Рут уже вытащила из пасти кита свой большой рюкзак. Расстелив на засыпанном пеплом песке водонепроницаемую подстилку для палатки, выгружает из него вещи. Находит чистые трусики, натягивает их и продолжает работать полуобнаженной. Содержимое рюкзака она раскладывает на кучки:
одежда, полотенце;
палатка, походный коврик, спальный мешок;
туалетные принадлежности, складной нож, аптечка;
продукты.
Рут перебирает медикаменты. Дезинфицирующих салфеток совсем мало. Это плохо. Она аккуратно укладывает в пластмассовую коробочку тюбики и упаковки таблеток, пластыри и бинты в пластиковых обертках.
На мгновенье перед глазами возникает образ матери, собиравшей для нее аптечку всего несколько дней назад так же, как теперь укладывает медикаменты она сама.
Мамочка.
Энн стоит у кухонного стола; очки подняты на лоб, чтобы волосы не падали на лицо. Смеясь над чем-то, что она услышала по радио, ее мать педантично втискивает в контейнер упаковку за упаковкой, будто составляет пазл.
Рут хватается за горло, словно пытается выдавить из мыслей видение, которое ее душит. Зажмуривается, стискивает зубы. Нельзя погружаться в воспоминания. Надо жить дальше.
Она вскрывает один из пакетиков, вынимает салфетку с цитрусовым ароматом, вытирает обожженную кожу сначала лицо, затем ладони и тыльные стороны рук. Морщится: антисептик обжигает открытые раны.
Едва Рут надевает спортивный бюстгальтер, из моря возвращается Ник. Он весь мокрый, с него капает вода. Ник оттопыривает на себе трусы-шорты, чтобы сделать свои очертания менее заметными. Рут качает головой надо же, какой стыдливый! и бросает ему свое мокрое полотенце.
Есть хочешь? Она имитирует движение ложкой.
А у тебя есть еда?
Рут вытаскивает из рюкзака три консервные банки, несколько булочек в вакуумной упаковке, с виду сухих, несколько соленых кренделей и сетку апельсинов.
Вот. Она бросает Нику апельсин и идет к нему, на ходу зубами вскрывая упаковку с еще одной антисептической салфеткой. Сейчас будет больно.
Рут промокает салфеткой его лицо. Он морщится от боли и ругается себе под нос, когда один из волдырей лопается.
Выбросив использованную салфетку и упаковку от нее, Рут складным ножом вскрывает банку с печеной фасолью. Отогнув на ноже ложку, она кладет в рот фасоль и протягивает банку Нику.
Вот все, что у меня есть, Рут показывает на вещи, разложенные на подстилке одноместной палатки. Нам нужно пополнить запасы. Найти помощь. Найти людей.
Ник кивает, возвращая Рут банку с фасолью.
Он выкручивает джинсы и футболку, раскладывает их сушиться на солнце рядом с вещами Рут, на свободной части подстилки.
Машина, должно быть, сдохла?
Рут морщит носик, на лице замешательство. Либо она не слышит, либо не поняла, что он сказал.
Ник указывает рукой туда, где стоит усыпанный пеплом пикап.
За машиной незнакомый пейзаж, словно изображение чужой планеты в фантастическом фильме. Ник вспоминает солончаки в Южной Америке, он видел фотографии в соцсетях. Цифровые снимки низкого качества, сделанные с разных ракурсов. Как и к статуе Христа-Искупителя в Рио, к ним стекались туристы, фотографировали, а потом, в доказательство того, что правда видели их, засоряли интернет этими снимками, своего рода отметками в паспортах. Но тогда еще существовал интернет.
Кстати, да, думает Ник. Интернета же больше нет.
А может, и солончаков уже нет.
Неужели он сам никогда уже не сможет сфотографировать их?
Надо бы оценить масштаб ущерба. Узнать, выжил ли кто-нибудь еще.
Он смотрит на расположение солнца на небе. Полдень, наверное, пару часов как миновал.
Пошли, пока светло. Идти сможешь?
Рут по-прежнему слышит его плохо, но кое-что понимает по губам.
Она кивает, пережевывая очередную ложку фасоли.
