Район, который предстояло посетить, в народе прозвали Тёмной Стороной. Естественно, он имел дурную славу. Власти старательно делали вид, что здесь всё «о*кей», что ничего противозаконного не происходит. Бордели, притоны, стрип-клубы, бойцовые ямы это всё так обыденно, поэтому ничего удивительного, что люди мрут, как мухи.
Честно говоря куда чаще мух.
Если бы люди только знали, что все те, кого они считали «мифическими» существами, свивали в подобных местах своих гнёзда. «Тёмная сторона» была таковой в прямом смысле слова. Каждую ночь вампиры, фэйры, демоны охотились в этих местах, считая их своими законными угодьями.
Каждый раз, как Николь приезжала в стрип-клуб к сводному брату, у неё возникало ощущение, будто она окунается в нечто липкое, вязкое, грязное. Смерть и разврат выглядывали из каждого угла, точили клыки. А люди, тупое стадо, сами брели на убой, добровольно принося священный, божественный дар жизни, на пропитание тварей из сумеречных щелей.
В отличие от овец и свинец, люди на собственный убой бежали охотно, надеясь на изысканное развлечение. И становились им сами.
Дорога сузились. Продвигаться вперёд теперь можно было на скорости не больше девяти миль в час.
Эта часть города сохранилась ещё с тех времён, когда по мощёным улочкам двигались не машины, а лошади и на современные скорости улочка была не рассчитала. «Дети ночи» имели свои слабости. Как и люди, они не слишком любили перемены. Порой, обжившись в одном месте, она не двигались с него столетиями.
Припарковавшись у чугунной ограды, Николь направилась к зданию с извитой неоновой вывеской кроваво алого цвета: «Тёмные мечты», гласила надпись. Три широкие ступени вели ко входу, который охранял качок-негр.
Не человек, сразу было видно, но для того, чтобы определить, к какому виду нежити он принадлежал, Николь не хватало опыта.
Добрый вечер. Я Николь Джанси. Доложите вашему боссу, что его пришла навестить младшая сестрёнка.
Чёрные глаза равнодушно мазнули по ней, как по стене:
Вам назначена встреча?
Я могу приходить в любое время.
Вам назначена встреча? голосом автомата повторил негр.
Если сейчас сказать «нет», пошлют на хутор бабочек ловить.
Да. Брат меня ждёт.
О вас доложат. Ждите.
Как долго?
Сколько потребуется.
Клоду не понравится, что меня заставляют ждать. Он будет недоволен.
Вампир скрестил руки на груди:
Я же сказал ждите.
Сколько ждать?
Сколько потребуется.
Могу я, хотя бы, войти внутрь?
У вас есть пропуск?
Нет.
Тогда нет.
Не оставалось ничего иного, как отойти в сторонку. Ждать пришлось, впрочем, недолго.
Николь Джанси вы? Идёмте.
Людей внутри было много: юноши, девушки, мужчины и женщины. Пахло алкоголем, конфетами, пылью и кровью.
Проводник подвёл Николь к уже знакомой комнате с занавешенной дверью, придержав перед ней занавеску:
Прошу вас, сказал он галантно.
Дверной проём заполняла тьма.
Сделав несколько глубоких вдохов, будто там, во темноте даже воздуха не будет, Николь шагнула вперёд. Дверь за ней затворилась. Она слышала шёлковый шёпот колышущихся от сквозняков занавесок. Во тьме из было много, пока за одной из них вновь не распахнулась очередная дверь. Под ноги расстелился ковёр. На нём, посреди комнаты, стояла огромная кровать со старинным балдахином.
И снова занавески алые, просвечивающиеся насквозь; струящиеся, вздыхающие под невидимым ветром, взметающиеся, словно волосы красавицы.
Клод, сам полуобнажённый, возлежал на кроваво-красных подушках в окружении практически нагих гурий. Его красные, словно рубин, прямые волосы, алой рекой текли по рельефным мускулам, привлекая внимание.
Картина показалась Николь столь же непристойной, сколь и приковывающей внимание. Встречи с братом ожидаешь в иной обстановке.
«Он инкуб», напомнила она себе. «То, что по человеческим меркам аморально, по представлению их расы-племени, должно быть, норма».
