27 декабря в Москву доставили пленного литовского генерала Гонсевского вместе с другими пленниками из его войска при большом стечении простого люда и всеобщем ликовании, не выказывая ему никакого почтения в сравнении с остальными. Его содержали и относились к нему наравне со всеми прочими, и сам он не требовал для себя ничего особенного.
Дополнение к 1658 году
Его Величество, король Шведский Карл Густав, покинув Польшу и прибыв в Голштинию, восстановил свои силы в Дании, перешел через замерзший Бельт и после весьма короткого сопротивления завоевал Фюн и Сконе. В конце концов он вступил в Зеландию с армией, весьма усилившейся за счет насильно набранных в нее датских войск, и принудил Датскую корону к миру, который был устроен по прошествии нескольких часов во Фридрихе, тотчас заверен Его Величеством королем Дании и вступил в силу без ведома и согласия союзников[251].
Литовские дворяне и многие из запорожских казаков, понуждаемые жестокостью и бесчеловечным обращением со стороны губернаторов и воевод к неверности русским, не могли более терпеть невыносимое иго и бежали толпами к своим прежним властям, умоляя о прощении и милостивом забвении совершенных ошибок, каковое им весьма охотно давали по княжескому милосердию и доброте. Татары также начали искать поводы к вражде с русскими, поскольку и их уже раздражала гордость тех и нечеловеческое коварство. Они требовали запретить донским казакам набеги вниз по реке Дон на собственные и турецкие границы. В противном случае они собирались ответить силой на силу и встретить своих друзей так, чтобы те узнали, что они ни в чем не уступают своим предкам, жившим за сотню лет до того.
Польская корона в этом году несколько собралась с силами и вскоре начала снова распрямлять утомленные и совершенно уже расслабленные члены против своего врага и отвоевывать потерянные города. Литовский генерал Павел Сапега отбил у русских Новогрудок и Гродно[252]. Дворяне и простой люд Минской области свергли русского воеводу и уничтожили гарнизон, предав минский замок литовским войскам. Жемайтийцы провели всю зиму[253] под замком Ковно, но принуждены были отступить в беспорядке, оставив крепость в руках русских.
Шведский фельдмаршал граф Дуглас действовал со своей армией в Курляндии, предпринимая многие вылазки в Жемайтию. Поляки, однако, не желая уступать, вначале разорили Курляндию и в конце концов переправились через Двину в Ливонию и завоевали Вольмар. Генерал Дуглас же, не имея возможности победить поляков, обратил свои ухищрения против невинного герцога Курляндии и, пообещав ему нейтралитет, потребовал добровольную дань с его герцогства, подкрепляя это многими ложными свидетельствами и письмами. Он хитростью овладел замком в Митаве, сделал своими пленниками Его Княжескую Милость с супругой, принцами и принцессами, разграбив всю их казну и имущество, и отослал их со всеми их дворянами, которых он захватил, в плен в Ригу. Там они пребывали под стражей вплоть до заключения в Оливе мира между поляками и шведами[254]. Наконец, он завоевал Голдинген в Курляндии. Бауск и другие маленькие замки вынуждены были сдаться ему, частью по принуждению, частью из-за измены. Там он приобрел большие сокровища, поскольку в это военное время дворяне свозили все свое имущество в замки, которые были достаточно безопасны из-за нейтралитета, обещанного многими государями. Наибольшие богатства, принадлежавшие Его Княжеской Милости и дворянам, они нашли в Митаве.
Генерал-цейхмейстер Комаровский принял командование над армией генерала Гонсевского, когда тот попал в плен к русским, и нанес генералу Дугласу большой ущерб во многих крепостях на вылазках и в открытом сражении, совершенно измотав шведов в Курляндии и принудив их отступить. Поляки же, достаточно оправившись, разорили и разграбили всю страну много хуже врага, вычистив все до крошки.
1659 год
3 января в Москву из Ливонии прибыли комиссары, заключившие перемирие со шведами. Его Царское Величество принял их в предместье за Тверскими воротами.
12 января у руки Его Царского Величества был боярин и воевода казанский князь Алексей Никитич Трубецкой со своими товарищами. Их отправили с мощным войском на Украину, чтобы успокоить растущие несогласия между запорожскими казаками и призвать генерала Выговского к исполнению его обязанностей.
