
Когда группа вышла из кухни, все оставшиеся, кроме одного, казалось, уже снова спали. Билли, опираясь на локоть, смотрел в темноту. Когда шаги затихли, он снова завернулся в оделяло.
Когда показались первые лиловые лучи холодного рассвета, он снова проснулся и оглядел лежащих товарищей. Заметив, что один из них не спит, он спросил:
Дэн еще не вернулся?
Солдат ответил:
Я его не видал.
Билли заложил руки за голову и нахмурился.
Какой смысл в этих проклятых ночных патрулях? пробормотал он своим самым недовольным тоном. Только время зря тратят. Почему бы им не Он длинно и затейливо выругался.
Однако, когда Дэн вернулся с патрулем, было очень похоже, что Билли крепко спит.
IV
Полк беглым шагом прошел по улице, и полковник, казалось, несколько раз поссорился с артиллерийскими офицерами из-за того, кто пройдет первым. Батареи ждали в грязи, и их солдаты, разозленные поведением этой заносчивой пехоты, потрясали кулаками, сидя в седлах и на зарядных ящиках и отпуская всевозможные колкости и шуточки. Наклоненные орудия продолжали задумчиво смотреть в землю.
На окраине разрушенного города группа солдат в синем стреляла в туман. Полк развернулся в цепи, и группа синих фигур, развернувшись, радостно удалилась куда-то в тыл.
Пули с тихим свистом полетели со стороны гряды холмов, которая смутно виднелась в густом тумане. Когда их стремительное крещендо достигло своей кульминации, они пронеслись прямо над головой солдат, словно пронзив невидимый занавес. Батарея на холме грохотала с таким беспорядочным ожесточением, что казалось, будто орудия ссорились и грызлись друг с другом. Снаряды злобно ревели, устремляясь к городу. С близкого расстояния донесся треск ружейной стрельбы, пронесшийся вдоль невидимой линии и оставивший слабые отблески оранжевого света.
Кто-то в новых стрелковых цепях начал стрелять по смутным силуэтам, различимым в тумане, по фигурам людей, внезапно появлявшимся впереди благодаря какому-то изменению в неповоротливых массах тумана. Треск ружейного огня начал заглушать свист вражеских пуль. Дэн, стоявший в первой шеренге, держал винтовку наготове и пристально, невозмутимо вглядывался в туман с видом охотника. Он был настолько спокоен, что казалось, что все его нервы просто вытянули из тела, оставив одни мускулы. Но его онемевшее сердце все же билось в ритме боя.
Колышущаяся линия стрелков двигалась взад и вперед, перебегала то в одну, то в другую сторону. Люди терялись в тумане и снова находились. В какой-то момент они подошли слишком близко к грозным холмам, и те взорвались огнем, словно отражая общую атаку. В другой раз один полк в синей форме чуть было не открыл по ним огонь. Затем своя же батарея начала продуманно и методично истреблять их своими снарядами. Все время находясь в движении, солдаты метались туда-сюда по равнине, сражаясь с врагами, убегая от друзей, оставляя следы своих многочисленных перемещений на мокрой желтоватой земле, ругаясь в воздух и стреляя каждый раз, когда им удавалось различить противника.
Когда туман в очередной раз неожиданно поменял свои очертания, как будто пальцы духов раздвинули какой-то занавес, Дэн и окружавшие его солдаты вдруг увидели небольшую группу молчаливых, похожих на статуи стрелков в сером. Они были так близко и казались такими реальными, что в этом было что-то сверхъестественное.
Наверное, с секунду обе группы противников смотрели друг на друга. Потом все разом вскинули винтовки. Когда Дэн взглянул в прицел ружья, фигура перед ним внезапно стала такой близкой, словно винтовка была телескопом. В памяти Дэна отпечатались короткая черная борода, шляпа с опущенными полями, поза того солдата, который прицеливался, чтобы выстрелить. В тот момент он, по-видимому, и сам нажал на спусковой крючок, и пораженный выстрелом солдат качнулся вперед, его выстрелившее в тот же момент ружье прочертило в воздухе косую багровую полосу, а широкополая шляпа упала с головы. Межу ними снова встали полосы тумана, управляемые загадочными импульсами.
Ну, в того парня ты точно попал, сказал Дэну товарищ. Дэн только непонимающе посмотрел на него.
V
Когда на следующее утро снова спустился туман, солдаты полка обменялись оживленными замечаниями; но долго разговаривать им не пришлось, потому что на улицах городка теперь было достаточно конных адъютантов, чтобы составить три кавалерийских эскадрона, и они знали, что приближается крупное сражение.
Дэн беседовал с солдатом, который когда-то сидел на сундуке, покрытом конским волосом; но в этот раз они не упоминали о той цепочке холмов, которая раньше, в более беззаботные моменты, давала им приятную тему для разговора. Теперь они избегали говорить о них, как осужденные стараются не упоминать о смерти, и все же, серьезно обсуждая другие темы, в глазах друг друга они читали неотступную мысль о тех самых холмах.