Инкубы и суккубы воплощение аморальности и извращенности. Глупо ведь ожидать благопристойности в таком месте, верно? Но как себя не уговаривай, а контролировать кровь, приливающую к щекам от смущения, получается плохо.
Сестрица! Милый ангел!
Бархатный голос дуновением прошёлся по коже, словно изысканная ласка:
Как мило с твоей стороны наконец-то навестить меня!
Где ты берёшь такие винтажные сорочки?
Николь, как могла, старалась разрядить слишком пафосную атмосферу. Всё казалось нереальным, как павильон для съемки фильма.
Тебе нравится? облизал алые губы инкуб.
Подобные тебе даже в саване для покойника выглядят сексуально. А что касается твоего наряда думаю, если пороюсь в сундуках на антресолях, смогу отыскать похожие в гардеробе моей бабушки.
Клод засмеялся. Смех его растекался прохладным ручьём, играл, как пузырьки в шампанском мелодичный, манящий.
Ты соскучилась, маленькая сестрёнка?
Ты сказал, что я могу прийти, если мне понадобится помощь или защита.
Лицо Клода приняло внимательное, заинтересованное выражение:
Кто посмел угрожать тебе, ангел?
Мы может поговорить наедине?
Три обнажённые красавицы легко вспорхнули с кровати и словно растворились, затерявшись за многочисленными занавесками.
Теперь мы одни. Говори, мягко и вкрадчиво произнёс Клод.
Николь не знала, как подступиться к разговору. Присутствие Клода давило на неё, окружающая обстановка смущала, и вся ситуация казалась сюрреалистической.
Я хочу знать, что на деле означает быть суккубом. Что я почувствую при инициации? И что будет с человеком после Николь заколебалась, подыскивая подходящее слово, после этого процесса.
Бровь Клода насмешливо и вопросительно изогнулась:
Сложный вопрос, на который у меня нет исчерпывающего ответа. Потому что я не суккуб, а инкуб. Мы одного с тобой вида, ангелочек, но разного пола, что различает ощущения. Могу я, в свой черёд, поинтересоваться, почему вдруг это стало важно? О какой угрозе ты говорила?
Боюсь, что я сама себе угроза.
Ты влюбилась? И хочешь подарить возлюбленному первую свою ночь?
Николь не заметила никакого движения, но вдруг оказалось, что Клод уже не лежит на своих алых подушках, а стоит рядом с ней. Его рука ласкающим движением прошлась по её волосам, легко и невесомо. Движение виделось, но не чувствовалось. Но и этого было достаточно, чтобы она почувствовала себя ещё больше не в своей тарелке.
Я угадал.
Да, солгала она.
Ну, не так уж и солгала. Ночь-то дарить сегодня точно кому-то придётся.
Ты боишься. Я чувствую твой страх, ангелочек. Он ползёт по моему животу. Я ощущаю на губах его горьковато-терпкий вкус или не совсем страх? Это я тоже чувствую.
Хватит! резко отпрянула Николь от протянутой к ней руки.
Он рассмеялся, и смех его на этот раз был как мягчайший мех, даже пух, скользящий по коже.
Не издевайся надо мной!» Мне нужны ответы на вопросы, которые я столько лет боялась задать. Ты же единственный, к кому я могу обратиться. И ты обещал помочь, почти с отчаянием произнесла она.
Я не издеваюсь. Просто я это я. Такова моя природа.
Николь отступила ещё на пару шагов назад.
Инкуб усмехнулся краешками губ:
Ты хочешь меня, маленькая сестрёнка.
Хочу? Нет!
Такие, как я, это ощущаем кожей.
Не знаю, что ты ощущаешь, но меня ситуация напрягает и смущает. А когда я напрягаюсь и смущаюсь, то я злюсь. Ты ты ведёшь себя странно, словно заигрываешь со мной. Пытаешься очаровать. Надеюсь, хоть гламор не используешь
Использую. Заигрываю. И пытаюсь очаровать. Я инкуб. Использование, заигрывание и очарование такие свойственны мне, как огню привычка жечь, а воде течь.
Но вы же мой брат!
И что? У людей не принято флиртовать с родными братьями, не говоря уже о большем знаю. Но мы с тобой не люди.
Это ты не человек.
