Совсем другой подход к смерти использовал Хироюки Такэи, автор манги «Король шаманов»8. В центре придуманного им мира находится Великий дух, с которым сливаются упокоенные души всех умерших и продолжают там свое посмертное существование. Медиумы могут призывать такие души для общения и получения информации, так часто поступала героиня Анна Кёяма. Неупокоенные души остаются на земле, привязанные к местам и людям, пока кто-то не вернет им внутренний покой. Некоторые из таких духов могут стать хранителями для шаманов, таким образом продолжая активное существование в нематериальной форме. Смерть не прерывает общения с близкими, позволяя умершим защищать своих любимых живых, так Элиза становится духом-хранителем своего жениха Фауста.
Главный антагонист истории Хао проходит несколько перерождений, обретая все больше сил с каждым рождением. Когда основные герои узнают о возможностях, которые появляются после смерти и воскрешения, смерть перестает восприниматься как утрата или какая-то проблема вообще. Несколько персонажей обладают возможностью воскрешения, решая все проблемы с умирающими. Сам акт смерти дает большой рост духовной энергии, позволяя использовать сложные и сильные техники в бою. Из-за этого герои легко принимают смерть свою и друзей. В определенный момент смерть перестает быть чем-то значимым и оставляет героев равнодушными к истекающим кровью друзьям. Так после второй смерти Фауста персонажи отреагировали довольно холодно: «Он всего лишь умер. Это перестало быть трагедией».
Несмотря на одинаковый жанр двух историй (сёнен) и общие его условности, вопрос смерти авторы преподнесли почти полярным образом. Разница в восприятии смерти сильнее всего видна на главных героях произведений. Так Наруто Удзумаки, главный герой манги «Наруто», ни разу не умирал в течение истории. Он взрослел, сражался, завел семью и дожил до старости. Почти для всех людей мира «Наруто» смерть была финалом жизни, потерей любимых и концом собственного бытия. Она оставалась трагичной и болезненной, но логичной и неизбежной.
Жизнь Йо Асакуры, главного героя «Короля шаманов», напротив, не раз прерывалась смертью. Йо понимал необходимость пройти через смерть, ад и воскрешение, чтобы стать сильнее для битвы с Хао, и спокойно соглашался с таким вариантом. Почти для всех основных персонажей истории смерть стала просто этапом тренировок, для некоторых неоднократным, что и привело к почти равнодушному ее восприятию, убрав страх перед конечностью бытия и одновременно полностью обесценив само умирание кого-либо.
Нетипичные вопросы бессмертия поднимает Виктория Шваб в своем романе «Незримая жизнь Адди Ларю»9. По сюжету главная героиня, Аделин Ларю, отдает свою душу темному божеству за время и свободу. Девушка боится прожить никчемную жизнь, как живут ее соседи и знакомые, рождаясь и умирая на одном клочке земли во французской провинции XVIII века. Недоброе божество по-своему воспринимает ее просьбу. Так Аделин может жить, пока сама не решит сдаться смерти, но время и свобода имеют цену: ни одни человек не может запомнить девушку, стоит Аделин пропасть из поля зрения человека, как она тут же исчезает из его памяти. Аделин не способна произнести собственное имя, и люди не слышат ее слов, если она пытается рассказать о сделке с божеством. Все ее действия также незаметны: примятая от шагов трава выпрямляется, надписи и рисунки исчезают в ту же секунду, а огонь не хочет разгораться. Божество насмешливо назвало это свободой от ответственности за слова и поступки. Но такая сделка поднимает важный вопрос: «Если человек неспособен оставить след, существует ли он вообще?»
Триста лет незримого существования Аделин изучала границы своего проклятия, пытаясь найти лазейку, которая обнаружилась в творчестве. Девушка неспособна оставить след самостоятельно, но может вдохновить других творцов написать картину, сыграть мелодию, вырезать скульптуру, разнести мысль. Идеи как след оказались гораздо сильнее воспоминаний из-за своей гибкости. Идею можно развить или оспорить, идеей проще делиться. В отличие от воспоминаний идеи могут собирать сторонников. Вместе с физическим бессмертием Аделин получила и символическое бессмертие, повлияв на художников и музыкантов.
Конечно, авторы противоречивы, оценивая саму смертность как важное свойство. Некоторые любят реализм и трагичность, другие выбирают легкость перехода от живого к мертвому и обратно (отрицают ли они таким образом смерть?), а кто-то вообще игнорирует возможность умереть. К сожалению, современные сюжеты (кино, сериалы и книги) приучили людей не верить в возможный трагичный исход. Хэппи-энды слишком хорошо продаются, читатели и зрители их ждут. И это ожидание ставит авторов в неудобное положение: нужно рассказать историю и нужно продать историю. И не всегда эти желания возможно совместить, порой дело доходит до абсурда и счастливый конец просто нелепо выглядит в контексте всей истории. Порой так происходит с экранизациями, когда история хороша и органична на бумаге для читателя, но озадачит или расстроит зрителя.