Из сумочки с туалетными принадлежностями вынимает баночку с увлажняющим кремом и, морщась от боли, обильно смазывает им опаленную кожу. Протягивает крем наблюдающему за ней Нику, но он отказывается.
Рут убирает вещи в два рюкзака один большой, другой поменьше. Во второй она кладет самое необходимое: фонарь, складной нож, флягу с водой, аптечку. Из кармана рюкзака достает пустую холщовую сумку и протягивает ее Нику. Изумленный, он берет у нее сумку.
Можно положить это в твою машину?
Рут показывает сначала на свой походный рюкзак, потом на ободранный пикап. Огонь пожара давно погас, от двигателя остался один корпус. Не автомобиль, а шкаф на колесах.
Он согласно кивает и смотрит, как Рут поднимает рюкзак на плечо, морщась от боли, потом долго дергает дверцу фургона, пытаясь ее открыть. Наконец ей это удается. Рут оборачивается и поднимает вверх большой палец: кабина цела. Она швыряет туда рюкзак, захлопывает дверцу.
Может, запереть машину? Как думаешь?
Ник недоуменно смотрит на нее. Она жестикулирует, как бы закрывая ключом дверцу, но он все равно не понимает. Рут возвращается к нему. Кричит:
Ключ? И для наглядности изображает, как поворачивает ключ в замке.
Ник улыбается. Дверцу-то зачем запирать?
Ничего с ней не случится.
Теперь в лице Рут отражается недоумение: она его не поняла. Ладно, зачем что-то объяснять? Легче просто запереть машину. Ник кивает, вскакивает на ноги и трусцой бежит к пикапу. Запирает дверцу, а ключ от машины вместе с холщовой сумкой запихивает в карман влажных джинсов.
Пойдем посмотрим, что и как.
Щурясь, Рут смотрит, как Ник шагает прочь. В ярком свете послеполуденного солнца пепельный покров слепит глаза.
Он оборачивается, зовет ее за собой. Силуэт, предлагающий ей уйти от кита, от моря, от берега и по пеплу отправиться к чему-то неизвестному.
Она вешает на плечо рюкзак с остатками припасов и следует за ним.
10
От мелкого январского дождика волосы Рут начинают пушиться и завиваться. Она приглаживает их. Перед ней в очереди всего три человека. По ее прикидкам, поскольку Фрэн всегда опаздывает, она успевает купить для них по стакану кофе и по пирожному и прийти к реке точно к условленному времени. Рут надеется, что это поможет начать их встречу на хорошей ноте. Она знает, что Фрэн все еще дуется на нее, и хочет вернуть расположение подруги.
Двое молодых американцев перед ней тихо спорят, решая, остаться им в кафе или взять еду с собой. Стоящая у прилавка женщина спрашивает про пирожные.
Есть что-нибудь без глютена?
Миндально-черничные.
И глютена в них нет?
Да. То есть нет. Они без глютена.
А ягоды?
Есть. Черника.
Нет, мне с ягодами нельзя. Я возьму круассан.
В нем глютен.
Молодой бариста ждет, когда женщина определится с выбором; щипцы в его руке зависли над подносом с выпечкой.
Все равно давайте.
Рут смотрит время на экране телефона. Она успевает едва-едва.
Фрэн ждет, сложив руки на груди. Ладони она засунула под мышки, пятками нетерпеливо отбивает дробь. Она стоит спиной к серо-бурой реке. Рут знает, что со своего места подруга не заметит ее приближения, и видит в этом возможность растопить между ними лед. Незаметно подкравшись к Фрэн, она шепчет ей на ухо:
Кофе?
Фрэн от неожиданности взмахивает руками, и стаканы с кофе на десять фунтов летят на тротуар. Они смотрят на разлившуюся между ними молочную лужу. Рут протягивает подруге промасленный бумажный пакет.
Тогда только круассан?
Они идут вдоль реки. От измороси над извилистой лентой Темзы висит мгла. Кажется, что Ковент-Гарден гораздо дальше, чем им казалось, когда они планировали прогулку.
Как дела на работе?
Мне только в понедельник выходить.
Лентяйка.
Рут не поддается на провокацию. Разговор легко может перетечь в перепалку они не раз уже ссорились из-за пренебрежительного отношения Фрэн к ее работе, и она не хочет раскачивать лодку. Да и на самом деле нельзя сказать, что она так уж страдает на работе.
