Та песня, ну, про желтую ленту на старом дубе, никогда ничего особенного мне не давала просто так подпевать только. Но теперь у меня с ней иначе, потому что теперь это и моя правда: Вернусь домой, свой срок отбыл. И прикидывать, помнят ли тебя, есть ли до тебя хоть какое-то дело? Хотя сдается мне, я свой срок только начинаю.
Теперь-то я узнаю, что мое, а что не мое. Семья по-прежнему приходит мне на выручку: Матерь выбрала меня из целого строя похожих ребят у Мурта на столе. А теперь вот Фрэнк встал посреди ночи, спустился излить мне душу. Весь, как обычно, в узлы вяжется. Слышу, как он, хоть и лег уже, а все ворочается и ворочается, что твой пес блохастый.
Возвращаясь к моему положению: не первый я жилец в этом полене. Кое-какие штукенции, как я теперь выяснил, направляют духов домой. Такой вот вагон, отцепленный от паровоза, стоит на запасных путях перед последним рывком до конечной станции. Речь не о перчатках Падре Пио и не о щепке от клятого венца. Самые что ни есть простые хрени. В рукотворных материалах, как я понимаю, например, в пластиковых игрушках или батарейках недостаточно сродства с человеческим духом, чтоб он в них обжился, даже ненадолго. А потому, если боитесь измерений за пределами того, что вам видно, лучше построить себе дом на вершине свалки, туда мало кто поселяется, хоть зримый, хоть нет. Впрочем, пока я это все говорю, может, уже есть какой-нибудь извод червяка или таракана, какие способны переваривать клятый пластик и срать чем-нибудь получше. Когда такое случится, вас после кончины может перебросить в какую угодно емкость. Нужно лишь, чтобы выдерживало смену времен года, начала и окончания.
Короче, хватит уже о деревянной скорлупе, в которой я обитаю. Чую, время вокруг меня сгущается, долго я здесь не пробуду. Не более чем та повесть, что близится к своему завершению. В концовках есть удовлетворительная определенность, особенно после того, как от пули уклонишься, от стрелы отскочишь, смерть превзойдешь. Рано или поздно этому сдаешься. Был у меня двоюродный под Мишаллом[48], лицо ему перекосило парезом. Но как только выдохнул он в последний раз, его костлявые, как у меланхоличной гончей, черты объяла безмятежность.
Старый домашний очаг бередят, значит, всякие дела. Всего лишь угли, но от легкого дыхания вопросов, какие задает мой сын Фрэнк, они разгорятся. С того места, где я сижу, все видно отчетливее. Взять, допустим, Берни. Мальчик девочка мужчина женщина, как изысканнейшее виски пей хоть из банки из-под варенья, на вкус не повлияет. Порядочная душа, и, как бы жизнь ни повернула, Берни любовь найдет. Потому что она из этого ребенка изливалась всегда.
То ли дело Фрэнк. Ставит клятую деревянную черепушку мою на кухонный стол, смотрит на меня в упор так, будто я тут все еще живой, а он серьезный кроха-гасун[49], пытается сообразить, как у меня шестеренки в черепе крутятся. Пытается разобраться в волшебстве, которое превыше целительства в волшебстве самого бытия. Просто быть, просто быть. Оставить как есть вот с чем бедолага Фрэнк не справляется. Что я сам добавил к его неприкаянности, сказать не могу: хотел лишь, чтобы он был волен быть таким, какой есть. Каким он оказался и что бы это ни подразумевало дары, таланты или слабости, мне все едино. Я решил, что дар, который ему передам, это любовь к нему, какой он есть, а не к тому, что он умеет делать.
Вусмерть вы правы, мистер К.:
В чем ключ?
Первым делом поутру на дух не выношу, когда собираешься на работу и не можешь свое барахло найти ключи и прочее. Батя-Божок стоит на столе, смотрит за мной. От этого только хуже, когда тебя прессуют. Закидываюсь кружечкой, бросаю плошку из-под кукурузных хлопьев в мойку.
Не знаешь, где мои ключи, Бать? Без толку. Новый набор придется заказывать. Иду к Берни, стучу в дверь. Одолжи ключи, Берни. Нет ответа.
Хватаю из буфета шоколадный батончик, и тут спускается Матерь. Вид у нее умученный.
