Димон, ты извини, что мы к тебе в такое время., ты, наверное, устал, а мы вот у тебя на кухне сидим и мешаем тебе спать. Правда, Андрюш?
Да, ладно ребята, я всегда рад Вас видеть
Правда? Вот видишь Андрюш, а ты опасался, что Дима будет не доволен. . Дима мой друг, и он всегда доволен. видеть меня.
Дима еще выпил водки и насадил на вилку большую сардельку и стал ее жевать.
Галина Ивановна, бесцеремонно положила свою оголенную ногу на колено Андрея, и начала в засос целовать его в губы. Андрей пытался увернуться от нее ( видимо ему было неудобно перед Димой), но Галя крепко держала его руками и губами. Дима положил вилку с недоеденной сарделькой и налил водки в граненый стакан. Он всегда так делал, когда сильно расстраивался. Резко напиться, что бы ни видеть этого всего «безобразие». Но водка сразу не действовала, и он продолжал видеть, как руки Галины Ивановны скользнули вниз и начали открывать молнию джинсов Андрея. Дима налил еще пол стакана водки, но его действие не произвело на Галю и Андрея никакого эффекта. Рука Гали уже была под молнией, и Дима увидел, что красное лицо Андрея, стало еще краснее и хриплые стоны стали вырываться из его зажатого, губами Гали, рта. У Димы не было сил смотреть на это прямое «блядство». Он встал из за стола и не твердой походкой пошел в комнату и не раздеваясь лег на кровать. После его ухода с кухни, стоны и звуки лобзанья усилились. «Ну и хрен с ними, пускай тешутся, меня нет, я ни чего не вижу., я устал и мне надо отдыхать., надо спать, накрыв голову простыней, терзался Дмитрий. Но как спать? Когда этот сейчас будет трахать, твою любимую женщину. А тебе что, ты сам их познакомил, вот и терпи. Не хочу терпеть, сейчас встану, и набью морду, Андрею.., а Галину Ивановну выгоню на лестницу., пусть там очнется, отрезвеет, совсем стыд потеряла.». Дима провалился в какое то забытье, он вроде не спал, но и не бодрствовал, все таки пятьсот грамм водки сделали свое дело. Сколько он так пролежал, он не понял, только когда он захотел встать с кровати, то не смог, а просто сполз с нее на пол. Полежав так с получаса, он пополз в направление кухни. На кухонном диване Андрей, откровенно, трахал Галину Ивановну, притом это действо, Дима наблюдал с пола. Галины ноги содрогались в так, Андреевых телодвижений. Его джинсы сползли, оголив волосатую задницу, которая вся была сжата и ритмично дергалась с его членом уходящим раз, за разом в прекрасные врата Галкиной нефритовой чаши. Они уже стонали вдвоем, и даже не стонали, а выли, как мартовские кошки, то очень громко, то, с такими воплями, от которых все содрогалось внутри не только у действующей пары, но у Димы. «Ах, как им хорошо». От этой картины, у Димы сжались кулаки, и он хотел кинуться, и убить их, но не смог даже встать. Он попытался подняться, но ноги, его совершенно не слушались и он валился на пал. Тогда он стал с криком, бить кулаками в пол. Он хотел разбить свои руки.. или пробить пол. . Он хотел умереть и одновременно, увидеть, как умирает Андрей, подавившейся, косточкой из вишневого варенья, или сбитого автомобилем. И как заплаканная Галя, идет за его гробом. Он начал кататься по полу, как солдат потерявшей две ноги, во время безумной атаке, на безыменную высоту, во время войны. Он выл и стонал, он матерился и плевался. Наконец забился в какой- то дальний, темный угол квартиры, опрокинув на себя, какое то кресло с подушками . , и зарыдал. Никогда в жизни, он так не плакал, это были слезы отчаяния и горькой обиды.
После этого случая, Дима понял, что бесконечно устал, от своей скрытой любви к Гали, от доставки, и вообще от всего, и что надо отдохнуть. Но, отпуск и все отгулы, были использованы, под работу, в Центральном Железнодорожном Бюро. Оставалось, поехать в колхоз. В те годы, научных сотрудников, легко отправляли в Подмосковье на две недели, для помощи в сельском хозяйстве «отсталых» колхозов. Дима попросился, ему не отказали . И вот он едет с группой интеллигенцией в Подмосковный колхоз, кажется это место называлось Ярополец
Погода великолепная, работа простая, ворошить зерно на току, подбрасывая деревянной лопатой золотистую пшеницу па ленту транспортера. А вечером сидеть у костра, попивая водку, а потом горланить песни, обняв первую попавшеюся дивчину. Ой, хорошо. Нет тебе изнурительного вставания по утрам, когда спать так хочется, что ни какой будильник, ни какой телефонный звонок сестры или матери ( Дима, часто просил своих родных будить его по утрам телефонным звонком) не может тебя разбудить, а потом доставка билетов, часов до десяти вечера. Когда сил совсем нет, вернутся обратно к Центральным кассам, на площади трех вокзалов и отчитаться за проделанную работу. И возвращение на Кантемировскую к часу ночи. Ох, и тяжело достались Диме эти две тысячи рублей.
