Выдумщик - Валерий Попов 5 стр.


Спертый воздух хулиганских дворов. И вот огоньки завспыхивали чаще: надо скорей докурить и за дело. «Карась заплыл!» Бежать было бесполезно наряду с другими отточенными навыками той поры отлично работали всяческие подножки, подсечки, после чего преследуемый не падал, а влетал головой в какую-нибудь каменную стену, разбивал лицо в кровь. А если «кровянка»  значит, враг. Дальнейшее предсказуемо. Поэтому я сам кинулся к ним.

 Парни! Клево! Нашел вас! Где пузырь тут купить? К корешу иду не с голыми же руками?

 А что за кореш?  поинтересовался длинный.

 Да Фека Шашерин!  я сплюнул.

Чтобы можно было еще повернуть, что я ищу его с целью мести.

 А-а! Этот!  орлята переглянулись, как мне показалось, зловеще.

Я похолодел. Розенштейновские? «Сейчас тебе оторвут самое то, что тебя сюда привело!»  я пытался острить, хотя бы с самим собой.

 А сам ты чей?

 С Лиговки!

Еще плевок.

 Не мути! Я там всех знаю!  сказал самый «возрастной».

Но тут из парадной вышел Шашерин.

 Пошли!

С шоблой не поздоровался. Хоть и шкапинские, родные!

 Мелкая сошка!  ответил на мой вопросительный взгляд.

Но и эти мелкие могут вломить спиной чувствовал. Напряженно здесь. Шли наискось через пустырь. Последнее тепло выдувало ветром. Всякое желание тоже. Да, затяжные тут «любовные игры».

 Я понимаю, что я по деньгам тебе задолжал.

 Возьму натурой.

 А!  вспомнил он с неохотой.  Тогда тебе сюда!  пренебрежительный жест в сторону общежитий, выстроившихся в ряд.

Бульвар наслаждений!

 Разберешься?

 А есть что-нибудь экзотическое?  я стал фасонить.

 С прядильно-ниточного комбината устроит тебя?

 Безоговорочно!

Мы вошли в предбанник общаги.

 Лучшие, конечно, намотчицы!  уверенно Фека излагал.  Шпульщицы нормальные. Сновальщицы Ничего. Ну, тазохолстовщицу учить надо от а до я! Тебе, я думаю, надо лет под шестьдесят, с опытом!  духарился он.  Ну как, баб Нюр,  обратился к вахтерше в ватнике,  нравимся мы тебе?

 О! Нафраерился! С чего это?

 Бросил пить и приоделся!  произнес Фека лихую присказку, с которой прошел потом всю жизнь.  Ну что, баб Нюр, пропустим ученика?  кивнул на меня.

 Я и тебя-то не пропущу!  свирепо проговорила она.  На танцы в школу иди!

Я почувствовал вдруг огромное облегчение Откладывается!

 Пойдем. Тут, видимо, по талонам!  сказал я.

 Ладно!  Фека дернул меня за рукав.  Финт!

Мы вышли на крыльцо, и тут же он вернулся назад.

 Баб Нюр!  закричал он.  Там эта ваша валяется!

 Так кто ж это такая-то?!  она выскочила.

И мы прошли.

 Финт ушами!  прокомментировал Фека, подмигнув.

Кто не знает: финт это обманное движение в спорте. Однако никого, кроме бабы Нюры, в этот вечер нам обмануть не удалось. На третьем этаже в красном уголке, где проходили предварительные знакомства, вместо желанных гурий нас встретили курсанты морского училища. «Как прошли бабу Нюру?»  задал я наивный вопрос. «А кто это?»  был ответ. Для них после практики на парусных судах не было проблемой попасть на третий этаж через фасад. Наш «финт ушами» лучше было даже не обнародовать. «Не любите, девки, море, а любите моряков, моряки дерутся стоя, у скалистых берегов!»  вот что пришлось нам узнать. После короткой «тёрки» мы были выброшены к счастью, не через окна, в которые проникли они, а сухопутным путем, по ступенькам. Слегка приведя себя в порядок, мы вышли.