31 января у руки Его Царского Величества был поручик Михайло Майоров. Ему надлежало отправиться в Швецию с грамотой Его Царского Величества к Его Королевскому Величеству и объявить, что великие послы с обеих сторон должны явиться в назначенный срок для подтверждения договора о перемирии, заключенного в Валиесаре.
2 февраля боярин князь Юрий Алексеевич Долгоруков получил за победу под Вильной великую награду из казны Его Царского Величества, а именно шесть тысяч рейхсталеров наличными, много ценных соболиных шуб и серебряной посуды еще на тысячу дукатов, а также двести крепостных в вечное владение себе и своим наследникам.
6 февраля Его Царское Величество велел выехать в Швецию великими послами для утверждения договора о перемирии думному дворянину и наместнику шацкому Афанасию Лаврентьевичу Ордину-Нащокину, дворянину и наместнику кадомскому Богдану Ивановичу Нащокину, дьяку Герасиму Семенову сыну Дохтурову и Ефиму Юрьеву.
9 февраля прибыл в Москву стрелецкий голова Абрам Лопухин, посланный к запорожскому генералу Выговскому, и доложил о его недовольстве и дурных намерениях. Тот передал, что губернаторы и воеводы ни в чем не соблюдают условия, обещанные ему Его Царским Величеством в отношении казацкой вольности, а, напротив, всячески нарушают и отступают от них.
25 марта на приеме у Его Царского Величества были вновь прибывшие посланники, а именно датский посланник господин Ольделанд и бранденбургский посланник[255].
26 марта для переговоров пригласили датского посланника. Ему пришлось совсем не по нраву, что Москва заключила перемирие со Шведской короной в противоречие с устроенным с Данией союзом. Поскольку, однако, король Дании год назад поступил таким же образом, с этим пришлось смириться. Вечером его тайно принял Его Царское Величество, объявив свои дружеские чувства по отношению к Его Величеству королю Дании как к своему другу и соседу[256].
9 мая мирно и кротко упокоилась в Бозе царевна Анна Алексеевна, бывшая на четвертом году своей жизни. Ее предали земле в тот же день, поскольку в этой стране не сохраняют тела на протяжении долгого времени, в Вознесенском монастыре[257], где погребают всех девиц царского рода, совершенно скромно и без какой-либо роскоши по местному обычаю.
16 мая попрощались с датским посланником Ольделандом.
13 июня на дворе Шеина в Китай-городе возник пожар, уничтоживший более тысячи дворов богатых бояр.
22 июня на приеме у Его Царского Величества был шведский секретарь Адам Мюллер[258]. Он сообщил, что шведские великие послы готовы прибыть в Москву с подтверждением Его Королевского Величества относительно перемирия в Валиесаре и что Его Царскому Величеству остается лишь отправить таким же образом своих великих и полномочных послов.
8 августа русские великие послы прибыли в город, называемый русскими Царевичев-Дмитриев[259], встретив там думного дворянина и губернатора пограничных ливонских городов Нащокина.
4 сентября в Кокенгаузен из Риги прибыл поручик Адам Кивиц с письмами от шведских комиссаров. Он сообщил, что шведы готовы встретиться на границе, в соответствии с мирным договором в Валиесаре[260], предоставить и увидеть воочию утвержденные грамоты и продолжить свой путь в Москву к Его Царскому Величеству. Для этого в Риге уже приготовили корабль для переправы русских комиссаров, но те, страшась моря, не имели охоты отправиться с утвержденной грамотой от Его Царского Величества к Его Величеству королю Швеции.
16 сентября русские комиссары отправили дворянина Степана Зиновьева в посольство к шведским послам в Ригу, желая договориться с ними о встрече на каком-нибудь условленном месте между Ригой и Кокенгаузеном, поскольку граница еще не была проведена, для устных переговоров и чтобы обсудить дальнейший ход дела.
20 сентября дворянин, посланный к шведскими комиссарам, вернулся из Риги в Кокенгаузен, сообщив, что шведы согласились встретиться с русскими между Ригой и Кокенгаузеном у Тонсдорфа на Двине.
22 сентября в Кокенгаузен доставили пленного польского полковника Херинга. Его отправили в Москву, а из Москвы в Сибирь.