Они минуют бетонные блоки здания Национального театра, построенного в стиле брутализма, и величавый стеклянный фасад Саутбэнк-центра, затем пересекают реку по пешеходному мосту. Время от времени их разговор прерывает скрежет металла, когда на вокзале Чаринг-Кросс останавливаются или начинают движение поезда.
Это один из тех сырых лондонских дней, когда постоянно чувствуешь себя мокрым. Правда, когда они доходят до середины моста, солнце прорывается сквозь пелену облаков и на секунду ослепляет их яркими лучами. Рут клянет себя за то, что не взяла темные очки. Фрэн, конечно же, в очках она редко выходит без них на улицу.
Сзади парочка откуда-то с севера из Лидса или Йорка обсуждает мост.
Майкл, по-моему, это не тот.
Тот самый. Пешеходный мост Миллениум.
Нет, тот качался. Его пришлось закрыть.
Тогда как называется этот мост, черт возьми?
Фрэн, глядя поверх очков, перехватывает взгляд Рут. Раньше они тоже не раз спорили о мостах, но теперь они настоящие лондонцы и могли бы перечислить названия всех мостов и туннелей между Кью и Вулиджем.
Они идут мимо крыши ночного клуба «Хэвен», в котором побывали еще школьницами, во время одной из первых тайных поездок в Лондон. Рут смутно припоминает, как она танцевала под арками среди дружелюбных полуобнаженных мужчин, а Фрэн общалась с девчонками, с которыми она вела переписку посредством частных объявлений, что размещались на последних страницах журнала NME [2]. С восходом солнца они первым же автобусом вернулись в родной городок и в школу прибыли с небольшим опозданием.
Теперь они проходят через вокзал Чаринг-Кросс, где пахнет горячей выпечкой и дорогими духами с ароматом сандалового дерева, который, по мнению Рут, довольно приятный, а по словам Фрэн, «примитивный». Рут вообще нравится бывать на вокзалах в выходные: когда нет гудящих толп пассажиров, которые, локтями расталкивая друг друга, спешат кто в метро, кто на поезд, можно ехать куда захочешь. У нее мелькает мысль предложить Фрэн вскочить в ближайший поезд до Гастингса. Она давно не была на море. С удовольствием посидела бы на берегу. Смотрела бы на горизонт, наблюдала бы за птицами, парящими над белыми гребнями волн, а потом вернулась бы домой с пропахшими озоном волосами.
На Трафальгарской площади демонстрация. В последнее время по субботам там всегда проходит какое-нибудь политическое мероприятие.
Наверно, нам следовало бы быть там.
Пикетчики, теснящиеся на ступеньках Национальной галереи, держат плакаты и горящие свечи.
Может, и следовало бы, да что толку протестовать? Если мы в заднице, так в заднице. И вообще, я жрать хочу. Пойдем лучше кафешку поищем.
Они идут по Чаринг-Кросс-роуд и затем через Сохо направляются на Оксфорд-стрит.
Как Алекс?
На минувшей неделе, когда они с Фрэн ходили в театр, Рут рассказала подруге, как они с Алексом познакомились. Билеты купила она сделала подарок им обеим. Выбрала спектакль по исполнителям: в постановке участвовали два актера, которые ей всегда нравились, и любимая актриса Фрэн. Как только поднялся занавес, стало ясно, что это пьеса об измене, поэтому, когда после спектакля они зашли в бар, Рут сочла, что это подходящее время для очередного признания. Ее не удивила реакция Фрэн, когда вскрылась еще одна ложь про Алекса, а вот холодность, омрачавшая их дружбу всю неделю, расстраивала. Рут хотела избежать разговора об Алексе и попытаться наладить отношения с подругой.
Великолепно. Что ты хочешь на обед?
К тому времени, когда они доходят до Олд-Комптон-стрит, напряженности между ними почти не осталось. Фрэн берет Рут под руку.
Хочу косметики прикупить. Не возражаешь?
Фрэн широко раскрывает глаза и выпячивает нижнюю губу, глядя на нее умоляющим щенячьим взглядом. Рут страшно не хочется тратить время на магазины, но она соглашается, понимая, насколько непрочен достигнутый ими мир.
