Задыхаюсь от поднимающейся внутри волны возмущения и, ускорив шаг, нагоняю Мишу на крыльце.
Что ты сказал?
Я сказал, что работал. Мне сколько раз еще повторить? Чего ты от меня хочешь?
Развод!
Миша молча обходит меня стороной и садится в машину. Заводит двигатель и ждет. Смотрит только исподлобья.
Сажусь на пассажирское, резко тяну ремень, но он не поддается. Бешусь от этого еще сильнее. Когда наконец пристегиваюсь, бросаю сумку на заднее сиденье и складываю руки на груди.
Первые километров тридцать мы едем молча, под звучащую из динамиков музыку.
Когда по радио включаются новости, Миша делает чуть громче. Внимательно слушает минут пять, а потом меняет волну.
Почему мы не можем нормально общаться? устало накрываю лоб ладонью, откидываясь затылком на подголовник.
Каждый раз, когда я пытаюсь, ты сначала устраиваешь истерику, а потом сбегаешь. В лучшем случае.
А в худшем?
А в худшем молчишь и делаешь вид, что меня не существует, Князев бросает на меня взгляд, но быстро возвращает его к дороге, перестраиваясь на соседнюю полосу.
Потому что ты меня не слышишь. Ни разу не услышал за семь лет. Ни разу!
Бардачок открой.
Зачем?
Просто, блин, открой бардачок и возьми оттуда папку.
Делаю, как он говорит, вытаскиваю черную папку.
Что там?
Посмотри сама.
Быстро листаю страницы, недоверчиво рассматривая фото, и кошусь на Князева.
Что все это значит? сглатываю, чувствуя дрожь в пальцах.
Князев делает глубокий вдох, а потом съезжает с дороги в поворот на какую-то деревню или поселок.
Остервенело перелистываю страницы. Снова и снова.
Там счета, переводы. Имена.
Влада, моего отца. Суммы с переводами. Выписки со счетов. Адреса.
Какие-то бумаги на бизнес-проект, первоначальный капитал которого равен той сумме, что ушла со счетов моего отца Владу.