 Спасибо, баба Нюра!  небрежно бросил Фека, выходя.

 Не за что!  насмешливо проговорила она.

Мне показалось это обидным. И Феке, видимо, тоже.

 Ничего!  зловеще произнес он.  Ты у меня чпокнешься как миленький! Пиши адрес!

И он, подчеркивая свое всемогущество, сплюнул.


Путешествие поначалу казалось не очень удачным, но оказалось кровавым. Закончились улицы, а трамвай все шел. «Ни одного встречного трамвая! Путь в один конец?» Но уныние это еще цветочки. Есть страдания посильней. Дом Нельки, деревянный барак, был на виду. Еще говорят «на юру». Цепляешься за слова? Не помогут! Коридорная система. Первая дверь. В испуге стал колотить. Открыл могучий рябой мужик в подтяжках. Угрожающе усмехнулся.

 К тебе, что ли?  крикнул он, обернувшись.

 Дом выстудил!  появилась Нелька в халатике.

Первое впечатление: яркая!

 Придавить его?  мужик показал на меня.

 Иди, Вася! Жена заждалася!  Нелька была в ярости.

 Все делай, как я сказал!  произнес он грозно.

 Потом! И за углом!  дерзко отвечала она.

Мне Нелька определенно нравилась.

Мужик, усмехнувшись и надев какую-то непонятную униформу, ушел.

 Ну?  Нелька повернулась ко мне.

Красивое лицо. Сама щуплая.

 От Феки!  я произнес.  Велел  тут я слегка замялся, ища удачный синоним.

 дать?  подсказала она.

Я задумался. Этот синоним мне тоже не нравился но мы же не на конференции?

 Пожалуй, да!  благожелательно произнес я.

Похоже, мы найдем общий язык Но язык-то я как раз прикусил в результате удара. Хлестко. Отработано.

 На!  воскликнула она.

Я залился кровью. И вылетел в общий коридор. Умылся в многоместном сортире и, шмыгая носом, ушел. Настроение, как ни странно, было отличное. И что-то подсказывало: не назови я Феку, могли бы быть варианты О, да!


Фека явился ко мне и, что радовало, тоже с разбитым носом. Вышла и мама.

 Здран-нствуйте, Ален-нтина Васин-ньевна!  гнусаво (нос опух) проговорил Фека.

 Вы что носами столкнулись?  весело сказала она.

 Да! В темноте!  мрачно проговорил Фека.

 Ты темным делам Валерку не учи, понял?  пригрозила она.

 Скорее, я его научу светлым!  пообещал я, даже не подозревая, что говорю правду.


Я читал книгу и вдруг какой-то резкий звонок! Телефон давно это заметил звонит по-разному.

 Валерий!

Голос мамы. Но почему так строго? Из какого-то учреждения звонит? Да! И причем из какого!

 Я в милиции сейчас нахожусь!

Первый был испуг маму ограбили. Фека? Но не такой вроде он человек. А какой же?

 Я сейчас приду.

 Отделение на улице Розенштейна.

 Розенштейна? Это опасно!  вырвалось у меня.

 Я знаю!  хладнокровно сказала мама.  И даже знаю, что ты здесь бывал.

Фека накапал Ну, друг!

 А что случилось-то? Может

 Приезжай!  оборвала она. Была у нее такая привычка: не дослушивать. Знала наперед и все остальное отвергала.

Примчался. А вот и друг. Чем-то снова обижен. Несправедливостью! Чем же еще?

На столе милиционерши, правда, лежали шуба рыжего цвета и одна интересная художественная композиция: разрисованные бумажки, по краям настоящие червонцы. Талант, Фека-то наш! Отец «кукол»!

 Вот настоящий фармазон растет!  проговорила инспекторша; Фека приосанился.  Раньше у Рябого затырщиком был, теперь вышел на самостоятельную дорогу! У женщины шубу увел.

 Она сама отдала!