На работу, сын?
Ага. Хотя смерть как медленно все. Вчера заставил нас прибираться в цехе. Ну хоть пятница.
Матерь наливает себе чаю, придвигает Божка к себе.
У тебя со скольких? спрашиваю.
Не раньше одиннадцати. Хочу убедиться, что Берни встал. Ему надо рецепт у доктора Кларка взять.
Я опять ключи потерял. Скажи ему, что я взял его велик. Мой сдулся.
В груде курток, наваленных на кресло, ищу свой кошелек и поэтому не очень ловлю, что она там говорит, а она все толкует про людей и что она даже, может, нажалуется стражам[50].
Насчет чего?
Насчет тех парней, которые швырялись в Берни, это его довело. Пусть он и не помнит толком, что было дальше.
Надо оставить как есть. В смысле, мы все устали после больницы, а Матерь с этой деревяшкой теперь носится. Но нет.
Он иногда сам себе враг хуже некуда, говорю.
Она глядит в чашку с чаем. Ноль эмоций.
Может, ему, не знаю, сменить обстановку или как-то.
Берни в первую очередь и больше всего нужна поддержка семьи.
В чем?
У него какой-то кризис ушел из колледжа, не в своей тарелке. Врач его на какие-то антидепрессанты посадил, Фрэнк. На том же самом у них Оливия Бирн, она даже с пультом от телевизора не справлялась. Рассказывала, что застряла на целый день на каком-то канале, где хеви-метал крутят. Едва с дивана встала, чтоб выключить.
Все это и на других людей влияет. У меня, может, лучше получится развивать дар, если все будет, типа, чуток поустойчивей. От Матери ни слова. Я за тебя беспокоюсь больше всего, гну свое. Тебе без всей этой херни было бы проще.
Знала б она хоть половину того, что с Берни происходит.
Она встает, глядится в дверцу микроволновки, вдевает эти здоровенные серьги.
Тебе разве плохо на лесопилке? Прибирается на столе, кладет тарелки в мойку. У тебя руки умелые.
Нет у меня намерения провести там остаток жизни, кормить голодную пасть щеподробилки, чтобы все руки в занозах, да кататься на погрузчике туда и обратно по лесопилке. Выходя через заднюю дверь, пробую напоследок:
Не годится это место для Берни. В большом городе он будет счастливей. Был бы тут Батя, он бы, думаю, сказал то же самое.
Матерь сама невозмутимость. Умеет она так вот вдохнуть, будто воздух просачивается ей через нос и только потом попадает в легкие. Пару раз она вот так сопит.
Ты за меня вообще не волнуйся. Если б ему было что сказать, она мне, кивая на Божка, он бы сказал, что поправить в этом месте надо только одно: твой настрой.
Вроде чушь, но есть в этой клятой деревяхе что-то такое, что притягивает взгляд, будто она участвует в разговоре. Мы с Матерью одновременно поворачиваем к истуканчику головы. Божок на Батю не похож нисколько у Бати была копна кудрей, черных как я не знаю что, а в них седая прядь. Нос у него был типа широкий такой, а у этой деревяшки его по-уродски нету. И все же в этом деревянном лице что-то Батю напоминает.
Может, тут-то и конец преемственности, говорит Матерь скорее Божку, чем мне.
Ты о чем?
Не знаю, бывало ли вообще у прошлых поколений, чтоб оно проявлялось так поздно. Я про дар, Фрэнк.
Это удар под дых. Она все еще дуется на меня за то, что Берни угодил в больницу. Батя всегда говорил, что уверенность половина исцеления, как ни крути. Может, если б окружающие выказывали больше уверенности во мне, оно и пошло б на пользу.
Было б мило, если б нашелся кто-то такой, кто на самом деле знает об этом даре хоть что-то. Я тут пытаюсь вытянуть все это дело в одиночку.
Ну, если ты считаешь, что от меня проку нет пускай я прожила с твоим отцом сорок с лишним лет, поговори с дядей Муртом, супится она. Он Уилан до мозга костей.
После чего удаляется в прихожую за своей сумочкой.
* * *
Уходить с работы до пяти вечера нам не положено, но в обед босс Деннис говорит мне, Скоку и Хеннесси, чтоб шабашили раньше. Оно и понятно, дел сейчас немного.