Сколько всяких случаев было на этой доставки, все и не описать. Однажды, Дима принес билеты в самую настоящую «малину» Сидела за столом, как ему показалась воровская шайка, и пила водку. Когда Дима это понял, отход ему из квартиры перегородил огромный детина с испитым лицом. «Водки выпьешь», спросил детина, видимо главарь «малины». Дима смело ответил что выпьет, а сам подумал, «что сейчас его кончать будут», у него в это время на руках было, где то три тысячи рублей , за проданные железнодорожные билеты. Но все обошлось, Дима выпел водки и «главарь» выкупил у него билеты на сумму в сто двадцать рублей. Притом еще дал на чай три рубля. Когда «главарь» покупал свои билеты, он попросил одного из своих подручных, дать ему «срок», Дима не понял, что главарь имел в веду. Оказалась «эти ребята», так называли двадцать пять рублей. До этого случая, Дима знал, что эта банкнота может называться «четвертаком» или «углом», но что бы «сроком». В советское время самое длинное тюремное заключение было двадцать пять лет, видимо это пошло от сюда.
Как то Дима, принес билета в одну из Московских квартир, на Беговой улице. Было воскресное утро, а Дима уже звонил в входную дверь. Ему долго не открывали, и он собирался оставить извещение, «что, мол, приходил агент по доставке железнодорожных билетов в девять часов пятнадцать минут». Для подстраховки он позвонил в соседнею квартиру. Дверь распахнулась. На пороге стояла блондинка небесной красоты в коротком халатике, едва прикрывавшей, ее великолепное тело. От нее слегка пахло алкоголем.
Тебе чегонадо, звонишь в дверь, не свет, не заря?
Да, я вот билеты вашим соседям принес. . Вы не знаете где они?
А кто же их знает, сегодня воскресенье, наверное, на дачу уехали.
Как на дачу, они билеты заказали.., Дима посмотрел на заказ , -станцию назначения, вот смотрите, Адлер. Девица подозрительна, посмотрела на заказ, потом на Диму и сказала.
Я их давно не вижу и не слышу. Они очень шумные соседи, то громко разговаривают по телефону, то громко музыку включают, а последнею неделю, тишина у них в квартире.
Тогда, сможете, передать , вот это извещение вашим соседям, а то знаете какие есть, -объяснял Дима, дома их нет, а потом звонят нам в Центральное железнодорожное бюро, и вопят, -« где наш заказ, целый день его прождали, а билетов нет»
Я право не знаю , но зайдите и объясните мне, еще раз, что надо сделать?
Дима зашел к ней в квартиру и передал извещение, объясняя , что надо передать его соседям, когда она их увидит.
Поняла? Спросил Дима, и собрался покинуть квартиру, хотя девчонка ему безумна нравилась.
Девушка ответила, «что поняла», а потом, покраснев до своих маленьких нежных ушек, спросила.
А Вы молодой человек не сходите в соседний магазин, не купите мне бутылку сухого вина, а то вчера у моей подруги было день рождение, и так врезали., что сегодня голова болит.
Дима очень внимательно посмотрел на нее и все понял. Через десять минут, он вернулся с двумя бутылками сухого вина и бутылкой водки. Они сидели на кухни и Даша, девушку звали Даша, рассказывала Диме, что она работает на фабрике «Красный Октябрь» в шоколадном цеху ( на столе, и правда было много разного шоколада, и в плитках, и в батончиках, и в сахарнице, тоже был шоколад). Что родители ее на даче, и что ей двадцать лет, и что ее никто не любит, потому что ее друзья все поступили в институт, и теперь студенты, а она видимо не удачница . Дима подливал Даше вино в большой фужер, и Даша пила вино, как минеральную воду и быстро пьянела. Дима и сам через полчаса был не очень трезвый, и разглядывая Дашу, да нет, не разглядывая, а пожирая ее своими глазами, думал, «как иногда в жизни классно получается, вот так несешь билет неизвестно кому, надеешься получить свой рублик, а получаешь вот такую ситуацию». Халатик у Даши все время распахивался, и она своей ручкой, все время подхватывала его. Но после четвертого или пятого фужера вина, Даша перестала это делать, и Дима увидел, роскошный , упругий девичий живот и . Да дорогой читатель, на Даше не было трусиков, и на Диму смотрел удивительно красивый, черный треугольник. От этой картины, Димин боец, вздулся со страшной силой и готов был разорвать джинсы, которые его сдерживали.
Представляешь Дим, никто меня не любит, даже родители, они во мне разочаровались, Ты не поверишь, еще два года назад, они во мне души не чаяли, так меня любили, а теперь после провала экзаменов в институт., полное отчуждение. Как будто я виновна, что какой то урод , поставил мне двойку по математике. И теперь вот это все и здесь Даша, быстро вспрыгнула на стул, и закрутила своей попкой, перед глазами Димы, никому не нужно. А всем нужно, и Даша ловко села Диме на колени, нужно только, студенческий билет и зачетную книжку.-. Дима впился своими губами в пухлые губы девушки, а его руки через мгновение, уже ласкали спину Даши, чуть выше попки. Она ответила ему, такой пылкой страстью, которой Дима не ожидал. Он подхватил ее на руки и отнес в комнату, бросив ее на большой диван. Он входил в нее с трепетом и силой, притом старался не сделать ей больно, своим огромным солдатом, ее нефритовая пещерка была такая нежная, такая миниатюрная. Но через пару минут, ее чудесные врата адоптировались к Диме, и ему только оставалось удивляться, как его боец, полностью исчезает в чудной пещерке. Дима сбился со счету, сколько раз он раздвигал Дашино лоно. Очнулся он тогда, когда в дверь позвонили. Даша сразу спрыгнула с дивана на пол, и побежала на цыпочках к входной двери. У двери она замерла и посмотрела через глазок наружу, потом показала рукой, Диме, что бы он, молчал, и вернулась обратно на диван.