Хорошо подменить книжный финал счастливым получилось у Мэтью Вона в 2007 году при экранизации «Звездной пыли» Нила Геймана. Режиссеру потребовалось изменить всего одну вещь действие вавилонской свечи. В одноименном романе10 Геймана реальный мир соседствует с волшебным, и, желая завоевать любовь местной красавицы, юноша Тристран уходит за Стену, в мир волшебства. Тристран должен найти и принести упавшую с неба звезду, но та оказывается очаровательной девушкой Ивэйн, герои постепенно влюбляются друг в друга и в итоге женятся. Мэтью Вон слегка ускорил их приключения, сократив несколько месяцев до недели. Все остальные сюжетные линии книги и фильма можно не рассматривать: во-первых, они не так влияют на финал, как свеча, и во-вторых, история слишком хороша и многогранна для грубого пересказа, поэтому вернемся к свече.
В романе вавилонская свеча (она же свеча из настоящего воска) является артефактом сродни сапогам-скороходам: пока горит пламя свечи, несущий ее будет двигаться с невероятной скоростью, преодолевая многие мили за один шаг. В фильме свеча становится аналогом телепорта при зажигании свечи нужно подумать о желаемом месте, и свеча перенесет туда всех, кто за нее держится. Казалось бы, небольшая разница, но именно из-за разного действия свечи получаются две совершенно разные концовки. В фильме Тристран и Ивэйн прожили долгую и счастливую жизнь, а в конце зажгли вавилонскую свечу и вернулись на небо Ивэйн снова стала звездой, и Тристран каким-то образом тоже.
В книге вавилонская свеча не могла вернуть звезду домой, к сестрам. Как сказала сама Ивэйн: «Звезды только падают. Они не поднимаются обратно». Книжная звезда также прожила всю жизнь с Тристраном, но Тристран человек, он смертен. После смерти любимого Ивэйн осталась одна, бессмертная королева, которой нет дела до людей и которая не может вернуться домой. Возможно, смертность стала бы для книжной звезды настоящим даром, спасающим от одиночества.
При всей своей логичности и трагичной романтичности вариант книги не подходил для экранизации. Сделать звезду смертной режиссер не осмелился, а превратить смертного Тристрана в бессмертную звезду вполне. Всего одна разница, всего одна свеча, но две абсолютно разные истории: фильм как красивая сказка с приключениями, в которой смерть не способна вмешаться в дела влюбленных, и книга как реалистичное в правилах своего мира фэнтези, где смерть забирает одного партнера, оставляя второго бессмертного на бесконечное одиночество. Ценно ли бессмертие в ситуации Ивэйн?
Не все книжные истории перебрались на экран настолько благополучно. Многих сломал фильтр необходимого хэппи-энда. Одним из ярких примеров можно выделить книгу «Я легенда» Ричарда Мэтисона, прекрасно передающую всю безысходность положения главного героя, ставшего ужасной легендой для нового мира зараженных людей. Экранизация 2007 года растеряла всю трагичность и даже саму идею истории по пути к необходимому для проката финалу.
Не меньше пострадала история о мальчике-который-выжил. Как только раскрылась вся правда о крестражах и факт, что Гарри Поттер также является вместилищем части души Темного Лорда, стало понятно, зачем Альбус Дамблдор решил присматривать за мальчиком. В изначальном замысле Джоан Роулинг не было счастливого конца: все крестражи должны быть разрушены, чтобы сделать Волдеморта снова смертным, а Гарри крестраж, его смерть в конце история была бы логичной. На эту логику указывает пророчество, в котором говорилось о мальчике, что родится в определенный час и ему будет суждено победить Темного Лорда (не зря все приспешники Волдеморта так стремились захватить сферу с пророчеством в Министерстве магии11). Но одновременно с Гарри родился Невилл Долгопупс, который вполне мог стать тем избранным героем. И то, что Темный Лорд сначала навестил семейство Поттеров в Годриковой Впадине, было просто случайностью.
К сожалению, планы Роулинг на историю стали известны фанатам и читателям, которые завалили писательницу письмами с угрозами причинить вред ей или самим себе, если Гарри Поттер умрет. Подобные заявления напугали Джоан, и ей пришлось переписывать финал истории. В последней книге12 Гарри переживает смерть на краткое время и возвращается к жизни при помощи воскрешающего камня (причем без тех последствий, что указывались при применении камня в «Сказке о трех братьях»). Этого мимолетного умирания хватает, чтобы «убить» осколок души Темного Лорда, т.е. Гарри перестает быть крестражем и теперь Том Реддл снова смертный. С помощью Дара Смерти Роулинг получилось связать противоположности: Гарри должен умереть как крестраж для логики сюжета и Гарри должен выжить как персонаж из-за фанатов.