Они бродят между полками с косметикой в старинном универмаге. Рут сильно проголодалась, и ее немного тошнит от множества запахов лаков для волос, духов и ароматизированных свечей. Фрэн чиркает разными помадами по тыльной стороне ладони, подбирая нужный тон, затем оглядывается, проверяя, нет ли поблизости кого-нибудь из продавцов. Убедившись, что все они заняты покупателями, она быстро, но аккуратно красит губы и поворачивается к Рут.
Что скажешь? Не слишком ярко для третьего свидания?
Ты с кем-то встречаешься?
Фрэн награждает ее сардоническим взглядом.
Ну, у нас же теперь как? Мы больше не рассказываем друг другу о своей личной жизни.
Обедают они в Сохо. Рут удалось завести подругу в один из их любимых ресторанов, где дешевле, чем в клубе Фрэн. На двоих они заказали три разных вида пасты: широкие бархатистые ленты со сливочным маслом и шалфеем; тонкие длинные спагетти, присыпанные стружкой из свежих трюфелей, которые придают блюду слегка плесневелый привкус; толстые перченые пичи с тающим пармезаном. В бокалах с «Негрони» звякают кубики льда.
С Дженни. Она забавная, у нас с ней много общего. Давно одна. Немного ворчлива, ругается на жизнь, но в постели великолепна.
Хорошо, что Фрэн рассказывает ей о новом увлечении. Все нормально. Как будто Рут уже прощена.
Она хочет детей?
На втором свидании мы не обсуждали цвет детской, но, в принципе, да, она хочет семью.
Так это же здорово! Куда ты пригласишь ее на ваше третье свидание?
Это она меня приглашает.
Удачи, Дженни!
Я очень стараюсь спокойно относиться к сюрпризам.
Рут опускает взгляд в свой коктейль. Выуживает из бокала ломтик апельсина и съедает мякоть.
Прости. Сама не знаю, почему сразу не рассказала тебе про Алекса. Она наматывает апельсиновую кожуру на палец. Наверно
Продолжай, ободряюще кивает ей Фрэн, но Рут качает головой.
На этот раз она ничего не скрывает просто не может выразить свои чувства словами. Ей стыдно? Стыдно, что она находит привлекательным такого человека, как Алекс? Его зычный голос, аристократичный выговор с проглатыванием гласных, красивое лицо Какая же она банальная, неоригинальная. Стыдно, что ее тянет к чему-то столь предсказуемо желанному.
Наверно, отчасти потому, что я знала, какой будет твоя реакция.
В самом деле? И какой же?
Хочет ли она посеять еще больше сомнений во Фрэн?
Ты бы спросила, не познакомилась ли я с ним через Камиллу.
Заинтересованность на лице Фрэн медленно сменяется улыбкой.
И где же ты с ним познакомилась?
Заткнись.
Обе хохочут, и Фрэн разрезает надвое последнюю ленту макарон по половинке для каждой из них.
И как Камилла относится к тому, что ты разрушила чужую семью?
Мы сейчас не общаемся.
Выходит, быть блудницей тоже по-своему выгодно. Надеюсь, она точит на тебя зуб.
Остаток дня они наматывают круги вокруг Оксфорд-Серкус, навешивая на себя пакет за пакетом, пока руки не начинают ныть от тяжести. Фрэн покупает главным образом модную одежду, на которую скидки не распространяются, потакает собственному сумасбродству, по мнению Рут. Сама она с ума не сходила: купила только несколько вещей, что ей приглянулись. Даже Алекс не стал бы упрекать ее в том, что она немного пополнила свой практичный гардероб для работы.
Снова моросит дождь. Они направляются к метро. Перед входом на станцию «Оксфорд-Серкус» столпотворение. Люди выстраиваются в очередь, чтобы спуститься под землю. Рут и Фрэн терпеливо ждут, когда им удастся подобраться к лестнице. Будут знать, как таскаться в Вест-Энд по субботам, когда везде распродажи.
Когда они приближаются к лестнице, становится ясно, почему возник затор. Женщина примерно их возраста, с обвешанной пакетами коляской, в которой сидит ребенок, нагнувшись, тихо увещевает маленькую девочку в синем макинтоше. Кудряшки на голове малышки спутались, по щекам текут слезы.