Напряженно ожидавший приказов полк испустил долгий вздох облегчения, когда на улицах раздались резкие, без конца повторявшиеся команды строиться. Было очевидно, что предстоит кровавая схватка, и они пытались о ней не думать. Однако им снова пришлось долго стоять, плотно увязнув в грязи. Они вытягивали шеи, пытаясь разглядеть, куда двигаются другие полки.
Наконец, туман рассеялся, будто беззаботная природа решила сделать все, чтобы враги могли сразу же увидеть друг друга, и тотчас же с каждого холма донесся грохот пушек. Бесконечная трескотня винтовок передовых цепей переросла в раскатистый грохот ружейной стрельбы залпами. Снаряды ревели в воздухе, как бросавшиеся на добычу пантеры. Дэн посмотрел на солдата, с которым когда-то делил сундук, и тот сказал:
Вот оно, началось!
На улицах городка зазвучали голоса офицеров, у молодых они были высокие, а у более старших низкие и хриплые. Их команды вонзались в солдат, как шпоры. Несмотря на то, что приказ вступить в бой уже давно ожидался, массы солдат, внезапно осознавших, что сейчас начнется бой, задрожали.
Все эти огромные толпы людей и лошадей, находившиеся в городке, одновременно пришли в движение. Полк за полком устремлялись в улочки, ведущие в сторону тех зловещих холмов.
Это походило на театральное представление. Маленький, тусклый городок был подобен плащу, под которым скрывался главный герой будущей драмы. И вот он сброшен, и армия, прекрасная в своем сине-стальном одеянии, вышла на сцену, освещаемую солнцем.
Даже солдаты, маршировавшие в больших колоннах, с восхищением вздохнули при виде этого зрелища, более величественного, чем они могли себе представить. Занятые врагом позиции на высотах были заполнены людьми, которые будто бы пришли посмотреть на какой-то грандиозный спектакль. Но по мере того, как колонны неуклонно двигались к назначенным целям, они деловито удвоили стрельбу из орудий, и на переполненной равнине c ужасающим грохотом и красными вспышками стали падать снаряды. Один из них разорвался в рядах полка, и после того, как дым и хаос взрыва рассеялись, оставив на земле неподвижные фигуры, каждый из солдат продолжил штурм, изрыгая ужасные ругательства, ведь ветераны терпеть не могут, когда их убивают в тот момент, когда они еще не вступили в ближний бой.
Полк иногда искоса поглядывал на своих товарищей по бригаде, солдат, которые никогда не были в сражениях; но никакой леденящий кровь страх не мог устоять перед пышущим жаром великолепием этой армии, двигавшейся по равнине такими длинными шеренгами, что фланги тонкими полосками терялись вдали, этой колоссальной массы людей, объединенных одной целью. Новобранцы старались выглядеть равнодушными. В тылу стояла бездействующая батарея, и трое артиллеристов, усевшись в ряд на зарядном ящике, подталкивали друг друга локтями и глупо ухмылялись новобранцам.
Подождите, сейчас и вам достанется, кричали они.
Они так беззаботно шутили, как будто им самим не угрожала та же опасность в самое ближайшее время. Но, неся в сердце этот прекрасный образ всей армии, новые солдаты, возможно, почувствовали то чувство преданности, которую капли воды могут испытывать к океанской волне; они были частью ее мощи и славы; они весело улыбнулись зубоскалившим артиллеристам и велели им убираться ко всем чертям.
Колонна перешла несколько небольших мостиков и быстро построилась в боевые порядки. Перед ними был небольшой участок равнины, а за ней возвышались те самые холмы. Времени на размышления уже не было. Солдаты смотрели на равнину впереди, гадая, как тяжело им там придется, когда бригада, шедшая впереди них, заревела и бросилась в атаку. На холмах были сплошные массы войск в сером и бесчисленные вспышки огней.
Этот яростный восторг перед ужасами войны, охватывающий сердце человека и заставляющий его биться так часто, что оно может разорваться, вспыхивал на лицах солдат, как цветные огоньки, и делал их похожими на диких животных на привязи беснующихся, свирепых, не страшащихся ничего и никого. Полк рванулся вперед еще до того, как прозвучали отрывистые, хриплые команды.
Жажда ближнего боя, наполняющая людей во время штыковой атаки, охватила солдат, лишая их разума. В этой ярости поле, покрытое пожухлой травой мягкой южной зимы, казалось им шириной в несколько километров.
Высокие, медленно поднимающиеся клубы дыма, пахнувшего горящим хлопком, окутали шеренги солдат так, что они стали напоминать пловцов. Холмы перед ними, берег этого серого моря врагов, были все перечерчены полосами пламени. Рев бесчисленных демонов битвы сливался с шумом ветра.