Ты сказала, что пришла за тем, чтобы узнать, каково это быть суккубом. Но как иначе я смогу показать тебе это? Чтобы узнать что-то новое и почувствовать, его следует пережить. Рано или поздно твоя вторая сущность заявит о себе. Ты права, что заранее готовишься к этому. И права в том, что я могу помочь. Только позволь мне сделать это.
Глаза Клода были большими и глубокими, как океан. Смертоносно-прекрасными. Затягивающими, как омут до такой степени, что в коленках ощущалась слабость и дрожь.
Позволить? Каким образом?! Лишиться девственности с родным братом?.. Это не обсуждается. Другие предложения будут?
Когда просишь о помощи, маленькая сестрёнка, лучше избегать требовательного тона. Ведь не я пришёл к тебе с просьбой? Ты ко мне.
Прости. Прости, я просто расстроена, растерянна. Я не хотела никого обидеть, но когда я пугаюсь
Ты злишься, помню. Хорошо. Твои извинения приняты. Раз для тебя это так важно, ангелочек, твоя девственность останется при тебе. Хотя, говоря по правде, лишись ты её со мной или с кем-то мне подобным, для твоего человека было бы лучше. При инициации мы почти всегда убиваем, если речь идёт о простых смертных.
Что я почувствую? дрогнувшим голосом спросила Николь.
Бровь Клода вновь удивлённо изогнулась, выражая вопрос и, одновременно, сарказм:
Я не знаю, что чувствуют женщины во время коитуса. Вопреки человеческим сказкам, свой пол мы не меняем.
Николь вспыхнула от смущения, но продолжала держаться делового тона:
Я говорю о метафизической стороне вопроса. Что я почувствую, как пробуждённый суккуб?
Голод. Ты почувствуешь очень сильный голод. Это чувство будет расти, станет всеобъемлющим, трудноуправляемым. Как правило, новички с ним не справляются. Потребуется время, чтобы научиться самоконтролю.
Значит, мой первый партнёр обречён?
Ну, чисто теоретически мы можем прерывать процесс питания. Но проблема в том, что теории это теория, а вот на практике я о таком не слышал.
Как это происходит как мы убиваем людей?
Ты выпиваешь жизненную энергию. Человек умирает.
Как это выпиваешь?.. Я не понимаю! Как можно выпить то, чего нельзя увидеть? Это же не кровь, не вино, не вода?
Опять упираемся в тоже, что и четверть часа назад как я могу рассказать тебе о том, о чём у тебя нет даже понятия? Но могу показать.
Я не готова к перверсиям.
Жизнь таких, как мы, я и ты, с точки зрения таких, как твоя мать одна сплошная перверсия. Если хочешь жить, рекомендую с этим смириться. Если не хочешь тоже. Ведь как суккуб, ты бессмертна. Как ты хочешь, чтобы я помог тебе, Николь? Могу показать, как сам питаюсь жертвой? Могу отпить пару глотков от твоей Чаши жизни? Выбирай, маленькая сестрёнка.
Выбрать было нелегко. Всё было равно противно и неприятно. Но Николь должна знать заранее, чтобы быть готовой.
Если она убьёт наследника Стрегонэ, добром это не закончится. Да и просто, если в дальнейшем она хочет жить полноценной нормальной жизнью (а она хочет!), нужно понимать, что ждёт бедолаг, которым не посчастливится стать её мужчинами.
Я хочу видеть, как это происходит.
Как пожелаешь, маленькая сестричка, повторил инкуб с улыбкой.
Он потянулся к Николь, проводя длинными пальцами по её щеке.
Она ощутила прикосновение руки Клода, ласковое и прохладное.
Помни, люди идут к нам добровольно, по собственной воле. Они дарят нам часть жизненной энергии, служат нам, взамен же получат возможность воплотить самые запретны, самые тёмные свои мечты и желания. Ничего нового, маленький ангел. Договор, древний, как мир: демоны исполняет желания люди платят жизнью. Это в лёгких случаях, когда речь идёт о таких мелких бесах, как я или ты. В худших же платить приходится душой и посмертием, но нам с тобой душа ни к чему. Мы не столь сильны и всемогущи. Мелким бесам достаточно жизни.