Когда я возвращаюсь домой, Матерь все еще на работе, а Берни, видимо, слинял куда-то; в дом я попасть не могу. Проверяю, нет ли запасных ключей под Материным вазоном в виде колодца желаний, но те я, кажется, тоже потерял. Пишу Матери насчет, может, еще одного запасного комплекта. Она велит зайти в Моррисси и взять у нее.
Ричи Моррисси перед супермаркетом, сторожит пустую парковку.
Как сам, Фрэнк.
Порядок, Ричи.
С тех пор, как городской совет установил паркоматы, люди повадились использовать Моррисси как лучшую бесплатную парковку в городе. Ричи одержим: записывает номера приехавших машин, строчит письма политикам, пытается заставить городской совет установить какое-нибудь заграждение. Теперь выясняется, что юридическое право претендовать на часть этой парковки имеет Чистка Кео по соседству. Они уже начали оставлять здесь свои фургоны со стиркой; это грозит полномасштабной войной.
Ты слыхал про начинает Ричи, но вдруг его и след простыл: с дальнего конца на парковку вкатывается чей-то белый фургон.
Внутри Матерь выкладывает товар в отделе выпечки. Ее попросили не носить на работе шляпы, проредить амулеты и кристаллы, но она держит позиции: на ней красные серьги здоровенные обручи.
Ты подсел на эти пирожные с кленовым сиропом и пеканом, говорит. Третий раз на этой неделе. Фруктов чего не хочешь? Вот голубика в распродаже.
Не за этим. Я тебе писал, что мне ключи нужны.
Бери, но чур сразу метнешься к Мурту, чтоб он тебе сделал дубликат.
Шик.
Я все равно собирался расспросить его про фигурку. Может, выведаю что-нибудь насчет семейной истории и всей этой темы с Берни. Матерь выуживает кольцо с ключами из кармана. К ключам приделана соломенная фигурка. Очередная новая мулька.
Не потеряй. Это мне Мурт подарил. Откопали вместе с болотным человеком с холма Кроган. Этот манин[51] нашелся в одной руке, а в другой был клок человечьих волос. И фунт масла сливочного.
Тысячи лет назад люди взвешивали масло в фунтах и унциях?
Пусть держится фактов. С чайной гущей она справляется прилично, однако попадет впросак, если вот так будет увлекаться всяким спиритическим. То у нее все четко и ясно, а то отсебятина прет. Я сходу вижу, когда она перескакивает с того, с кем там общается, в собственное воображение, как канаву перепрыгнуть. Зря она так.
Ну, прилавка витринного и весов у них не было, она мне, но масла кусок был немалый.
Она возвращается к стойке с выпечкой. Кладу ключи и соломенную фиготень в карман и быстренько оглядываю полки.
Ничто не сравнится с запахом свежей выпечки. Закрываю глаза и вдыхаю поглубже. Может, возьму пару тех пирожных с кленовым сиропом, отвезу одно Мурту. Он жуть какой сладкоежка, вечно ириску сосет или карамельку лимонную.
Фрэнк, ты когда-нибудь научишься щипцами пользоваться, как цивилизованный человек?
Потом. Удаляюсь с пирожными и ключами.
На парковке Ричи стоит у выезда и орет на стремительно отъезжающий прачечный фургон. Лицо у Ричи багровое, он потрясает кулаком. Скрытые глубины страсти. Матерь годами твердила, что у него в недрах графства спрятана какая-то краля. В это трудно поверить уж такой он с виду сушеный мужик, вечно полки проверяет да коробки пересчитывает, мало что интересно ему вне предприятия. Говорят, не стоит судить о книге по обложке. Кстати о книгах: Матерь показала мне его женщину на сеансе Голоса по ту сторону Великого Водораздела в Хакетстоуне.
Это она, библиотекарша, прошептала она перед началом сеанса. Говорят, только на ней передвижная библиотека и держится.
Глядя на копну забранных кверху светлых волос и красную блузку с глубоким вырезом, с которой пуговицы чуть не отстреливаются, силясь удержать то, что им полагается удерживать, я вполне себе представил, как пацаны с гор исходят слюнями, глядючи, как библиотечный фургон взбирается на макушку далекого холма.
