Мажорчик буркнул что-то невнятное и уткнулся в учебник. Что ж, приятель, не все тебе блистать умом иногда и конфуз в кармане сидит.
Даровед бросил взгляд на часы, которые вот-вот должны были отбить последнюю минуту его занятий, и устало выдохнул. У него как будто еще в запасе осталась целая тонна материала, который он обязан вылить на нас, а тут такая досада.
Что ж, думаю, на этом закончим наш сегодняшний урок. До так называемой «практики» мы будем работать только над теорией, но вот уже после нее будем переходить к активной части занятий. Искренне соболезную тем, кто еще не сумел выбрать себе подопечного им придется наверстывать очень многое. В остальном желаю удачи и передавайте мои наилучшие пожелания Евлампии Романовне. Уверен, сегодня она приготовила для вас сюрприз.
Глава 2
Я, кажется, уже когда-то говорил, что меньше всего на свете люблю сюрпризы.
Если не говорил, то знайте дела именно так и обстоят. Ну их в дупу, такие неожиданности.
Учительница каллиграфии была сегодня полна решимости и задора. Голубые глаза пылали азартом, будто она собиралась играть с нами на раздевание в карты и обязалась выиграть.
Вместо этого мы взялись за уже привычные нам учебные шпаги, приготовившись к очередным упражнениям. Чернильница, желтоватый холст бумаги, не терпящий клякс, ее строгий взгляд. Наставление, по крайней мере. Мы все ждали, что будет как обычно.
Как обычно не оказалось.
Она велела нам сдвинуть парты по краям, убрать их. Высвободить место для плотного круга. Из оружейной корзины она трепетно и со всем вниманием выбирала себе клинок ясночтение было согласно с ее выбором. Испанская шпага, выполненная мастерами Доном Муертой и его слугой Гульером, верриканская сталь, ордонисская закалка. В описании была и еще куча других непонятных мне названий, которые я решил пропустить. К моему удивлению, если клинок, что я подарил Кондратьичу, был легендарного качества, эта цацка оказалась самого обычного. Да, выполненная мастерами и из хорошего материала, но ничего особенного.
Вышагивая посреди, отсалютовав нам выбранным орудием, она ткнула шпагой в землю, кивнула недоумевающим нам и улыбнулась.
Нападайте, обронила она, и мы ничего не поняли. Переглядываясь друг с дружкой, будто вопрошали а не сошла ли наша дорогая каллиграфичка с ума? Да, может быть, рисовать буквы при помощи шпаг не самое легкое, простое и вряд ли разумное занятие, но вот драться с ней?
Я чуял, как в воздухе парит дух недовольства. Благородные юнцы не желали запятнать свою честью сражением с женщиной. Нечто же мне подсказывало, что помимо этой причины они еще и боялись проиграть как потом смотреть в глаза юным девам и рассказывать, сколь ты силен и проворен, когда на лопатки в честном поединке тебя сумела одолеть женщина?
В нечестном. Словно чуя нашу нерешительность, она поманила нас рукой.
Ну же, ну же, смелее. Берите свои шпаги и нападайте. Все и сразу.
Евлампия Романовна, вы в порядке? Тоненький голос Дельвига, полный настоящей заботы, прозвучал, как лебединая песнь. Толстяк дрожал от волнения, кусал губы и не знал, что делать. И дело было вовсе не в том, что на поединок его звала женщина он совсем не хотел драться.
Вы же мужчины, вдруг упрекнула она нас, метя в самое больное. Я почти почуял, как воздух задрожал от напряжения всякий как будто желал ей доказать, что он самый что ни на есть мужикастый мужик! Она же продолжила, не скрывая ухмылки: Если это и в самом деле так, то покажите, на что вы способны. По офицерскому корпусу прошел слух, что некоторые из вас считают мои уроки абсолютно бесполезными.
О, а вот тут уже запахло ее уязвленной гордостью. Если Романовна чего и желала, так это поставить юных выскочек на место. Я оглядел аудиторию в желании узнать, кто же заалеет, как маков цвет, от ее упрека. Уж не Орлов ли?