23 сентября великие послы отправились из Кокенгаузена в Тонсдорф на условленное место переговоров и провели ночь в Ашерадене.
24 сентября они прибыли в Тонсдорф.
25 сентября в Тонсдорф прибыли шведы, а именно господин Бенгт Хорн, барон Оминне, господин Экебюхольма, Мустилы и Виха, советник Его Королевского Величества и его Шведского государства, генерал-майор пехоты и губернатор Ревеля и Эстонии; господин Густав Карлссон Банер, барон Гамлы и Кареби, господин Орби, Крокерума и Верпена, надворный и военный советник Его Королевского Величества; Андреас Валвик, господин Кордней и государственный секретарь Эстонии.
26 сентября состоялась первая встреча обоих великих послов в шатрах под Тонсдорфом. Шведы представили свою утвержденную грамоту и порешили действовать в соответствии с Валиесарским соглашением, отправившись с этой утвержденной грамотой в Москву к Его Царскому Величеству. Русские же воспротивились этому, полагая необходимым в соответствии с Валиесарским соглашением, прежде чем великие послы с обеих сторон продолжат свой путь, заключить договор об истинной границе, ведь ясно сказано, что великие послы с обеих сторон должны встретиться на размежеванной границе и представить грамоты, утвержденные своими государями. В этот раз вынуждены были проститься друг с другом, не придя к соглашению.
27 сентября думный дворянин Нащокин и господин Бенгт Хорн имели тайные переговоры с глазу на глаз[261] о том, чтобы великие и полномочные послы с обеих сторон отложили в нынешних обстоятельствах задуманное путешествие к обоим государям с утвержденными грамотами и собрались бы вместо этого в надежном месте ради переговоров о вечном мире в соответствии с условиями перемирия, заключенного в Валиесаре, и приближения такового мира наилучшим образом.
28 сентября великие послы с обеих сторон встретились вновь на прежнем месте и условились в соответствии со вчерашней договоренностью обоих предводителей отложить задуманное путешествие и, сойдясь по прошествии трех недель между Дерптом и Ревелем, возобновить в соответствии с условиями Валиесарского перемирия утверждение вечного мира и восстановить прежнее доверие между обоими государями. Обе стороны удостоверили это письменно, обменялись грамотами и расстались в этот раз в добром доверии.
15 октября русские великие послы выехали из Дерпта к месту переговоров в Пегкюлле.
22 октября русские комиссары отправили посланника к шведам в Маникулу, сообщая, что русские полагают Пегкюлль удобным для переговоров, так что и шведам приготовили там хорошие квартиры, и спрашивая, намерены ли они явиться или сначала пошлют своих людей осмотреть место. Те согласились со всем и в тот же день отпустили посланного.
26 октября шведские комиссары со всеми сопровождающими прибыли в Пегкюлль.
27 октября комиссары с обеих сторон в первый раз встретились в Пегкюлле. Шведы все еще возражали, желая во всем следовать Валиесарским договоренностям и не отказываясь от условия об их утверждении, но по желанию и настоянию русских не отказывались все же вести переговоры о вечном мире, а были готовы и к одному, и к другому.
29 октября на вторых переговорах комиссары с обеих сторон обменялись грамотами о полномочиях и условились о следующей встрече 30-го числа.
30 октября состоялась третья встреча[262]. Шведы требовали все города, отвоеванные у Шведской короны, а также полное возмещение и удовлетворение ущерба разного рода. Русские же добивались от шведов в придачу к городам, уже завоеванным силой русского оружия, Корелы, Копорья и Орешка.
1 ноября думный дворянин Нащокин был наедине с Бенгтом Хорном. Они вели переговоры о некоторых вещах, причем господин Бенгт Хорн ни с чем не желал соглашаться.