Ну, говорят же, что чтение расширяет горизонты, сказал я ей, когда стали гасить свет.
Катясь на велике к Мурту, я типа отплываю в мысли о великом водоразделе между мной и Джун. Как мне придется прыгать сильно выше собственной головы, чтоб начать встречаться с такой девушкой, как она. Хотя вот Ричина подруга смотрелась куда как вне пределов его досягаемости. Так вот и задумаешься: поди пойми вообще, чего людям надо. Особенно когда речь о чувствах. Типа, а что если б выяснилось, что у Джун есть парень и это их пацан? И, допустим просто разговора для, я ей оказался интересен. Пошел бы я на такое? Это ж просто невезуха со временем в каком-то смысле если встречаешь правильного человека не вовремя. Или и того хуже, если б у меня кто-то был, у нас бы уже пара детей завелась, и тут я встречаю Джун и понимаю, что мы друг другу подходим идеально? Хотелось бы думать, что не выставишь себя, блин, полным идиётом. Как Ричи Моррисси. Или похлеще чего дуру из своей жены сделаешь. Но одно дело рассуждать, что человеку правильно делать, а другое самому выяснить, тот ты человек или нет.
Барахлавка
Добираюсь к Мурту, он сидит на улице, послеобеденное солнышко впитывает. На дорожке к дому у него новый стол, а к нему стулья с вычурными металлическими ножками.
Как дела, Мурт?
Фрэнк, я тебя сто лет не видел. Все хорошо. Как сам?
Неплохо. Вручаю ему ключи и пакет с пирожным. Мне б опять выточить комплект.
Ждал тебя на прошлой неделе. Ты сообщение мое получил насчет умывальников?
Забыл.
Если их ошкурить и лаком вскрыть, их с руками оторвут.
Из всех братьев Мурт был с Батей ближе остальных. Кракь[52] с ним что надо, хоть ему и семьдесят пять, никак не меньше. Не знаю почему, но для меня у него всегда есть время. До того, как вышел на лесопилку, я помогал ему: катался по распродажам и аукционам, да и по гаражным ярмаркам.
Кофейку, Фрэнк?
Лена дома?
Надеюсь, нет. Она так вот голову отворачивает, когда со мной разговаривает, будто я дворняга какая. Тоже мне кокер-нахер-пудель.
Не. С друзьями встречается. С этой группой, куда она вписалась, Ятопия. Отделений у них больше, чем у ГАА[53], похоже. Вроде арендовали землю за Ардаттином[54], чтоб там лаванду растить.
Ну давай, выпью кружечку. Но лучше чаю.
Все с ума посходили на кофе, даже кое-кто из пацанов на работе топит за настоящую кофемашину. А я вот больше по чаю.
Он поднимает со стола высокий серебряный чайник, показывает на ручку в виде змеи, крошечный носик в виде губ.
Из царицына приданого. Может, сам Распутин из этого чайника мочу свою пил.
Приданого?
А толку-то ему в итоге. У меня кофе в зернах, не хочешь попробовать? Венесуэльский.
Не, все шик, мне чайный пакетик. Лайонз[55], если есть.
Усаживаюсь, гляжу на высокие деревья через улицу дуб и бук. Хоть они всю тропинку расхерачили корнями своими, все ж от них идет приятный зеленый свет и орава птиц поет. Там, где Мурт живет, боковая улочка петляет к реке. Все постройки здесь старые, в основном жилые, а между ними самая малость магазинных витрин. Сам Мурт сидит за стойкой справа от двери, вытачивает ключи и починяет всякое кожаное. Тут некоторый беспорядок: полки с непарными туфлями и обрезками кожи, подвешены за пряжки ремни, напиханы сумки. Станки для обточки ключей занимают всю длину стены. Недавно он снес стенку гостиной и расширил мастерскую. Покамест смотрится немножко тяп-ляп, но тут он теперь хранит всякую старину и подержанное.
Глянь вот на это. Мурт появляется с кружкой чая, показывает на множество всякой всячины на столе. Потемневшие металлические булавки и типа плоскогубцы какие-то, все ржавое. Беру что-то вроде рога, серовато-белое, примерно с мою ладонь, на толстом конце плоское и все целиком гладко отполированное.
Больше тысячи лет. Выкопали в одном из первых поселений викингов в Ирландии.