Сегодня у нас нет возможности сравнить изложенное в советских мемуарах с мемуарами высшего командования Вермахта: написать их последним помешала смерть или долгие годы тюрьмы. Однако данный пробел в некоторой мере заполнен работами авторов, не относившихся к гитлеровскому генералитету, но все-таки представивших взгляд с немецкой стороны на события Сталинградской битвы.
К лучшим из подобных книг относится краткое, но проницательное исследование «Сталинград», написанное журналистом Хейнцем Шретером в 1958 году; превосходный анализ действий командования Вермахта «Паулюс и Сталинград», написанный выдающимся немецким военным историком Вальтером Гоерлитцем в 1963-м; а также солдатский взгляд на битву, отраженный в книге Пауля Кареля «Сталинград: поражение 6-й немецкой армии», написанной в 1993 году с помощью нескольких немецких ветеранов войны. Однако пока в подобных трудах недостает широкой документальной базы: записи большинства немецких военных формирований, сражавшихся под Сталинградом, были уничтожены за время войны либо вывезены частями Красной Армии.
Западные историки начали знакомить свою аудиторию с подробностями боев за Сталинград в начале 70-х годов двадцатого века, сопоставляя материалы из разнообразных советских и немецких источников. В числе первооткрывателей были Вильям Крейг с книгой «Враг у ворот», вышедшей в 1973-м, и Джон Эриксон, излагавший полную историю первой половины войны в работе «Дорога на Сталинград», опубликованной в 1975 году.
Среди более поздних исследований можно выделить следующие исторические обзоры битвы: книга «Сталинград», составленная В. Е. Таррантом в 1992 году, «Сталинград. 19421943: адский котел» Стивена Уолша (2000 г.), «Сталинградская победа» Джефри Робертса (2002 г.) и написанный в 1998-м захватывающий бестселлер Энтони Бивора, относящийся скорее к популярной историографии: «Сталинград: роковая осада, 19421943».
Все эти книги пользовались широким успехом, однако в ряде моментов они являются шагом назад по сравнению с работами предшественников. В частности, в них недостает новых, ранее неизвестных документов, а кроме того, авторы с излишним доверием относятся к мемуарам Чуйкова. Они держатся в русле «старой истории», повторяя известные прежде детали и увековечивая ошибки, пошедшие от работы Чуйкова.
Тем не менее, как показывает появление данной книги, ситуация изменяется к лучшему. В течение последних нескольких лет российское правительство наконец открыло доступ к основным архивным документам, связанным со Сталинградской битвой, в частности, к ежедневным рабочим отчетам Генерального штаба Красной Армии и дневникам боевых действий 62-й армии, а также подчиненных ей дивизий и бригад, причем все записи доступны без цензурных изъятий.
В то же время российские историки, такие как Алексей Исаев и В. В. Бешанов, написали честные и подробные книги об истории битвы, базирующиеся на этом новом материале.
Наконец, благодаря работе австралийского историка Джейсона Марка, который по крупицам собирал немецкие архивные документы о Сталинградской битве и написал великолепное подробное исследование боевых операций Вермахта в Сталинграде, мы можем посмотреть на происходившее тогда с немецкой стороны и сравнить подобный взгляд с советским.
Книга Майкла Джонса «Сталинград. Как состоялся триумф Красной Армии» представляет собой исследование хода битвы. Как и в хорошо зарекомендовавшей себя книге Бивора, автор стремится понять, какими людьми были участники боев, а потому фокусирует свое внимание в равной степени как на ключевых фигурах командования, так и на рядовых солдатах 62-й армии. Но Джонс заходит гораздо дальше Бивора в анализе психологии бойцов Советской Армии и успешно отвечает на вопрос, что заставляло их сражаться и переносить невероятные трудности. В отличие от работы Бивора, которая строилась как умело сложенная мозаика из сведений, доступных еще в 70-х, Джонс, используя военные архивы для подтверждения драматических свидетельств ветеранов, исправляет многие закрепившиеся ошибки в изображении хода битвы. Сосредоточивая внимание на 62-й армии и давая яркие описания боев в городе с середины сентября до середины ноября 1942-го, он показывает Сталинград глазами участников битвы и, таким образом, раскрывает внутреннюю сущность сражения.
Книга, получившаяся в результате, сразу пленяет читателя. В предыдущих работах отчаянный, жестокий характер битвы не был передан столь отчетливо. Теперь мы можем представить ее во всем ужасе и лучше оценить смелость защитников Сталинграда. С этой точки зрения данную книгу можно назвать лучшей из опубликованных.