3 ноября состоялась четвертая встреча. Русские настаивали на своем прежнем предложении, выраженном все же в несколько иных словах. Они желали, во-первых, получить все завоеванные города, поскольку те расположены весьма близко к владениям Его Царского Величества и русского государства в Белоруссии, обещая взамен доброй воли, которую проявил бы тем самым Его Королевское Величество, войска, деньги и все необходимое для нынешней тяжелой войны, которую ведут шведы. Наконец, они вновь желали, наряду с завоеванными городами, также Кексгольм, Копорье и Нотебург. Шведы же, будучи настроены весьма решительно, объявили, что не откажутся от чего-либо, кроме возмещения понесенного ущерба, да и от того лишь из желания надежного мира. Однако Его Королевское Величество и Шведская корона никогда не отдадут и не позволят забрать у себя даже самого малого из всех захваченных городов. Они полностью заверили русских в том, что впредь никогда не сделают тем столь хорошее предложение в случае, если те не примут этого, а обратятся к другим средствам, чувствуя столь великую несправедливость со стороны русских.
5 ноября думный дворянин Нащокин был на дворе Брунова, отстоящем от русского жилья на пять миль, у фельдмаршала Дугласа для переговоров[263] о том, что он почитал важным делом. Первым делом господин фельдмаршал весьма сожалел о том, что Нащокин не отправил ему, согласно достигнутой договоренности, своего сына Воина с тысячей человек в Курляндию на помощь против поляков[264]. Нащокин не испытывал недостатка в извинениях и отговорках, но в конце концов предложил в качестве средства для возмещения этой нарушенной договоренности нечто, что не только он, фельдмаршал, но и Его Королевское Величество и вся Шведская корона примут от Его Царского Величества в знак великой дружбы и добрых намерений к миру. Фельдмаршал, с нетерпением ожидавший услышать и узнать о столь верном обещании, со вниманием спросил о подробностях, однако Нащокин столь долго распространялся о достоинствах этого доброго намерения, что фельдмаршал был принужден доискиваться о его истинном содержании. Нащокин ответил, что Его Царское Величество, его милостивый царь и великий государь, ради доброго доверия, которое он намеревается соблюдать в будущем с Его Королевским Величеством и Шведской короной, склонился ныне к следующему знаку дружбы. Поскольку Шведская корона ныне окружена многими великими и могущественными врагами и не способна оказать настоящее сопротивление литовским войскам в Курляндии, Его Царское Величество желает на некоторое время занять все ливонские крепости Ригу, Ревель, Нарву и т. д. русскими солдатами в таком количестве, в каком это будет необходимо, с тем чтобы господин фельдмаршал, усилив между тем свою армию всеми шведскими войсками из гарнизонов, собрал ее и мог бы двинуться в Курляндию против литовцев. Сам же Нащокин намеревался, дабы предупредить вражеское вторжение в Ливонию со стороны польских войск, держать добрую армию в боевой готовности на Двине и оберегать ливонскую границу, с тем чтобы фельдмаршал без опасения мог атаковать литовцев и завершить свои дела в Курляндии. Сколь самонадеянно было высказано это предложение, столь же учтиво фельдмаршал отвечал, с язвительной улыбкой, благодаря за проявленную добрую волю, что у Его Королевского Величества и Шведской короны достаточно сил, чтобы противостоять своим врагам, сколь бы могущественными они ни казались. Нащокин же не должен воображать, что он со своей армией не справился с литовцами. То, что он ныне вернулся в Ливонию для некоторого отдыха, следует приписать не храбрости и силе поляков и еще менее удаче, обратившейся против шведов, но только и единственно обстоятельствам времени, которое требует продолжить войну в будущем с большей осмотрительностью. Красный от волнения, он заговорил наконец об этом дружеском предложении и о том, насколько позорным, по его размышлению и разумению, было бы для Его Королевского Величества как столь храброго государя, который не ищет ничего, кроме бессмертной славы, и для Шведской короны, издавна никем не побежденной, если бы чужие гарнизоны заняли ее крепости безо всякой нужды и в благоприятных обстоятельствах. После этих слов Нащокин одарил фельдмаршала сорока превосходными соболями стоимостью в четыреста рейхсталеров, чтобы тем смягчить его. Фельдмаршал принял их с великой благодарностью, но отказался говорить далее об этом деле и, отворив дверь комнаты, призвал к себе своих офицеров. Получив от них полный отчет, он обратился к Нащокину и изволил пить заздравные тосты под звуки литавр, труб и барабанов, так что думный дворянин Нащокин прервал свои речи из-за великого шума и грохота и, поскольку сам он не желал пить, встал и распрощался со многими любезностями. Обе стороны обменивались ими весьма долго, хотя из-за беспрерывного звука труб немногое можно было услышать и разобрать.