Я за свою карьеру немало мест работы сменила, и везде замечала одно и то же: директор на предприятии это директор в жизни, у такого человека всегда крыша, которая его сюда и поставила, деньги, влияние, и ему всегда по барабану как там живут эти нищие простые работники. Они для него рабочий скот, не сумевший добиться чего-то большего.
Постепенно Инесса Ивановна ввела дистанционный формат педсовета, вопросы стало задавать неудобно, и преподаватели от нее отстали. Некоторые пытались писать на нее жалобы во все инстанции, но никакого ответа на эти жалобы не последовало. А почему? Потому что я повторюсь директор на предприятии сто процентов директор в жизни. Мажор, олигарх, знакомый олигарха, неважно, простого человека хоть с улицы, хоть с этого же предприятия, на такую серьезную должность никто не поставит.
Если говорить начистоту, от этой новой метлы был все же результат в корпусах стали делать ремонт, чистота и порядок в колледже повысились, а в общаге даже началась борьба с дедовщиной.
Все работает как часы ровно в девять мне позвонила секретарша:
Инесса Ивановна вас ждет.
Я прижала к сердцу бумагу, которую мне рано утром принесла Ксюша, старшина четвертого курса. В этом рапорте говорилось о том, какой я замечательный преподаватель, как студенты хотят и дальше продолжать со мной работать. Никаких взяток и подарков сроду не было, все сдавали лишь благодаря моим лекциям и учебной литературе, все до единого получали необходимые знания, все понимают, как это необходимо знать и уметь для дальнейшей профессиональной деятельности.
И около ста подписей.
Да, ради таких моментов стоит работать и бороться за свое рабочее место. Если и есть какие-то недовольные, то их единицы. Также как в повседневной жизни всегда найдется капля дегтя на каждую бочку меда, ну не бывает по-другому! Были и есть комары, клопы, прочая нечисть. Даже один-единственный залетевший комар не даст уснуть, в этом и заключается их гнусность. Однако никому из живущих на свете не придет в голову уйти из жизни из-за одного паршивого комара! Ведь весь окружающий мир со своей красотой и величием стоит того, чтобы жить в нем и каждый день видеть и узнавать что-то новое.
Вхожу в кабинет директрисы, сажусь напротив нее на стул.
Холеная обеспеченная женщина смотрит на меня свысока и с легким высокомерием:
Вероника Антоновна, надеюсь, вы помните, что произошло между нами год назад? Так вот, теперь вам это вернулось.
Что? У меня брови сами собой поползли вверх. Она что, хочет сказать, что отомстила мне? И вся эта история со взяточничеством разыграна как по нотам?
Конечно, я помню ту мерзкую позорную историю, которая произошла год назад. Я выгнала с пары двух детишек, обнимавшихся за партой. Такое часто случается, многие преподаватели, видя такое, бурно реагируют, ругаются, выгоняют. Но до того момента, как на подобное развязное поведение отреагировала я, у нас были заведующими отделением люди, ранее работавшие капитанами на судах в море, и они всегда вставали на сторону старшего по должности, в данном случае, преподавателя.
А мне не повезло к тому времени нормальные начальники уже уволились, назначить на должность заведующего судоводительским отделением было некого, и назначили кого попало Говенко, который до этого никогда руководителем не был. Он был простым преподавателем, и то хреновым, методичек не составлял, на парах раздавал учебники и уходил курить, за дипломные работы не брался.
И он проникся страданиями «обиженных» детишек. Встал на их сторону, говорил им про меня гадости, устраивал совещания с разбором полетов. В итоге донес это все дерьмо до директрисы, при этом выставив меня как неадекватную умалишенную тетку.
Тогда Инесса Ивановна тоже вызвала меня к себе и предложила уволиться. Подвинула ко мне лист бумаги и сказала:
Пишите-пишите.
Я не буду ничего писать, ответила я ей тогда.
