В октябре здесь всегда так непривычно морозные ночи, обманчиво теплые дни. На душе сладко-тоскливо, в плен берет легкая грусть, которую любишь и ждешь. Октябрь это цвета и краски. Арлинг подобрал опавший лист, но огрубевшие пальцы не смогли прочитать его цвет. Вдоль ущелья, по дну которого гремела Черная речка, росли молодые кедры, но с той стороны, где садилось солнце, наступали вековые лиственные деревья, и не все из них потеряли свой наряд. Ясень с тополем уже облетел, но ветер шелестел кленом и дубом, напоминая о красном и зеленом. Клен будет алеть еще пару недель, дуб же сохранит стойкий зеленый цвет до дневных заморозков, однако даже утратив краску, будет сопротивляться зимним ветрам, гремя во время зимних штормов побуревшей листвой, которая останется до весны. Заходящее солнце должно было украсить все вокруг золотом и пурпуром. Небо же в октябре всегда лазурное, чистое, как его первое настоящее чувство. В таком осеннем лесу Арлинг однажды встретил Магду.
Регарди тряхнул головой, сбрасывая морок прошлого. Мастаршильд лежал впереди, далеко на западе, они же шли совсем по другой земле. Над их головами все еще проносились кудлатые тучи Арлинг чувствовал их сырость, ощущал холодную тень, когда они закрывали солнце. Небо не имело права быть голубым, оно должно было быть черным, как его мысли. Лес пусть и шуршал кленовым листом, но клен бывал разным. Этот наверняка сморщился и поблек, потеряв краски еще летом. Пахло плесенью и грибами, а чем дальше они отдалялись от побережья, тем назойливее становилась мошка, которой, в отличие от Арлинга, холодно не было. В лесу постоянно падала листва с деревьев, отвлекая его внимание, но встречались и другие звуки, которые к ботанике отношения не имели. Несколько раз Регарди чувствовал взгляд, а так как Хамна тоже замирала, оглядываясь, то он был уверен, что взгляд ему не мерещился.
Еще через какое-то время ни воспоминания, ни боль ему уже не мешали. Арлинг сосредоточился на цели, бросив на нее оставшиеся силы. В том, что они шли верно, сомнений не было. Под ногами шуршала лишь листва, но трава была вытоптана. Этой дорогой ходили много раз, а значит, Жуль не солгал насчет Большекаменного старика. Поняв, что если он перестанет думать о прошлом, то к нему с разговорами обязательно полезет Нехебкай, которого слушать хотелось в последнюю очередь, поэтому Арлинг решил сосредоточиться на Хамне, которая шагала впереди. Погрузившись в себя, он не сразу сообразил, что для кучеярки это место должно было быть настоящим вызовом. Акация не клацала зубами, как Сейфуллах, но Регарди явственно ощущал ее замерзшее тело. Все, что позволила себе наемница, это спрятать пальцы единственной руки в рукаве задубевшей от соли и ветра куртки. Каково ей было смотреть на эти кедры под холодным согдарийским солнцем? С другой стороны, она была етобаркой, а этих ребят тренировали в куда более суровых условиях, чем даже иман своих учеников на Огненном круге.
Скучала ли Хамна по пескам? Арлинг скучал. Тайга раздражала и удручала. И дело было даже не в том, что ему приходилось прилагать больше усилий ко всему, что стало давно привычным в Сикелии. Он отчаянно цеплялся за свой иллюзорный план спасения Магды, но чем дальше они продвигались вглубь давно забытой родины, тем слабела надежда. Давило хмурое небо, угнетали падающие листья, но сильнее терзал холод, который был частым гостем в ночной пустыне, однако здесь, в Согдарии, он скалил пасть и пронизывал плоть до костей.
Арлинг не заметил, когда стал оступаться. Споткнулся раз, сошел с тропы, вернулся, запнулся о корень. Его шаг замедлился, движения стали рваными. Когда Хамна остановилась, он прислонился к стволу ближайшего дерева, подперев себя с другой стороны посохом. Не верилось, что отсутствие одной руки могло забирать столько сил.
Отдохнем, сказала кучеярка, и ее взгляд прожег в нем дыру. Арлинг знал, что если он сейчас ляжет на землю, то сам не встанет. Отчаянно не хватало ясного корня, но его волшебная аптечка осталась там же, где и надежда в песках Сикелии.