Вступление
Последний из могикан
«Нас становится все меньше и меньше, говорит Анатолий Мережко, выпивая до дна рюмку водки. Иногда возникает ощущение, будто мы последние из могикан». Мережко в составе 62-й армии выжил в Сталинградской битве и затем с боями дошел до Берлина и до Рейхстага, главного символа гитлеровского режима. После войны он дослужился до заместителя командующего Вооруженными силами стран участниц Варшавского договора, завершил свою карьеру преподавателем военной академии. Но память о Сталинградском сражении не покидает его всю жизнь. «Это невозможно понять тому, кто не был там, считает он. Смотревшим на город с дальнего берега казалось невероятным, чтобы кто-то сумел выжить в таком аду. Но в критической точке битвы наша армия обладала огромной моральной силой. Даже когда мы были отброшены назад и до Волги оставалось не больше двухсот метров, мы верили, что выстоим. Это непередаваемое чувство. Даже новобранцы ощущали его. Те, кто выжил в первые дни битвы, зачастую изменились до неузнаваемости».
Анатолий Григорьевич Мережко более чем компетентен в вопросах Сталинградского сражения, одной из самых решающих битв в военной истории, ставшей поворотной точкой Второй мировой войны. Он учился боевому искусству страшным летом 1942-го, когда немецкие армии пробили 400-километровую брешь в советском Южном фронте и стремительно двигались к Кавказу с его жизненно важными нефтяными резервами и Сталинграду, центру русской военной промышленности и важнейшему звену коммуникаций и торговли.
Анатолию Григорьевичу исполнилось всего лишь двадцать, когда он был переведен в 62-ю армию, защищавшую осажденный Сталинград в кровопролитных городских боях. Размышляя о ключевых моментах битвы в последующие годы, он пришел к исключительному пониманию того, что происходило тогда. Рассказы Мережко, сопоставленные с рассказами других ветеранов Красной Армии, составили живую документальную базу, которая подвела фундамент под мое исследование легендарной битвы. Основное внимание в нем сосредоточивается на 62-й армии, противостоявшей немцам и удержавшей город: на решениях командного состава этой армии и на то, какими были моральные принципы рядовых бойцов и чем они руководствовались в самых отчаянных обстоятельствах. Отмечу, что поразило меня сразу, так это невероятное чувство товарищества между бойцами, оно помогало им выстоять в тяжелейших боевых условиях.
Свидетельства ветеранов
Многих ветеранов той знаменитой битвы уже нет с нами. С каждым годом их становится все меньше, все больше времени они проводят в больницах и госпиталях.
Сурен Мирзоян один из бойцов, сражавшихся на улицах города. Он создал ажиотаж, неожиданно появившись у Музея обороны Сталинграда в Волгограде с большим чемоданом, ища, где остановиться в современном городе. Он и его молодая жена покинули свой просторный дом в Армении, потому что Сурен решил перед смертью вернуться в Сталинград, ныне переименованный в Волгоград. Он выбрал участок на Мамаевом кургане, высоте, за которую шли страшнейшие бои, как место, где ему хотелось бы быть похороненным.
Притягательная сила города и страшной битвы, в связи с которой его всегда будут вспоминать, покажется неожиданной большинству на Западе, где зачастую Сталинград ассоциируется с адом на земле, в котором русские и немецкие солдаты сошлись в битве не на жизнь, а на смерть. Кто в здравом уме захочет туда вернуться? Однако именно это место, ставшее адом в период Сталинградского сражения, как видно из рассказов ветеранов, привлекает их как любимый город, защищая который они выдержали нечеловеческие испытания и по праву гордятся этим.
Владимир Туров, выходец из деревеньки под Смоленском, был лейтенантом в пехоте. Он сражался в боях за Тулу и Москву в 1941-м и прошел всю войну. Но самый яркий след в его памяти оставил именно Сталинград. Он воевал в северо-западном пригороде Сталинграда Орловке в августе и сентябре 1942 года. Позднее, в июле 1943-го, часть Турова была направлена из Сталинграда на Украину. У них оставалась всего пара часов на разведку перед началом движения. Город еще не был расчищен от осколков снарядов и обломков зданий, везде стояли остовы немецкой техники. Окружающая местность выглядела похожей на лунную поверхность, покореженная от взрывов и рассеченная окопами, которые защитники города вырыли по всему его периметру.
С самого начала движения Туров и его товарищи не могли не удивляться тому, что видят вокруг. Им на пути попалась закрытая брезентом воронка, она привлекла их внимание. Подняв брезент, они увидели нескольких молодых женщин, которым воронка служила кровом. Эти женщины работали на восстановлении Сталинграда и жили в столь суровых условиях. «Что же вы, лучшего места не нашли?» спросил Туров и тут же понял, что в разрушенном войной городе им было больше негде поселиться.
«Мы пытались обустроиться в фюзеляже сбитого самолета, рассказали они ему, но постоянно натыкались на острые края покореженной металлической обшивки». Услышав это, Туров вдруг ощутил невероятный прилив любви к городу, до такой степени израненному войной. «Я пообещал себе, что если останусь жив после войны, то приеду и буду жить здесь», говорит Туров. Он сдержал свое слово. После демобилизации Владимир Туров уехал в Сталинград и устроился там работать на одну из фабрик. Он живет в городе до сих пор.