 В колонии будешь петь! Вы что-то хотите сказать, Алевтина Васильевна?

 Ты позвонил мне!  мама обратилась к Феке.  И зачем?

Что удивительно с мамой он заговорил совершенно иначе.

 Да заставили меня! Заболел там один. Я учиться хочу.

 Чему?  спросила мама.

 Вот,  и он почему-то указал на меня.

 Это похвально!  произнесла мама.  Да,  она повернулась к инспекторше.  Мы с Валерием ручаемся за него. Берем шефство!

 А ты, Валерий, что скажешь?  спросила инспекторша.

 Готов!  сумев подавить ярость, произнес я.

И как всегда податливость наказуема!

 Как же ты допустил такое?  накинулась она на меня.  Твой друг прогуливает школу, хамит учителям, а недавно был уличен в краже денег у учащихся. Твой друг!

Для дружбы, я бы сказал, это опасно. Особенно бесцеремонность его. Насчет тех, «кого мы приручили», граф Экзюпери, я думаю, погорячился. И если бы не мама с комсомольским задором ее!

 Аттестат зрелости он получит у нас. И за поведение мы тоже ручаемся!  опередила она мой ответ. С которым я, собственно, и не торопился.

 Мы команда!  Фека вдруг вскинул кулак.

Где научился?


На первое наше занятие он вообще не явился, на второе еле дополз, с опозданием на час. И тут впервые увидал меня в ярости и даже испугался. Хотя шкапинские, по его мнению, не боятся ничего.

 Слушай!  сказал я.  Ради тебя я не буду менять свои планы ни на миллиметр. Буду учиться сам. Если захочешь присоединиться давай. Или иди куда шел!

Он морщился, как лимон, который выжимают. Всеми командовал (или так казалось ему), и вот! Какой-то недомерок учит. Ростом, кстати, на голову выше его.

 Ну, рассказывай что там у тебя?  разрешил он.


Почти закончили школу! И вдруг оглушительно длинный, мучительно знакомый звонок в дверь.

 Ураганим!

 С какой радости?

 Она послала меня на! Во!  он разжал кулак. Там сияло кольцо.  Хотел ей!

 Квитанцию покажи.

 Шкапинские берут без квитанций. Сейчас в ломбард и заураганим.

 Нет. Где его взял туда и неси.

 Аж прям! Или мильтоны возьмут или наши порежут. С завода взято! Рябой выносит. Обратно не берет. Ты хочешь, чтобы я Рябому вернул?

 Боюсь, что у меня нет никаких желаний, связанных с тобой.

По малограмотности он принял это за «без проблем».

 Лады! Сдам в ломбард, там наш человек, и заураганим!

Чтобы нас взяли вместе. Оказывается, это он взял шефство надо мной!

 А что Нелька?!  вдруг вырвалось у меня.

Что это со мной? Неужели чувства?

 Говорит с краденым кольцом не венчаются!

Он почесал фингал. Нелька молодец! Любуюсь ею!

 Ураганим!

 Спасибо за щедрость. Но я в тюрьму не хочу. Другие планы.


Я маме решил это рассказать, после колебаний.

 Да, я в курсе уже. Зотова звонила. Рябого взяли. Теперь ищут кольца. Я уже позвонила Ваське Чупахину

 В санаторий Феку? Гениально!

Мама подняла тонкую бровь. Так делала всегда, если сердилась.

 Ему другой санаторий светит, на Севере. Восемнадцать уже есть ему, второгодник заядлый. Велела Ваське все его связи напрячь, чтобы прямо сейчас, не дожидаясь призыва, забрили Феку. А ты собираешься что-то предпринимать?.. Ясно!  закончила разочарованно.

Вспомнила, видимо, какой я!


Фека пришел на другой день, взбудораженный.

 Прикинь! Прокатило. Менты в ломбард а кольца там нет.

«Знаю!»  чуть было не сказал я.

 Кто-то выкупил его!

 А кто бы это мог быть? Не догадываешься?