Она хорошо его знала и, прежде чем Арлинг открыл рот, чтобы возразить, ткнула пальцем куда-то вверх:
Я вижу пещеру, быстро произнесла Хамна, не давая себя перебить. Нужно спуститься в долину и снова подняться, идти еще часа три. Думаю, это то, что мы ищем. У входа видны цветные тряпки, может, ленты. Это похоже на жилище шамана. Подъем достаточно крут, нам понадобятся силы. Мы заночуем здесь, а утром поднимемся в пещеру. Хорошие дела ночью не делаются.
Арлинг не знал, почему Хамна его так злила. Возможно, потому, что она сейчас понимала его лучше него самого. Хамна была цельной, Регарди же раздирало на части и уже давно. Одна его часть верила, что надо спешить, вторая радовалась любому предлогу больше не двигаться никогда. Не зная, как с собой совладать, он поступил неразумно выплеснул злость на ту, что была рядом.
Когда я обрету руку, я тебя отпущу. Я не хочу, чтобы ты была моим халруджи.
А это не тебе решать, неожиданно огрызнулась Хамна. Я клятвы не нарушала, поэтому ты не можешь от меня отказаться.
Искупления ищешь? Нет его здесь, я уже искал.
Ты меня с собой не сравнивай, сказала Хамна. И не путай меня со своей служанкой. Я халруджи. И я не верю, что шаман вернет тебе руку, но я не осуждаю и не обсуждаю твои действия. А ты не осуждай мои.
Затем резко поменяла тему:
Жди меня, пойду поохочусь.
Как будто он мог ей возразить. Арлинг сошел с тропы и рухнул на подушку из хвои. Что-то творилось с его единственной рукой пальцы едва сгибались, а вокруг ладони будто обвилась змея, которая непрестанно кусала его в самые нервы. Может, кинжал Керка был отравлен, а может, в Регарди кончался тот самый резерв, который он использовал уже давно. Родина забирала слишком много сил, а он еще толком и не вернулся.
Хамна, наверное, была права. Арлингу было все равно, какое светило освещало тропу луна или солнце, но беспокоить шамана ночью казалось неправильным. Да и мысль о том, что он будет лежать и не двигаться несколько часов, казалась слишком соблазнительной, чтобы ей сопротивляться. Отходить далеко от тропы Арлинг не стал. Сделал шаг в сторону и упал на ковер из опавших листьев и хвои. Пусть Хамна думает о безопасности, раз она так желает быть его халруджи. Арлинг же не станет думать ни о чем вообще. Разве что о кроне веток, сомкнувшихся над его головой. Он чувствовал сверху настоящий шатер, закрывающий его от неба. С усохших нижних веток свисали безжизненные космы бородатых лишайников. Они слегка шелестели под слабым дыханием ветра. Здесь, в чаще, покой леса не нарушали ни птичий гомон, ни шум волн, ни порывы, стригущие все вокруг все это осталось на побережье. Даже звук шагов Хамны глух в подушке лесного мха. Ни один лист и ни одна ветка не хрустнули под ногами наемницы, но Арлинг еще слышал ее дыхание. Она поднималась по склону, туда, где беднее становился лес: кедровый стланик сменил могучие кедры, низкорослые березы вытеснили дубы и ясени.
Регарди задумался, как именно он почувствовал это, но тут его внимание привлек шорох, раздавшийся со стороны тропы, где он стоял еще минуту назад. Ничего особенного, всего лишь пара опавших листьев перекатились на другое место, но желание валяться, спрятавшись под кроной деревьев, исчезло в миг. Подтянув к себе посох, Арлинг встал, уже не обращая внимания на стреляющую боль в ладони. Культя тоже вдруг проснулась, отозвавшись неприятными ощущениями еще не настоящей болью, но близкими к ней неприятными чувствами. Опустил голову и принялся шевелить веткой-посохом ковер из опавшей хвои, делая вид, что выбирает место помягче. Если за ним сейчас и наблюдали, то делали это очень умело. Регарди не ощущал взглядов, а с ними интуиция его обычно не подводила. Интересно, на кого собралась охотиться в этих дебрях Хамна? Сейчас казалось, что охотятся как раз на них. Все, что было у Арлинга из оружия, это пять ножей, спрятанных в разных местах его неудобной одежды, снятой с разбойников. Море отпустило его лишь в исподнем. Сапоги, куртка, рубашка все было чужое, хранившее запахи других людей, которые его и раздражали, и сбивали.