Я чуть не открыл рот от удивления, когда застыдился Женька кому и когда он успел брякнуть столь порочащие слова, мне неведомо. Вроде бы уж почти всякий раз вокруг нас вился, а вон поди ж ты
Это неприемлемо! выкрикнул сын судьи, грозно нахмурив брови. Я не буду драться с женщиной! Я после занятий да что там, сейчас же пойду к инфантер-генералу, я дойду до самого верха, я буду
Ого, и не думал, что у него за сегодняшний день получится выставить себя полным идиотом дважды. А он вон поди ж ты тоже был горазд на своеобразные, но сюрпризы.
Его тираду прервало покашливание Николаевича. Старик, опираясь на трость, сидел чуть ли не в самом углу как и когда он успел там появиться, никто не знал.
Генерал помахал нам рукой, вскинул брови, поудобней устроился на стуле, будто сейчас перед ним должно было разыграться настоящее зрелище.
Я же уже зрелище наблюдал Орлов не знал, как и что делать дальше. Бледнел, краснел и зеленел, но так и не мог найти подходящих слов.
Что же вы, сударь, так некорректны? Какая же Евлампия Романовна вам женщина?
Возмущения сменились у сына судьи пустыми возражениями, которые ему нечем было подтвердить. Николаевич лишь махнул на него рукой мол, молчи уж, ясно все с тобой
Каждый в этой комнате должен уяснить для себя только одну истину. Евлампия Романовна в стенах этого заведения вам не женщина, не девочка. Не дева в беде. Она ваш учитель. А теперь, будьте добры, исполняйте то, что она требует.
Тупой кончик шпаги постучал по изрядно истертому полу, будто приглашая каждого из нас вступить в игру.
Мы держали шпаги будто в первый раз, смотрели на Романовну, словно на сумасшедшую. Орлов так и вовсе весь был как на иголках. Красный как рак, он топил собственный стыд в злобе.
Женька кусал губы и что-то, качая головой, бормотал себе под нос. Дельвиг побледнел сама мысль напасть на учителя приводила его в ужас.
Нападайте! велела она. Ее шпага описала перед нами причудливый салют.
Нападать? Губы Дельвига дрожали. Все сразу?
Инфантер-генерал окинул нас осуждающим взглядом, примирительно поднял ладонь.
По трое, молодые люди, по трое. Имейте совесть, перед вами все-таки, он хмыкнул, желая уколоть нас побольнее, женщина.
Смельчаков не нашлось. Весь курс будущих офицеров ухнул в смятение. И если я, допустим, знал, кого выберу в союзники, то остальные переглядывались, взглядом ища поддержки товарищей. Аудитория заполнилась немыми вопросами ты со мной? А ты? А ты?!
Словно решив воздать за прежние унижения, вперед выскочил Орлов. Здоровяк и доходяга извечные спутники сына судьи с неохотой выдвинулись за ним. Они как будто прежде не держали шпаг в руках, из матерых вояк обратились в детей.
И сейчас строгая старушка устроит им порку.
Узнай Романона, что я хоть и в мыслях, а обозвал ее «старушкой», и мне бы не поздоровилось. Устав ждать, когда ее ученики нажуются сопель, она атаковала первой.
Легкий, изящный скачок, три укола здоровяк, выронив шпагу, грузно завалился на пол, стискивая колено.
Все ахнули, но крови не увидели.
Не зевай! велела учитель чистописания, улыбнувшись, второй целью избрав доходягу: Орлова она берегла на сладенькое.
Инфантер-генерал лишь развел руками, прыснул в усы.
Шпага в ее руках учебная. Но это не значит, что ей нельзя сделать больно. Привыкайте, враг будет делать больно постоянно.
Здоровяк, прихрамывая, заспешил прочь из бойцовского круга словно в наказание за бегство, отбившись от двух атак одновременно, Романовна, в один скачок оказавшись рядом с ним, словно плетью, размашисто ударила бедолагу по заднице.
Смех и восторг служили результатом чужого унижения. Даже я прикрыл растущую неловкую улыбку ладонью.
Ее выпады были чем-то особенным я до конца не понимал, что же такое вижу. Это ни в коем разе не было похоже на то фехтование, к которому я привык. Это был дерзкий, агрессивный наскок. Валерьевна лихо блокировала удар мажорчика, уводя его в сторону, завернутой в плащ рукой оттолкнула его прочь от себя, врезала в стену. Ее клинок через мгновение врезался в чашку шпаги доходяги, поднырнул прутом лезвие, метя в ладонь словно ужаленный злой осой, мальчишка отшвырнул оружие прочь. Его боевая рука тотчас же налилась красным, распухла, будто от дикого жара. Тупой кончик учебной шпаги в руках женщины вмиг оказался у самого горла несчастного перетрусив, задрав голову, он испуганно смотрел сверху вниз на клинок.
