Многие из присутствующих, среди них и товарищ Блейхман, кивнули.
Случай вопиющий, продолжил Юлиан. Прогрессивная часть общества естественно осудила это судилище, пардон за каламбур. Университет кипел от возмущения. Роптали даже либерально настроенные профессора. В таких обстоятельствах любой воспитанный человек перестал бы появляться на лекциях. Пусть на время, но все-таки. Любой, но не гад Машкевич. Этот подонок, пользуясь нашей неосведомленностью, продолжал посещать занятия. А между делом подслушивал кто о чем говорит, у кого какое настроение. Причем докладывал не папеньки, а прямиком в охранку.
Надеюсь вы поступили с ним так как поступают с провокаторами? спросил кто-то из дальнего угла зала.
Какой там. Скользкий как уж. Пока узнали, пока поняли, половину исключили. Кого из столицы вон, а кого на фронт. И батенька его такой же. Вернее Женька как родитель.
Еще не расстреляли? спросил Панкрат, незаметно подмигнув Михе.
Кого? Женьку. Нет, конечно.
Отца евоного? уточнил матрос.
Ха, усмехнулся студент. Напротив. Господин Машкевич нынче при министерстве юстиции. Говорю же, скользкие гады. Всегда и всем полезны.
Позже, за стаканом «балтийского теребенчика», или как сказал студентик коктейля, выяснили адрес проживания бывшего следователя. Туда и наметили сегодняшний экс.
Поехали на двух пролетках, впихнувшись по четверо в каждую. Решили, двух винтовок, на покрайняк, хватит. Шура, как всегда, при маузере. Остальные, кто с чем.
Толку с этих революций, возмущался Панкрат, спихнули царя, дабы любой буржуй себя царем думал. Судейский этот, как его?
Господин Машкевич, подсказал Лука. Немолодой матрос сидел на полу пролетки, уперев ноги на подножку. Старик все переживал «что скажут люди» заметив его в компании «антихристов». Анархисты и антихристы были созвучны для глуховатого уха ветерана.
Ага как калечил судьбы людям, так и калечит. Хоть бы хны, царь, дума, аль еще кто.
Аспиды палачи завсегда нужны, при любых властях, заметил розовощекий Андрюха, пытаясь раскурить невесть у кого «экспроприированную» трубку. Эти как золотари. Всякий побрезгует такой работой.
Э не, брат, не согласился Панкрат. Такой как этот Машкевич не просто заплечный мастер. Этакая гнида все так перевернет, что ангел чертом станет. Знавал я таких. И плевать ему на правду.
На правду всем плевать, хмыкнул Шура. На свою, на чужую до дьяконской лампадки. Важно чтобы кишка была набита, прикид сбрызгу и баба марочная. Желательно две. Даже три. Вот и вся правда.
Хорёк ты Шура, с досадой сказал Панкрат. О пузе да о елде думаешь. Вся твоя правда. Посмотрел бы я на тебя, когда такой вот Машкевич братана твоего родного, за помещичий мешок буряка, на каторгу. Как конокрада.
Тоже мне сравнял, снова усмехнулся Шура. Где правда, а где закон? Для них закон шо для тебя бушлат. Раз и переоделись. И это от хорька слышу.
Да, братва, вздохнул до сих пор молчавший Гришка-жженный. На «Рынду» попал меньше года назад прямо из госпиталя. До этого, по его собственному определению, «как дурак» геройствовал на «Новике», за место царя лучше бы таких вот судейских спихнули. Тогда глядишь и царь не дьявол.
Точно, подхватил Лука, не царь же нашего брата мордовал. И не царь у крестьян последнее отбирал. Все эти служаки чиновники, мать их в душу! Вперед Николашке дырку на сидалке вылизывали. Ныне звякалами своими змеиными норовят в другие сраки залезть.
По-вашему выходит царь как бы не при чем?
Он за свою дурость ныне пострадал. Поделом держиморд при себе плодоносить.
Чины эти канцелярские при царе как были, так и остались. И другая власть коли сменится, эти верно устоят. С них станется.
А все потому, что память у людей короткая, сказал Шура.
У меня помять что надо, зло прошипел Панкрат. Я все помню.
От этого и все твои беды, Шура перегнулся через борт коляски. Придерживая бескозырку, звонко высморкался на мостовую. Да и всего народа тоже. Оно ведь, короткая память, залог счастья. Если держать в голове все добро, уж подавно все зло, можно свихнутся. Вообразите, братва. Утром зенки открыл, и ни хренашеньки не помнишь что давеча было. И никто ничего не помнит. Начинай сначала! Лафа!
Так и в чем тут счастье?