Арлинг досчитал до двух тысяч, но ничего не произошло. Хамна не вернулась, источник звука не обнаружился. Он уже сходил на тропу, побродил вперед-назад, прислушался к реке, отдаленно гудевшей на дне ущелье, но, не обнаружив ничего нового, вернулся под импровизированный шатер из веток и лишайника. Согдарийская ночь шептала, однако ее язык ему был незнаком. Добрался ли Сейфуллах до Вольного? Нужно было идти с ним. По крайней мере, в городе можно было раздобыть нормальную одежду. Правда, оставался вопрос, чем за нее платить. Сторм забрал все и деньги, и жизни. А вот ошибки оставил. И их становилось все больше.
Пойду за Хамной, зачем-то сказал он Нехебкаю. Зря я так с ней.
Индиговый промолчал, интуиция тоже. Где-то над крышей его лесного шатра поднимался месяц, и наверное, это было единственное движение в мире, окружавшем Арлинга. Все будто замерло. Перестали падать листья, космы лишайника не двигались, лес стал глуше. Тишину хотелось рвать зубами. В ноздрях стоял навязчивый запах серы и горячего песка. Обонятельные галлюцинации преследовали его давно и всегда не вовремя.
Арлинг, позвал знакомый голос, и напряжение лопнуло, будто струна, натянутая до предела. Он вздрогнул и медленно встал, тщательно контролируя движения. Никакой поспешности, внимание сосредоточено, чувства обострены. Но ничто не помогло объяснить ту, что сейчас стояла на тропе и терпеливо ждала его.
Морок, убедил себя Регарди, отворачиваясь. Она не исчезла. Он мог сколько угодно поворачиваться к ней спиной, но слух и обоняние слепого не подводили, а солукрай совершенно точно передавал образ Магды с двумя ногами, руками, головой. Его человеческой Магды, которая не стала звать его снова, а не спеша сошла с тропы и побрела совсем в другую сторону от леса и от Арлинга.
Я не стану этого делать, решил он, прислушиваясь в тишине, в которой звучали лишь шаги Магды, направляющиеся прочь. Однажды он уже позволил ей уйти. Салуаддин поглотила Фадуну, оторвав от Арлинга кусок куда больший, чем когда иман отрубил ему руку. И он по-прежнему не знал, как собрать себя воедино. Разве что последовать за Магдой, зная, что совершает ошибку.
Я вытащу тебя, сказал он в пустоту, потому что тишина поглотила и его самого. Арлинг не слышал ни своих шагов, ни стука собственного сердца. Почувствовал лишь, что под ногами уже не опавшая листва с хвоей, а мелкие камешки, и эти камешки тряслись, потому что содрогалась земля.
Хамна упала на него будто с неба, сбив с ног и прокатившись с ним несколько метров. Вот тогда тишина и разбилась, оглушив Арлинга какофонией из голосов и звуков. Кричали Нехебкай и наемница, причем каждый называл его идиотом; в небесах ревел ветер, который, судя по нарастающему звуку, мчался к ним с бешеной скоростью; мелко тряслись камни, которые прыгали вокруг катящихся по склону людей; мерно гудела Черная река, несущая свои воды на дне ущелья. Вода ждала своего часа и проигравших.
Салуаддин еще вытаскивала жало, вонзившееся глубоко в землю в том месте, где недавно стоял Арлинг. Длинные мясистые усы или что там имелось у твари, которая с его Магдой теперь ничего общего не имела, волочились по тропе, ощупывая каждую травинку. Древнее чудовище не спешило как и Магда, которую все еще чувствовал Регарди. Вокруг Салуаддин были одни проигравшие, в том числе и Фадуна.
Хамна спасла Арлингу жизнь, оттолкнув его от жала, но изменить неизбежное не могла. Склон под ними осыпался, не давая ни остановиться, ни уцепиться за что-либо. Двое людей катились к обрыву в ущелье.
Сюда летит Сторм, надо что-то делать! вклинился в голову Арлинга Нехебкай, умудрившись его позабавить даже в такой ситуации. Из всех очевидных проблем появление древнего бога волновало Регарди в меньшей степени но не Индигового.