 Не!  он даже зевнул.

Широкая душа мелочами не заморачивается. Прокатило и всё. Конечно, радовало, что карающая рука не дотянулась до меня. Пока Но Фекина тупость бесила. Должно же его всё это как-то пронять!

 Это твой ангел был. Оцени! И живи теперь так чтобы не было ему стыдно.

 Да-а?!  Фека был потрясен.

На святое любая душа ведется.

 И смотри, чтобы он не бросил тебя! Так что ты отныне святой.

Святостью я, кажется, его перегрузил.

 Свезло, думаешь?  понял все это так.  Прикинь! И тут же повестку в армию принесли. Во совпадение!

 Совпадение тоже кто-то организует. Повестка это о тебе от Чупахина привет.

 Ну, Васька!  Фека утер слезу.

Я скромно молчал.

 Ну чего? Ураганим?  жизнерадостно предложил он.

 А иди-ка ты в армию!  сказал я.


 А ты знаешь, под чьим началом Фека будет служить?  мама смеялась.  Того самого Лёньки, которого он в Сочи таскал. Я думаю, что теперь Лёнька должен пылинки с него сдувать! Армия, конечно, не Сочи, но все же Феку мы с тобой спасли!

 Спасибо, мама.

И мы с ней даже выпили за все хорошее И все сбылось.

4

Я четко шел на золотую медаль, но кое-кто сумел разглядеть мое «второе лицо». Даже я про него на время экзаменов забыл! Зло особо опасное, потому что скрытое!  такими разоблачениями увлекались тогда. И Елена Георгиевна, преподавательница английского (гордящаяся своей принципиальностью), сумела-таки меня разоблачить и на выпускном экзамене влепила четверку. Раскусила меня! Хотя «на первый взгляд» я отвечал хорошо но она смотрела глубже. Наша классная, Людмила Дмитриевна, увидев меня, кинулась в экзаменационную, где услышала приговор: «Он ставит себя как отличник, а знает на четыре!» Тоже верно. Хотя «ставить себя» тоже надо уметь. Пролетаю! Но еще не пролетел?

Я пришел домой. Длинная комната была залита солнцем. Бабушка только помыла пол, и старые желтые половицы слегка «дымились» и пахли гнильцой. «Надо все запомнить!»  почему-то подумал я. Определяется твоя жизнь. Без золотой медали хана. Я могу играть только роль отличника! Для остальных не хватит органики, и ты всюду провалишься. Мысль работала необыкновенно четко. У тебя час если еще результаты не отослали в РОНО. И ты прекрасно уже знаешь, что делать. Иди! Зябко? А как же!

Везло мне когда-то! Красивая улица Чайковского, одна из любимейших, вдохновляющих меня,  а не какой-нибудь безликий квартал. Май! Все цветет. Поликлиника с фигурными стеклами любимого (может быть, с того раза) модерна. Мраморная лестница в стиле «волна». А вот это надо убрать подсвеченные изнутри стеклянные столбики с цветными фотографиями всяческих язв, последствий дурного образа жизни. «Убери, Еремей!»

В кабинет врача я, однако, вошел скромно. На самом деле я действительно был робок, что кстати. Интеллигентная женщина в белом. И я взволнованно ей все рассказал имитировать волнение не пришлось.

 А сам-то ты как оцениваешь свой ответ?  строго спросила она.

 Ну-у Можно было поставить пять!  с обидой сказал я.  Но можно и четыре!  честно добавил я.

 Так сделай так, чтобы было «нэ можно»!  улыбнулась она.  Вижу, как это важно для тебя Поэтому ставлю тебе пять!

 Где?!

 В справке. Пишу: тридцать восемь и пять.

 Обещаю, вы не пожалеете!

И обещание держу.

В кабинете директора был траур. Собрался весь педагогический состав. ЧП! Укатилась медаль, которая бы украсила школу. Тут же сидела и Елена Георгиевна, ее тоже сумели расстроить. Когда я, стерев улыбку с лица, скорбно положил справку просияли все. Не скажу про Елену Георгиевну. «Подготовился!»  проговорила она на пересдаче с легким презрением к приспособленцам.