Отрицание смертности, особенно своей и любимых героев, может грубо вмешиваться в отличные сюжеты, логика которых ломается из-за человеческого страха смерти. Хэппи-энды не всегда логичны для истории, не всегда подходят атмосфере произведения, но их ожидание может ставить определенные рамки для авторов (порой переходя личные границы, как в случае с Роулинг). На контрасте с подобными ожиданиями реалистичные истории могут показаться не просто более серьезными, а порой и кровожадными, например «Песнь Льда и Пламени» Джорджа Мартина.
Книги все еще могут позволить себе больше, чем кино. Особенно остро это видно в «тихих» вопросах смерти: как принять свою смертность и нужно ли нам бессмертие? Зато кино отлично показывает отрицание смертности через желанные хэппи-энды (что бы ни случилось, главные герои точно не умрут) и показное равнодушие к чужой смерти, особенно в боевиках. Увы, из массовой жанровой литературы сильно «торчит» кино-подход к мортальным вопросам.
1.2 Вампиры
Сам образ вампира (упыря, вурдалака) начал складываться еще в шумерской мифологии, постепенно трансформируясь в более привычный современному человеку. Многие стереотипы и верования, связанные с этим существом, давно забыты, например обязанность расплести все встреченные узлы или невозможность пересекать проточную воду, многие стали объектом насмешек, как чеснок или сон в гробу. Но самая главная черта вампира всегда выделяет его на фоне всех остальных вариантов нежити необходимость пить кровь для поддержания своей жизни.
Самым популярным вампиром до сегодняшнего дня остается Влад Дракула, но не только как персонаж из романа Брэма Стокера «Дракула»13, который постоянно переиздается. Современный образ Дракулы больше похож на сборную конструкцию из разных обликов: графа Дракулы из одноименного романа, истории реального Влада Цепеша, варианта Дракулы из серии игр Castlevania и множества фильмов, основанных на романе Стокера, а также из манги и аниме Hellsing.
Попытки отделить настоящую историю Цепеша от созданного Стокером образа были неоднократными. Наиболее полная история валахского князя Влада III рассказана в книге историка Вадима Эрлихмана14, которую недавно переиздали в серии «Жизнь замечательных людей». Автор попытался не только отделить реального человека от привязанной к нему кровавой легенды, но и проанализировать зарождение этой легенды и ее развитие до современности.
В русской художественной литературе вампиры появились благодаря А.С. Пушкину (стихотворение «Вурдалак», 1835) и А.К. Толстому (рассказ «Семья вурдалаков», 1839, и повесть «Упырь», 1841). Эти произведения имели мало общего с фольклорными истоками вампиризма и скорее являлись данью моде того времени, связанной с растущей популярностью вампирской тематики в Европе. В советское время тема вампиров не поднималась вовсе, зато после распада Союза произошел бум на подобных персонажей. Самым известным русским произведением на потустороннюю тематику является серия «Дозоров» Сергея Лукьяненко.15 16
В художественной реальности Лукьяненко смешано множество разных сущностей: ведьмы, маги, оборотни и, конечно, вампиры. Все они являются Иными и обладают своей магией, а также долголетием, которое на этой магии зиждется. Таким образом в мире «Дозоров» вампиры не уникальны в своем бессмертном существовании, те же маги и оборотни могут бесконечно продлевать свою жизнь за счет магической силы. Но только вампиры являются мертвыми существами, им недостаточно одной магии для поддержания своего бытия, еще требуется кровь. И вампирам «Дозоров» присуща типичная жажда крови, от которой не страдают другие Иные. Некоторым вампирам достаточно крови животных, у других же жажда очень сильна и требует человеческой крови (обычно это кровь доноров либо кровь людей, добытая на охоте по выданным лицензиям). Из-за своей жажды и способности убивать вампиры занимают низшее положение в иерархии Иных, за ними присматривают дозорные, выполняющие роль надсмотрщиков.
Одним из героев серии является вампир Константин Саушкин, сын вампира Геннадия Саушкина и женщины Полины (позднее также обращенной в вампира). Несмотря на свою природу, семья высоко ценит человечность, а сам Костя даже пытался обходиться без крови людей, но не смог противостоять жажде. Семейство Саушкиных живет по соседству с главным героем истории, светлым магом Антоном Городецким, с которым поддерживает дружеские отношения. Но после назначения Антона дозорным, их отношения меняются, т.к. по своим должностным обязанностям Антон теперь должен контролировать молодого вампира, который далеко не в восторге от подобного развития событий. Такое положение часто приводит к конфликтам и печально заканчивается для Кости.
Такой подход к персонажу позволил автору показать переживания уже нечеловеческого существа изнутри, сделать его протагонистом, что было почти немыслимо для литературы XVIII и XIX веков, но стало нормой для века XXI. Главное различие между классическими историями о вампирах и современным подходом состоит в том, кто является главным героем повествования. Наиболее ярко это видно на примере самых популярных вампирских историй XXI века «Сумерки» и «Дневники вампира».