И на улыбку самодовольной Романовны. Словно решив дать ему шанс, она отскочила, лениво размахивая оружием и доходяга нырнул за лежащим у ног оружием, надеясь подлостью купить победу.
Это он зря
Чему я вас учила, мальчики? задорно, с притворной строгостью спросила она у аудитории. Что отвага пишется с буквы О!
Описав красивый, ровный круг клинком, она ударила наотмашь и плашмя доходяга, сбитый с ног, грузно рухнул на пол, решив, что настало время принять поражение.
Орлов зверел не по часам, а по секундам. На миг мне причудилось, что где-то в крови белобрысого мажорчика есть испанские корни. С трудом сохраняя последние остатки спокойствия, он отчаянно злился неудачам. Они приводили сына судьи в неистовое бешенство. Едва ли не с рычаньем, восстановив равновесие, он снова оказался в боевой стойке. Ударил шпагой перед собой, а мне подумалось, что несчастный обезумел словно записав воздух во враги, он отвесил ему еще одну хлесткую, но бесполезную затрещину.
Полоска его маны дрогнула, догадка случившегося ударила меня мгновением позже, и я не успел среагировать. Призрачная, гремящая цепь, родившаяся из родового заклятья жадными до чужих рук и ног кандалами потянулась к женщине.
Чтобы в тот же миг рассыпаться в прах. Красными искрами, будто сгорая, она растаяла, не оставив и следа.
Николаевич лишь наставительно погрозил пальцем не Орлову, всем нам.
Никакой магии в стенах учебного заведения. Только на практике, дуэлях и полигоне. Вам ясно, молодые люди?
Романовну нисколько выпад мажорчика не удивил. Не раствори чужого заклятья а кто его растворил? Я не знал, ну да и черт бы с ним. Не сделай этого таинственный некто, так она нашла бы способ увернуться.
Конечно, с двумя-то сотнями очков в ловкости и с доминированием по уровню, еще бы она этого не сделала! Ясночтение вытаскивало ее подноготную, выкладывая передо мной. Рефлексы, цирковое прошлое, атлетка по уровню гибкости и скорости она могла составить конкуренцию даже Алиске.
Она пишет, вдруг сказал мне Дельвиг, дернув за рукав.
Что?
Она пишет, повторил толстяк и кивнул на Валерьевну, уставился мне прямо в глаза и сказал по новой. Она пишет, понимаешь?
Я не понимал, но то, что наш поэтичный жиробас что-то этакое разглядел в ее необычном стиле фехтования, должно было навести на мысли.
Отважная догадка, минуя островки бреда, цепляясь за округлые, скользкие края чужих слов, рвалась с самых низов в мою голову.
Орлов остервенело покачал головой, будто прогоняя остатки здравого смысла, решив оставить подле себя лишь гнев, ненависть и желание самоутвердиться.
Неплохо, направлял бы он все это еще в правильное русло
Романовна встретила его атаку без особого пиетета. Там, где Орлов видел себя беспощадно жалящей осой, она без особого энтузиазма, с ленцой, отбивалась.
Чтобы через мгновение устроить форменное шоу.
Она пишет, как набатом прозвучало у меня в голове, и я, наконец, увидел. То, что я принимал за фехтование, выпады, репризы и батманы, на самом деле были слова.
Кончик шпаги перед каждым ударом выписывал буквы Романовна строчила повесть о своей маленькой, нелегкой победе. С издевательской ухмылкой на лице склоняла, вкручивала в речь двух клинков деепричастный оборот, спешила заменить подлежащее сказуемым и вот уже из неловкой барышни, учительницы каллиграфии она обращалась в неистовую бестию.
Вот зачем она учила нас писать шпагами ее уроки на деле не имели никакого отношения к фехтованию. Ее задачей было научить нас вкладывать в слова смысл. Наполнить наши будущие заклинания не только волей, но и всей силой русской речи.
Силен и могуч русский язык.
Орлов защищался, будто лев. Стоило отдать должное его учителям свой хлеб они жевали не зря. По крайней мере, приучили мальца держать клинок не как острую дубину.