Каждый день как целая жизнь
Ответ Шуры никто не расслышал. Пролетки, свернув с Большой Пушкинской, остановились у буржуйского дома. Первым выпрыгнул Лёха и громко засвистел. Прохожие на многолюдной улице поначалу замерли. Затем, увидев вооруженных матросов, спешно перебрались на другую сторону или свернули в ближайшие переулки.
Знай наших, довольно буркнул Панкрат, наслаждаясь внушаемым обывателям страхом.
Витек, для важности перемотанный пулеметными лентами, достал наган и пнул стволом в пузо кучеру:
Ждать за углом. Дождетесь озолотим. Нет найду и лично порешаю!
Говорил он громко, чтобы и второй «ванька» услышал. Кучер что-то пробухтел, но повел пролетку за угол и остался ждать. Второй пристроился ссади.
Панкрат, Лука! позвал Миха. Остаетесь внизу. Никого не впускать. Начнут булькать шмаляйте.
Не, Миха, хищно прошипел Панкрат. Я наверх пойду. У меня с судейских особый спрос.
Миха выдержал долгий и недобрый взгляд сослуживца. В конце концов ничего не сказав, нырнул в парадную. Остальные, кроме Луки, последовали за ним.
На шум из полуподвала выбежал дворник. Открыл было рот, но разъярённый взгляд Панкрата заставили слова застрять в глотке. Андрюха похлопал мужика па плечу:
Шел бы ты товарищ. Оно те надо за буржуя впрягаться?
Дворник растерянно кивнул и попятился вниз. Матрос одобрительно хмыкнул, поправил бескозырку и поспешил за братвой. Нагнав на пролете Витька, сказал:
Здесь останься. За дворницкой пригляди. И Луку подстремай, он кивнул на окно из которого был виден вход в парадную. Немолодой матрос, снаружи, прикуривал папиросу.
Витек с нетерпением и тоской посмотрел наверх. Но пререкаться не стал. Отошел к окну и полез за папиросой.
Семейство Машкевичей занимало половину второго этажа. Правую. Панкрат забарабанил в резную дубовую дверь. Открыла худосочная баба в белом фартуке. Должно быть горничная. Увидев простые мужицкие рожи, церемониться не стала:
Чего надо?
Матросы тоже не церемониться. Не говоря ни слова, Панкрат толкнул бабу и прошел внутрь. За ним последовали остальные. Горничная запищала.
Вы кто такие? Пошли прочь! Люди! Что это делается?
Рот закрой, приказал Миха, одарив дуру недобрым взглядом.
Поняв, что самой ей не справится, горничная попыталась выбежать. Миха поймал ее за копну волос и потянул внутрь. Баба снова запищала. Чтобы заткнуть нервирующий вопль, Шура в пол замаха приложил неугомонную кулаком в живот. Та в миг замолкла. Миха разжал ладонь и женщина упала на пол. Шура пнул ее ногой и приказал:
На кухню пошла. И не высовывайся.
Баба, урывками хватая ртом воздух, на карачках, поползла по коридору.
В гостиной застали троих. Андрюха, не обращая на товарищей внимания, жадно шарил по шкафам. На стуле сидел немолодой очкарик с козлиной бородкой. Должно быть хозяин дома. Над ним навис Панкрат. Правую ногу он упер на стул. Грязный сапог выглядывал меж дрожащих бедер очкарика.
Говорю же, господа, вторил буржуй, денег в доме мы не держим. Все в банке.
Ступня на стуле немного опустилась, упершись мужчине в пах.
Что вы делайте? возмутился он, схватив обеими ладонями лодыжку матроса.
Яйца тебе отдавливаю, честно признался Панкрат.
Прекратите! успел просипеть очкарик, зеленея от боли.
Не толкайте меня! раздался голос из коридора. На пороге показался высокой юноша и молоденькая барышня с болонкой на руках. За ними замаячили довольная физиономия Фомы. Рядом изувеченное лицо Гришки-жженного.
Глядите-ка, прошепелявил Фома. Корабельный фельдшер дергал зубы не разбираясь какой именно из них болит. Фоме не повезло лишиться передних, в задней комнате прятались.
Мы не начал юноша.
Миха, громко цокнув языком, перебил его:
Должно быть, ты и есть Евгеша? Не робей, проходи, сидай.
Я Евгений Машкевич. А вы? С кем имею честь?
Вместо ответа Миха со всей своей бычьей силой заехал парню в физиономию. Тот отлетел к стене и скатился без сознания на пол.
Привет тебе от студенческой братвы. Иуда!
Единственное существо вступившееся за юношу стала болонка. Не стерпев обиду за хозяина, псинка неистово залаяла.
Тише, Эмели! Тише! пыталась успокоить питомца барышня.