Голос Клода звучал шёлковым шёпотом. Он дразнил, ласкал, манил, обещал. Убаюкивал и затягивал в состояние полусна.
Свет убывал.
Они словно переместились в другое место, центром которой была круглая арена. В центре арены стояла обнажённая, стройная смуглая женщина с большой, крепкой грудью грушевидной формы. На шее её, чуть выше грудей, поблескивала серебристая цепочка с искрящемся в тусклом неоновом свете алмазом-каплей. Единственной одеждой были ярко-красные, блестящие сапоги на высокой острой шпильке. Дополняли образ острые чёрные ногти, ярко алые губы, в высокий хвост забранные чёрные волосы и густо подчёркнутые чёрной краской глаза.
В руке женщина держала длинный хлыст.
Зазвучала музыка, такая же ритмичная и жёсткая, как визуальный ряд. Женщина задвигалась в такт, вращая бёдрами, сексуально и призывно. Её взгляд овладевал сознанием. Разворачивающейся в руках хлыст ритмично ударял по земле, органично вплетаясь в общий ритм.
Суккуб улыбалась. Улыбка у неё была вызывающая, дерзкая, призывающая. Её руки с острыми чёрными заскользили по полушариям груди, приковывая внимание к тёмным кружкам сосков, наливающихся на глазах.
Николь почувствовала, как Клод обнимает её сзади. Как его руки обвиваются вокруг её талии.
Она великолепна, не правда ли?
Ответить не получалось. Голову наполнял тяжёлый туман. Николь словно поразил сонный паралич. Тело сделалось тяжёлым, собственное дыхание прерывистым. Каждый нерв на теле предельно чувствительным. Грудь ныла от желания, чтобы к ней прикоснулись. В лоне вспыхнул пожар. Каждый нерв на коже умолял о прикосновении. Состояние было острым, почти мучительным.
Неважно кто и неважно как, но ей нужно было, нужно было прямо сейчас.
Всё, о чём получало думать, это о его твёрдом члене, упирающимся в ягодицы и руках, скользящих по телу.
«Это неправильно, так нельзя. Нужно это прекратить, пока не поздно», но мысли будто вязли в ощущения, лишающих воли.
Каждое новое прикосновение было подобно ветке, брошенной в огонь лишь заставляло костёр гореть сильнее и жарче.
Когда ладони инкуба скользнули под грудь, Николь застонала. Его пальцы осторожно и мягко сжали набухшие, чувствительные соски. Николь не противилась, не сопротивлялась, когда инкуб развернул её лицом к себе.
Легко, без усилий, он оторвал лёгкую девушку от пола, прижимая спиной к стене, так, что Николь не оставалась ничего иного, кроме как оплести талию Клода ногами, чувствуя его тяжёлый член у входа в собственное лоно. Их разделяла ткань, мешая дальнейшему проникновению, но, ощутив жёсткий напор, она забилась в сладких судорогах, скрутивших узлом низ живота.
В тот же момент в глазах Клода вспыхнуло яркое алое пламя. Из его рта выскользнул длинный змеиный раздвоенный язык.
Испуг на мгновение разогнал туман вожделения, но прежде чем голова прояснилась, длинный гибкий язык заскользил по шее, скользнул в ложбинку между грудей, сомкнулся вокруг сосков сладкой присоской и одуряющий дым неги вновь непреодолимым течением повлёк за собой.
Тело Николь превратилось в инструмент, на котором виртуозный музыкант играл одуряющую мелодию.
Она плыла на огромной тугой волне. Летела, оседлав ветер.
Никогда ничего подобного ранее переживать не приходилось. Это было божественно-прекрасно. Это стоило любой цены. В ней вдруг соединились огонь и прохлада, перекатываясь по телу, ото рта до алчущего заполнения лона.
Жажда и тьма, заполнившая тело снизу, будто гигантский осьминог, требовали продолжения. То, минутное облегчение, что Николь испытала минутой назад, уже не могло её насытить. Её требовалось большее гораздо большее.
Но вместо того, чтобы овладеть ею, Клод притянул девушку к своему лицу, их губы почти соприкоснулись и Николь увидела, как голубоватое свечение, словно облако, вырывалось из её губ и вливалось в него. Перламутровый дым струился между ними, и Клод легко его поглощал.