В таком случае я уволю вас по статье, ибо вы нарушили закон об образовании, выгнав студентов с пары.
Увольняйте, только прошу вас, укажите номер статьи обязательно, и в приказе, и в трудовой книжке.
Вы что же, в суд пойдете?
Конечно, я пойду в суд, и любой суд меня восстановит на рабочем месте. А вас обяжет заплатить за все дни вынужденного простоя.
Вы уверены?
Уверена. Хотя бы потому что любой судья человек образованный и тоже когда-то учился, поэтому уважает преподавателей.
Я говорила так уверенно не просто так, меня этому научил один студент-заочник с юридическим образованием. Не будь я основательно подкована по этой части, не знаю, что бы я тогда говорила.
Исчерпав свой запас красноречия, Инесса Ивановна не нашла ничего лучшего, чем отчаянно выкрикнуть:
Уйдите красиво!
Я аж расхохоталась:
А разве это красиво уйти со скандалом? И когда тебя попросили?
Куда вы пошли, я вас не отпускала!
Секретарша Лидочка тогда звонила мне каждый день «Зайдите к Инессе Ивановне», но я не шла или просто не брала трубку.
В конце концов, директриса отправила ко мне тяжелую артиллерию своего зама по воспитательной работе, Евгения Владимировича, строго-настрого наказав ему уговорить меня уволиться.
Мы с Евгением Владимировичем проговорили весь день после пар у меня в кабинете, а вечером он мне позвонил и сказал:
Вероника Антоновна, мне удалось убедить директрису вас не трогать. Мне это было очень тяжело. Поэтому я вас прошу не косячить больше!
И вот теперь она мне говорит вам вернулось за события прошлого года.
В ответ на мои приподнятые брови Инесса Ивановна поясняет:
Вы понимаете, что ваши материалы пойдут в первый отдел? И ваша вина будет доказана?
Знаете, спокойно говорю я, я уже готова уволиться, вы ведь этого хотите?
Вдруг Инесса Ивановна машет руками:
Нет-нет, я вовсе не хочу, чтобы вы уволились!
Так вот, продолжаю я, если вы передадите в первый отдел сведения про меня, они раскопают все, и не только про меня. Ведь как они будут копать, первым делом они начнут расспрашивать наших студентов, верно? А наши студенты ничего такого не скрывают, отнюдь, они говорят всем и все, не стесняясь. Они расскажут, как они сдавали Говенко, как они сдавали другие экзамены, и тогда полетят со своих мест многие
Я смотрю на нее, а она на меня, и в моем выразительном взгляде Инесса Ивановна отчетливо читает продолжение моей фразы: «А главное, вы слетите со своего мягкого насиженного кресла!».
Я протягиваю ей телефон с избранными сообщениями.
Вот, читайте.
Читает она долго, потому что не просто читает. Времени подумать у нее достаточно. Отдавая мне телефон, она говорит:
Ну я много раз слышала, что преподаватели берут деньги за свои зачеты и экзамены. А скажите, есть хоть кто-нибудь в нашем колледже, кто не берет?
Есть, твердо и уверенно говорю я, Ольга Олеговна по истории не берет, ей только знания нужны. И она добивается своего.
Умолчим о том, как дорого это обходится Ольге Олеговне. Как к ней приходят недовольные студенты-неудачники, иногда в компании с мамами, чуть ли не с кулаками набрасываются: «Ребенок не может столько выучить! У него с памятью проблемы!»
Только она, и все? сколько же в голосе директрисы растерянности и подавленности.
И все, подтверждаю я.
И как с этим бороться?
Я пожимаю плечами.
Платить нормальную зарплату, разрешать проводить платные консультации, не нагружать так сильно после занятий.
А скажите, осторожно спрашивает Инесса Ивановна, осталось у современных преподавателей такое понятие как призвание?
Некоторые на всех углах говорят, что у них призвание. Но при этом они и про свои доходы не забывают.
А вы сами по призванию здесь работаете?