Романовна опробовала его защиту междометием, не договорив, нарисовала точку с запятой. Клинки щелкнули друг о дружку в неистовом батмане, высекая искры оборона мажорчика пусть и трещала по швам, но напор держала. Тогда Романовна схитрила. Юркая, словно обезьяна, она закружилась вихрем. Кончик шпаги уже писал сыну судьи поражение. Не стесняясь поэтичности, не чураясь филигранности стиля, она обрушилась на него жалящим штормом.
Шпага кольнула Орлова в плечо, скользнула к колену, заставила парнишку вскрикнуть, прежде чем рухнуть наземь. Размашистый удар прошелся по груди, лишь чудом оставив рубаху целой. По-женски издевательски Романовна закончила свой рассказ о победе, поставив точку: ткнула кончиком острия Орлова в нос.
Боль заставила мальчишку залиться слезами. Нехотя, но все же принимая реальность, он поверженно поднял руку, говоря, что на сегодня усвоил урок.
Следующие? Ну же, ну! Покажите себя, ведь вы же, она хмыкнула, будто сомневаясь в том, что говорит, мужчины.
Укол пришелся в самое сердце. Умелой манипуляторшей она заиграла на нас, словно на скрипке.
Зачет автоматом всякому, кто сумеет утереть мне нос! Будьте же джентльменами, предложите даме платок! пообещала она, и это сыграло свою роль.
Желающих испытать удачу прибавилось. Каждый мнил, что раскусил хитрость ее приемов. Да и Орлов ну кто такой этот Орлов? Они-то сами справятся куда лучше, не дадут застать себя врасплох
Как же, не дадут. Вторая троица игроков сгинула куда быстрее первой. Если сын судьи умудрился оказать хоть какое-то сопротивление, то эти олухи лишились всякого шанса почти с самого начала. Романовна расправилась с ними в три предложения и один короткий абзац.
Мне почти казалось, что я вижу она пишет о былых сражениях, своих и не очень.
Ну? Есть еще желающие?
Я сделал шаг вперед. Женька поймал меня за руку, зашипел, будто змея:
Ты что? С ума сошел?
Ты со мной или нет? вопросом на вопрос отозвался я. У Дельвига не спрашивал толстяк хоть и трус, но друзей в такой миг не бросит.
Да от него и не требовалось сражаться.
Ну знаешь, Федя Жека лишь качнул головой и ухмыльнулся. Не мы ли сами обещали себе при поступлении не ведать страха, идти об руку друг с другом и прикрывать спины?
Кажется, как раз сейчас такой момент и настал.
Николаевич начал следить за нами с любопытством. Словно хотел глянуть, что же на этот раз выкинет достославный Рысев, за спиной которого куча грешков.
Сев поудобней, он облокотился на излюбленную трость, прищурил глаза, спрятал довольную ухмылку в усах.
Словно все это представление только для одного меня.
Ну что же вы, господа? К бою!
Она сразу поняла, кто в нашей троице опасней остальных. Если с другими можно было играть, как кошка с мышью, то во мне она чуяла угрозу.
Словно где-то внутри у нее было свое особое ясночтение, заточенное на воинском инстинкте.
Словно осатаневшая, она бросилась на меня в яростной атаке. Клинок выписывал мне одно обвинение за другим, не ведая пощады. Я ответил сарказмом. Почерк мой оставлял желать лучшего до остро отточенной грации Романовны мне было как до Китая раком. Смешная острота из-за моих кривых рук прозвучала как скверная шутка, но на лице женщины отразилось удивление. Что ж, кажется, она не ожидала, что хоть кто-то раскусит ее методику боя.
А другой, которому подсказали, сможет выдумать свою.
Она не стала пробовать на вкус мою защиту дальше. Рывком расправила простыню плаща, махнула им перед моим лицом жесткое полотнище, хлопая по воздуху складками заставило меня отступить, спрятало мерзавку от моих ударов.
Что будет дальше, я знал.
Она первым делом завалит Женьку худосочная шпала, выше ростом и с длинными руками соперником ей не был, но расчет был верен. Напади она на Дельвига, и Женька сможет ударить ей в спину. Пусть подло, пусть мерзко, пусть сама благородная суть рода не позволит ему этого сделать, но она опасалась.