Он тебя убьет! паниковал тот, но на самом деле звучало так: и меня с тобой тоже!
В этот момент камни, впивающиеся в бока, разбивающие локти и колени, кончились, и Хамна с Арлингом перешли в свободное падение. Регарди еще умудрился услышать, как где-то наверху заворочалось большое тело Салуаддин, наконец, выдернула свой шип, после чего его самого сотряс удар, едва не вырвавший последнюю руку из плеча. Раскрытые, ищущие пальцы Арлинга нашли спасение, вцепившись в корень, оголившийся из-за обвала грунта. Куски земли, валуны и мелкие камни полетели в Черную речку, а Регарди повис на вытянутой руке, чувствуя, как все оттенки боли, сосредотачиваются в раненой ладони, на которую пришелся вес двух взрослых тел: Хамна висела на Арлинге, вцепившись в его ремень. Под ними на расстоянии многих салей гремела река, жаждущая тела тех, кто потревожил ее воду. А еще Регарди услышал Салуаддин, которая возилась неподалеку сбоку внизу, то ли прилипнув к стенке ущелья, то ли отыскав выступ, вместивший ее огромное тело. Сомнений в том, что Салуаддин победила Магду, больше не было. Теперь древнюю тварь заботило только то, как достать добычу, которая манила ее больше всех людей на свете. А выше всех свистел ветер, и Арлингу начала передаваться паника Нехебкая свист не обещал ничего хорошего.
Держись, крикнул Регарди Хамне, чувствуя, что ее пальцы слабеют. Ты ранена? Забирайся по мне наверх.
Наемница не ответила, но и не шевельнулась. Ее рука с протезом обнимала его за пояс, втыкаясь в бок неподвижными пальцами, вторая держалась за ремень, и Регарди чувствовал, что живые пальцы Хамны слабеют. Причин, почему хорошо подготовленная наемница не может подняться по его телу и затем вытащить их обоих не было, и Арлинг сосредоточился, пытаясь разгадать то, что было от него скрыто. Между тем Салуаддин принялась сползать на дно ущелья, чтобы достать их снизу. Ничего хорошего такие маневры не обещали, но тут Регарди понял, что есть проблема важнее, чем перемещения гигантской сколопендры. Он не мог подтянуться. Очень давно на Огненном Круге Арлинг проделывал подобный трюк не раз подтягивался и на одной руке, и на нескольких пальцах, в том числе с весом. Под раненой ладонью, пускавшей стрелы боли по его телу, шелушилась засохшая на старом корне земля. Их с Хамной счет шел на секунды.
Да что с тобой? не выдержал Регарди. Поднимайся наверх!
Ты должен жить, прошептала наемница, и подозрительные нотки в ее голосе Арлингу совсем не понравились. А потом он услышал шелест и почувствовал рывок. Хамна изо всех сил дернула его вниз, и Регарди не сразу догадался, что кучеярка тут ни при чем. Что-то держало ее за ногу то ли клешня, то ли вездесущий ус-щупальце древней твари. Длинное узкое тело протянулось от ступни Хамны к громаде живой массы, медленно соскальзывающей в ущелье. Салуаддин каким-то образом цеплялась за стенки обрыва, собираясь увлечь за собой и людей.
Регарди попытался оценить расстояние до грохочущей внизу воды. Если они упадут с такой высоты, шансов у них не будет. К тому же Черная речка была испещрена порогами. Даже если им повезет не сломать себе что-нибудь о воду, они разобьют головы о камни.
Ты знаешь, что делать, раздался спокойный голос Нехебкая, и за это спокойствие Арлинг был ему благодарен. Позови его. Это возможно. Однажды у тебя получилось, все пройдет хорошо и сейчас.
Да? огрызнулся Регарди, даже не удивившись тому, что спокойствие Индигового отлетело от него рикошетом. Ты уже забыл Магду? А как же Хамна?
То, что предлагал Нехебкай, называлось черным солукраем, и, как понимал Арлинг, было беспроигрышным вариантом. Но только не для тех, кто находился рядом. Он не знал, услышала ли его Хамна, так как мир вокруг гремел все громче, но вдруг понял, что она задумала. Наемница собиралась остаться его халруджи до последнего вздоха. А он так и не понял, что именно толкнуло ее на этот странный поступок. Арлинг был по-прежнему уверен: искупления халруджи не находили.