Нет, пожимаю я плечами, я честно говорю, что работаю исключительно из-за денег.
К концу разговора я подвинула к ней рапорт от студентов.
А это что у вас, опять рапорт от студентов? Мне это не надо. Я и так знаю, что студенты вас любят, оставьте эту бумагу себе на память.
Ну что ж, как пришла с этой бумагой за пазухой, так и уйду. Положу ее в свою особенную копилку, там у меня уже есть подобные рапорты, стихи с дифирамбами, кружки с моими портретами и трогательными надписями, сердечки с узорами, фотографии
Можете идти, говорит Инесса Ивановна. Идите и работайте. Когда приедет недовольная мама, вам позвонит Лобанова, будете разбираться в ее кабинете.
Спасибо, неловко бормочу я и иду к себе.
По пути в свой кабинет меня угораздило встретить Суходнищеву, куратора двадцать первой группы. Маленькая худощавая женщина процокала каблучками буквально в метре от меня.
Больше всего мне хотелось сделать вид, что я ее не заметила, и я ускорила шаг. Но она сама демонстративно поздоровалась, и мне пришлось поздороваться в ответ.
До самого вечера я не уходила с работы, хоть и пары давно закончились. Все ждала, когда позвонит Лобанова и пригласит в свой кабинет. Представляла эту маму, представляла, что она может мне предъявить.
Что я скажу ей в ответ? Наверно, стоит сказать следующее:
А все ли вы знаете о своей дочери, может быть, стоит присмотреться к ней повнимательнее? Не может быть такого, что деньги она просит на самом деле на сигареты или нечто подобное, запретное, а вам говорит, что это преподаватель взятку требует? Как думаете? Такие случаи происходят сплошь и рядом
Но ни в этот день, ни в последующие дни никакая мама не приехала, и в кабинет Лобановой меня так и не пригласили.
В ДАЛЕКОМ ПРОШЛОМ
В нашей квартире на Карманова одно окно выходило на юг, на море и город, а остальные четыре окна на запад.
Внизу была двухполосная дорога, по которой ездил автобус и немногочисленные в то время автомобили. Настолько немногочисленные, что папа оставлял там свой «КАМАЗ» и спокойно шел домой заниматься своими делами. Представляю, что случится сейчас, поставь там кто-нибудь такую огромную машину встанет все движение, на всю улицу не переставая будут гудеть возмущенные сирены, водители с ругательствами выскочат из своих автомобилей.
Через дорогу стояли жилые дома, и в одном из дворов находилась футбольная коробка, которая на зиму превращалась в хоккейную. Иногда туда привозили гигантских размеров экран, и мы из своих окон могли смотреть мультики. Интернета тогда не было, люди общались, и у меня было полно друзей и знакомых как со своего дома, так и из этих домов напротив.
Сразу за этими домами располагался военный инфекционный госпиталь. Это были одноэтажные здания, построенные в годы сталинских репрессий для пересыльной тюрьмы. Людей привозили сюда из Москвы в железнодорожных вагонах, а затем, дождавшись подходящего судна, морем отправляли отбывать наказание на Колыму. Многие из тех людей пытались хитростью избежать отправки на верную гибель и притворялись сумасшедшими. Мнимых сумасшедших было так много, что пришлось построить отдельное большое здание с не менее большой территорией так называемый дурдом. Но во времена моего детства этого дурдома уже не было, его снесли.
И за всеми этими постройками, на сопке, возвышалось вроде бы ничем не примечательное серое здание. Но для меня оно было волшебным это была школа! И не просто школа, а моя школа, в которую я скоро начну ходить. Иногда во время прогулок я оказывалась рядом с этой школой, видела там замечательных девочек и мальчиков в школьной форме, даже слышала их разговоры, смех, какие-то особенные школьные песни. Сколько во всем этом было бодрости, позитива, как я мечтала поскорее оказаться там, в их рядах!