Сталинград оставил глубочайший след в душах ветеранов. Харьковчанин Федор Шатравко был командиром танковой бригады. Он сражался в битве под Москвой в 1941-м и прибыл в Сталинград в апреле 1942-го для организации школы танкистов. Шатравко участвовал в защите города от первых фашистских атак. В конце сентября 1942-го он и его часть попали в немецкую засаду в северном пригороде Сталинграда Спартановке, танк Шатравко был подбит. Он до сих пор носит в себе осколок танковой брони, видимый сквозь кожу. Вырезать его в ходе операции оказалось невозможным: слишком близко находился нерв. Двое товарищей вытащили Шатравко из горящего танка, однако впоследствии оба они погибли. Он единственный из своей части уцелел в битве.
Находясь в госпитале, Шатравко узнал о судьбе своих сослуживцев. Он ощутил ужасное чувство утраты друзей и почувствовал себя виноватым, что он выжил, а они погибли. Ему до сих пор не верится в то, каким чудом ему удалось оказаться на эвакопункте на Волге, куда доставляли раненых бойцов. Красная Армия применяла специально подготовленных собак, которые спасали раненых. Они были натренированы по запаху отличать трупы от оставшихся в живых и работали группами: несколько собак было запряжено в сани, а остальные бежали впереди и искали раненых. В ситуации, где не могли помочь люди, команда сильных собак, обученных подобным образом, нашла Шатравко, вытащила его на санях с поля боя и повезла вниз по реке. Думая обо всем происшедшем годы спустя, он понял, что за всю войну нигде не пережил такого, как в Сталинграде.
В конце апреля 1945-го Шатравко с боями подошел к Берлину. Когда город пал, он вместе с сослуживцами направился к Рейхстагу. Там толпились бойцы Красной Армии. Каждый стремился оставить надпись на память на руинах символа нацистской Германии. Желающих было так много, что вокруг установили кордоны и новоприбывших пропускали к Рейхстагу небольшими группами по восемь-девять человек. В конце концов очередь дошла и до Шатравко. Уложив друг на друга несколько обломков и встав на них, он смог дотянуться до свободного от автографов места. Но что написать? Многие из его ребят оставляли на стене название местности, в которой они родились. Шатравко был рожден в Харькове, но под влиянием внезапно возникшего чувства он вдруг нацарапал: «Я из Сталинграда».
Битва за Сталинград стала чрезвычайным эмоциональным потрясением для многих его защитников, но далеко не обо всем они могли рассказывать. Красная Армия была частью коммунистического режима, который требовал лакированного изображения реалий войны. Сталинград стал выполнять функцию своего рода коммунистической иконы, поэтому официальная история тех событий была преображена порою почти до неузнаваемости ради преувеличения славы государства. Подобный цинизм коробил даже убежденных коммунистов, воевавших под Сталинградом.
Гамлет Даллакян был работником штаба при Еременко и Хрущеве, когда они старались организовать защиту города в конце лета 1942 года. Он признает: «Мы не могли описывать, как все происходило, в течение очень долгого времени. Мы боялись быть откровенными. На самом деле на ранних этапах битвы мы, конечно, сомневались, что удержим город. У нас было слишком мало регулярных войск, и нам приходилось рассчитывать на плохо обученных новобранцев из гражданского населения. У нас не было сил, чтобы защитить город. Однако упоминать о том, что Сталинград мог пасть, было запрещено. Если бы я проговорился, то меня могли арестовать. Хотя многие люди думали так же, как я».
Даллакян продолжает: «Утверждение, что во время оборонительного этапа битвы наши солдаты не потеряли веру в окончательную победу, было пропагандистским мифом. Никто не говорил о победе в то время. Мы были поглощены одной мыслью просто удержаться. Настроения изменились, только когда мы окружили немцев. Правда, это случилось довольно быстро. И только тогда возникла убежденность, что мы выиграем битву и в конечном счете всю войну».
Частные разговоры ветеранов между собой мало соответствовали тому, что требовала от них официальная власть. «Среди фронтовиков было непререкаемым законом оставаться честными друг с другом, отмечает Александр Чуйков, вспоминая о встречах его отца, командующего 62-й армией, с сослуживцами. От их рассказов мои волосы вставали дыбом. Они были абсолютно непохожи на то, что я читал в официальной истории».
Однако публичные выступления должны были неукоснительно соответствовать официальной линии партии. Василий Чуйков вспоминал о фотографии, вышедшей в газете в ходе Сталинградской битвы и изображавшей его с группой сослуживцев офицеров и солдат у берега Волги. На снимке все они радостно смеялись, глядя на рунной пулемет в руках молодого солдата. Смысл происходящего выглядел кристально ясным: молодой солдат вернулся с боевого задания, выполняя которое он уничтожил много ненавистных врагов. Однако в реальности все было гораздо более безыскусно и трогательно: молодой солдат держал крохотного щенка, которого он подобрал как талисман. Общий смех был вызван тем, что столь крохотное создание выжило после боя, прошедшего днем. Советским цензорам ситуация показалась слишком фривольной: щенок на фотографии был закрашен, а на его место вклеили пулемет.