И в 1957 году я оказался в ЛЭТИ Ленинградском электротехническом институте! Годы стараний, а также страданий даром не прошли! И вот институт: умные, интеллигентные, веселые друзья. А преподаватели, это чувствовалось, тоже совсем недавно были как мы. Общались запросто. Здесь действительно можно было выразить себя. Преподаватель теории поля играл с нами в капустнике, сочиненном студентами, и мы смеялись вместе. Были сюжеты из классики но в нашем переложении.

1. Каренина хочет кинуться под поезд, падает плашмя, и тут из-за кулис появляется мальчик в коротких штанишках и тащит на ниточке крохотный паровозик. «Ту-ту!»  кричит он тоненьким голоском. Оскорбленная Каренина вскакивает и, злобно пнув паровозик, убегает.

2. Раскольников приходит к старухе-процентщице с топором, замахивается, чтобы убить ее но попадает в полено и раскалывает его. Замахивается снова, юркая процентщица ускользает и так он раскалывает все ее дрова. Старушка дает ему пятак, он гордо его показывает и удаляется. Аплодисменты.


Вокруг оказались лучшие из разных школ   институт был тогда одним из самых притягательных. Веселые, умные ребята и, кстати, прелестные девушки, идущие навстречу благородным порывам.

Однажды мы задержались с друзьями и подругами у меня на несколько дней (мама уехала в Москву к Ольге, вышедшей замуж), и вдруг рано утром тревожно запела дверь, и мы застыли с фужерами в руках. Картина «Завтрак на траве», без «ню». Было ясно, однако, что девушки не приехали на раннем метро. Бутылки сияли в лучах рассвета. Мама молча кивнула и прошла к себе.

 Это конец?  спросил Слава, мой друг.

 Давай, Слава! Иди! Мама тебя любит!  подтолкнул его я.

И Слава пошел. Минут через пять я подкрался к маминой двери, припал.

 Да что ты, Слава!  весело говорила мама.  Я вовсе не волнуюсь! Я знаю Валерка умеет пить.

Эта была одна из самых важных фраз, услышанных мною от нее, за что я ей вечно благодарен. Живем с размахом!


Уметь пить и уметь не пить разные вещи. Мы выбрали первое. Помню, рядом с Адмиралтейством, на Неве, был плавучий ресторан-дебаркадер, и совсем недавно, кажется, мы тут справляли мальчишник перед женитьбой нашего друга. Мы первокурсники, он был из провинции, недавно вернулся из армии и жениться ехал к себе домой Так что мы заодно и знакомили его с нашим прекрасным городом. Помню, мы даже помогли ему купить золотое кольцо, что в те годы было непросто. Мы заняли крайний столик на верхней палубе, с видом на золотой шпиль Петропавловской крепости, раскрыли в центре стола коробку и любовались золотым сиянием кольца, гармонировавшим с сиянием шпиля, а также зубов некоторых посетителей. Помню вечерний блеск Невы, теплый ветерок, алкоголь, блаженство. И тут наш друг Петр решил вдруг вкусить запретных радостей, которых он прежде был лишен и, видимо, будет лишен и в будущем. Он забирался на сцену, шептался с оркестрантами, потом объявлял в микрофон: «Посвящается прекрасной незнакомке. Танго Целуй меня!» И так пять раз! И шел приглашать одну и ту же прелестную даму средних лет, сидевшую, кстати, с мужем-полковником и сыном-пионером. Нашего друга, упрямого провинциала, привыкшего всего достигать упорством, препятствия не смущали, а только еще больше убеждали в правильности выбора. Соглашавшихся сразу он не уважал. И все повторялось снова. Да наш неотесанный друг не стал еще утонченным ленинградцем! Наконец, полковнику это надоело вспыхнула честная мужская драка, и после мощного удара полковника Петр рухнул на наш столик.

Назад Дальше