И вот уже прошел выпускной в детском саду, почти через месяц долгожданное первое сентября, уже куплена замечательная форма с белым и черным фартуком, красивый желтый ранец, новые прописи, тетрадки, ручки, наборы букв и цифр. Я с упоением представляла интересную взрослую школьную жизнь, как я получу в библиотеке учебники, как буду получать одни пятерки. Дедушка приготовил свой выходной костюм, чтобы водить меня по утрам на занятия, и тут очередная насмешка судьбы.
Кто-то сказал моей маме, что эта школа «с уголовно-хулиганским уклоном». А еще якобы дети ходят в эту школу мимо инфекционного госпиталя и регулярно заражаются всеми известными инфекциями. И на мою беду, мама поверила. И бросилась с мольбами ко всем возможным знакомым, чтобы меня приняли в другую школу. Куда-то она бегала относить подарки, с кем-то договаривалась, тогда ведь по закону ребенок мог пойти только в школу, закрепленную по месту его прописки.
Говорят же бойся своих желаний. Наверняка мама впоследствии пожалела, что это ее желание сбылось. Путь в другую школу оказался намного длиннее, и все время в сопку, и все время морозный ветер в лицо.
Все классы были уже набраны и переполнены, поэтому меня определили в дополнительный маленький класс с литерой «д», туда угодили все умственно-отсталые и проблемные дети, оставшиеся на второй год. Штатных учителей на этот класс не хватило, и у нас вели занятия студентки-практикантки педучилища, они постоянно менялись. Помню, одна из них называла нас «сбродом» и «лодырями».
Конечно, инфекционного госпиталя по пути не было, зато в первые же школьные дни мы все подхватили вшей от одной девочки из неблагополучной семьи, до сих пор помню, как мама мыла мне голову каким-то специальным вонючим мылом.
Большинство детей были из неполных семей, папа был только у меня и еще у одной девочки. Некоторые из этих семей держались на плаву, а некоторые были откровенно неблагополучными. Помню, однажды один мальчик заплакал, когда учительница при всех сказала ему:
Что, жалко тебе свою маму, да? Забыл небось когда видел ее без синяков на физиономии? А не будет пить и мужиков всяких водить!
Воровство было на каждом шагу, каждый день всех заставляли выворачивать карманы, чтобы найти пропажу у кого-то ручки или карандаша, или пенала.
Со мной за парту посадили мальчика, который ни с того ни с сего набрасывался на меня с кулаками. Тогда его пересадили к его сестре-близняшке. Сестра с виду была спокойная, но после окончания школы я узнала, что она осталась с братом одна в квартире, после смерти их спившейся матери, и прожила после этого недолго. Очевидцы рассказывали, что она шагнула с девятого этажа с именем брата на устах. Вот серьезно, произнесла «Андрей» и прыгнула. Вскоре этот Андрей женился, у него обнаружили СПИД, и каждый день соседи слышали как супруги выясняли, кто кого заразил.
Вот с такими детьми я училась в одном классе.
И с уголовно-хулиганским уклоном как раз оказалась эта школа, а не та, на которую наговаривали! Про Сеню с ярко-голубыми глазами я уже рассказывала, он из школы ушел в колонию и к учебе больше не приступил. Хотя я была бы не против его возвращения.
Была еще такая девочка, Оксана, которая била других девочек, а мою подругу Верку однажды поймала в туалете, наполнила шприц водой из унитаза и хотела ей вколоть. Чувствовала она себя вершителем судеб и не сомневалась в своей власти и безнаказанности. Но лично мне повезло, однажды она сказала при всех:
Не бойся, тебя я не трону, ты в третьем классе помогла мне спрятать ручку, которую я украла у того пацана.
Было множество бандитов с громкими именами, которых знала и боялась вся школа: Салик, Дуля, Нестеренко. Много лет после окончания школы мне снились кошмары с их участием. В этих кошмарах я чувствовала полную незащищенность, жуткий страх, лихорадочные поиски выхода.