Домо аригато, сказал я, делая вид, что ничего не понял. Продавать незнакомцам так себе идея, поэтому я поклонился и попятился, но, сделав два шага, уткнулся в чье-то крепкое, каменное тело. Молодой человек позади меня, так же как и тот, что впереди, был одет в голубые левайсы, расстегнутую куртку и футболку, только у одного на футболке были изображены «Битлз», а у другого «Роллинг Стоунз». Мы были одни в маленьком парке, чего явно и добивались эти юноши судя по всему, те самые арабы, о которых меня предупреждал Лё Ков Бой. Они были долговязо, беззаботно молоды, еще счастливо не ведая, как будут выглядеть через двадцать лет, знание, которым мы, мужчины среднего возраста, к несчастью, уже обладаем. Инертность возраста и доступность таких удовольствий, как французская выпечка, помогли мне вновь обзавестись утраченным за время перевоспитания жирком, и не только теперь у меня над ремнем брюк нависал небольшой бугорок, и еще один мягкий комочек образовался под подбородком. Я был мягкой, круглой сарделькой, плотно набитой требухой, а они зазубренными ножами, которые вот-вот покромсают меня на куски.
Не прикидывайся японцем, сказал Битл. Мы знаем, что ты вьетнамец.
Вьетнамец? спросил Роллинг. А я думал, ты китаеза.
Вообще-то он сказал банальное Chinois, слово, означающее просто «китаец», но если его склонять и в хвост и в гриву и то и дело сплевывать при разговоре, оно превращается в эпитет, который я не раз слышал от наших французских колонизаторов. Мне стало грустно, что я услышал его от людей, находившихся в моей шкуре, однако я решил не отвечать на оскорбление, чтобы не усугублять ситуацию. Спасти ситуацию я решил, выразив искренний интерес к их происхождению и родословной. Я спросил: а вы кто?
Мы алжирцы, жопа ты крысиная, сказал Битл.
Роллинг нахмурился и сказал: мы масло.
Масло? переспросил я. Если тут кто и масло, так это я желтый, мягкий, и меня легко размазать. А почему вы масло?
Масло! проорал Роллинг. Масло!
Битл вздохнул и сказал: хер с тобой, мы французы. А теперь гони гашиш.
Давайте-ка об этом поговорим, сказал я. Мои алжирские братья, неужели вы не читали, что Хо Ши Мин писал о французской колонизации? Нам с вами не надо драться, не надо друг друга грабить, нам надо сплотиться в борьбе с нашей злой мачехой! Забудьте про «Марсельезу», слова которой кажутся мне несколько кровожадными. Давайте споем «Интернационал»! Ну-ка, с чувством! Вставай, проклятьем заклейменный! Nous ne sommes rien, soyons tout![5]
Моя небольшая речь, похоже, сбила их с толку, они замерли, наморщили лбы, и, как знать, если бы хоть один из них сказал тогда, а он, ващет, дело говорит, мы с ними изменили бы ход истории по крайней мере, моей истории, но они были вспыльчивыми подростками, поэтому Роллинг покачал головой, отказываясь и от брошенного ему диалектического каната, и от солидарности, и сказал: гони гашиш, ты, тупой ублюдок!
Так, я хотя бы попытался, правда?
Попытался, ага, сказал Сонни.
Ну можно и так сказать, добавил упитанный майор.
Гашиш, значит, пробормотал я, притворяясь, будто расстегиваю рюкзак. Они бросились ко мне, но я успел размахнуться и со всей силы засадить рюкзаком Битлу в челюсть, которая, повстречавшись с двумя лежавшими в рюкзаке кирпичами, громко хрустнула, не заглушив, однако, вырвавшегося у меня из самого нутра боевого клича УБЛЮДОК! потому что я всегда был по горло сыт этим словом, и хотя думал, что уже привык к нему, привык я только к тому, что меня зовут больным ублюдком, в чем даже была доля правды, но полная, истинная правда была вот в чем: этой парочке следовало бы назвать меня братом, кузеном, да хоть дядькой каким-нибудь, потому что мы с ними были родней а что, нет, что ли? нашими общими предками были галлы, те еще нахалы, назначившие нас своими потомками; алжирцы это, значит, старшие сыновья, объяснял мой отец нашему классу, а мы, индокитайцы, умненькие средние братья, из которых должны вырасти клерки, секретари, адъютанты и мелкие бюрократы, не чета каким-нибудь лаосцам, камбоджийцам и так далее, до самого конца этой логической пищевой цепочки, за звенья которой мы цеплялись, устремляя свои взоры наверх, к красным ягодицам обезьян, угнетенных чуть меньше нашего, и мечтая о том, как великодушная белая рука поможет нам вскарабкаться наверх, по головам всех этих недостойных созданий, и взойти на прекрасный броненосец под названием La Mission Civilisatrice
Сноски
1
Вьетнамское ругательство, примерно означающее «пошел в жопу». (Здесь и далее прим. перев.)
2
Перевод Д. Горбова и М. Розанова.
3
Вьетнамский Новый год по лунно-солнечному календарю.
4
Желтой в Китае и Вьетнаме называли популярную музыку, считая ее упаднической.
5
Кто был ничем, тот станет всем! (фр.)