Наконечник гоблинской работы, в один голос уверенно заявили Геррет и Доррен.
А вот чёрное перо, перо ворона. Такими пользуются, когда хотят показать, что стрела не предназначена для мирных целей, стрела вестника, например.
о чёрных вестниках мы и без тебя знаем, огрызнулся эльф, ты, Геррет, лучше сообщи нам, кто именно мог выпустить эту стрелу. Уж не лесные люди, верно!
Лесные люди предавать не станут, оборотни тоже, задумчиво сказал я. Эльфы чёрными перьями не пользуются принципиально, Лаурендиль возмущённо фыркнул, гномы используют в качестве дополнительного оружия только арбалеты, настал черёд гнома возмущаться, А вот люди
Да ещё и варрад, мстительно подсказал эльф, оскорблённый до глубины души, что его народ могли посчитать предателями.
И варрад, со вздохом согласился я. И среди нас могут найтись предатели.
Да чего вы спорите! взорвался гном, люди это и всё тут! Я не имею в виду союзные народы, быстро поправился он, поймав на себе взгляд недобро прищуренных глаз Торгрима, а Доррен спорить не стал, а, наоборот, ещё больше сгорбился, съёжился в седле. Я ободряюще похлопал отлучённого по спине. Тот обернулся и с благодарностью посмотрел на меня.
Хватит пустых разговоров, сказал я, и, пожалуйста, Лаурендиль, проследи за тем, чтобы никто не смел нападать на Доррена. Тебя, это, кстати, тоже касается, добавил я уже мысленно. Эльф покраснел до корней волос и кивнул.
Хватит, пора ехать! обратился я к друзьям. Лаурендиль, сколько там дней осталось до осеннего равноденствия, у меня нет с собой календаря, а сам что-то не соображу.
Четыре дня.
Да, придётся поторапливаться. Итак, едем всю ночь и потом сколько хватит сил. Леса тянутся до самого Гномьего хребта, если понадобится отдохнём в лесу. Вперёд, друзья!
Всю ночь мы скакали во весь опор. Никаких неожиданных происшествий не происходило. Мы скакали в густом тумане и задолго после рассвета. Но, когда солнце перевалило зенит, мы расседлали коней и вместе с ними продравшись сквозь заросли, выбрались на поляну, очень похожую на ту, где мы встретились сутки назад. Люди сразу повалились на траву, отказавшись подкрепиться. Мы, оставшиеся трое, развязали котомки и немного подкрепились хлебом с сыром, запив нашу трапезу парой глотков нагревшейся во флягах воды. Затем и мы опустились на траву. Но, несмотря на длительный переход, никто из нас не заснул, все были слишком взбудоражены предстоящими событиями, чтобы думать о сне. Минут пять все наслаждались абсолютной тишиной, птицы уже улетали и в пустеющем осеннем лесу не слышалось ни звука. Но тут Лаурендиль не выдержал.
Тишина, как в могиле. Уж на что я лесной эльф, такой тишины с роду не слыхивал!
Его звонкий голос чересчур громко раздался среди этого мрачного безмолвия.
Такая тишина бывает после пожара или после битвы, подал голос Доррен.
Не нагнетай, а! и так не по себе! раздосадовано бросил эльф. Думаешь я и сам не знаю, что предвещает ТАКАЯ тишина?
Не сомневаюсь, что знаешь, спокойно ответил отлучённый, но наше положение сейчас таково, что
Ты хочешь сказать, что мы слишком беспечны?
Именно это я и хочу сказать. По крайней мере, двое часовых нам не помешают.
В округе нет ни чьих следов, ни магических, ни телепатических! авторитетно заметил Лаурендиль, так что за наш покой на ближайшие часы можно не опасаться.
Как знаешь.
Вот ты и стой на страже, раз такая охота! огрызнулся эльф.
Доррен молча поднялся и отошёл к краю поляны, присев и опершись спиной о раскидистый тополь. Он сидел лицом к нам, и я видел, что смотрел он не на нас, не на другую сторону поляны, а перед собой странным, нечего не видящим взглядом. И я понял, что ушёл он не сторожить, а как бы отделил себя от остальных этим жестом. Я подошёл и присел рядом.
Доррен, тихо начал я, скажи мне, что с тобой. я, может быть, смогу тебе помочь
Доррен поднял на меня глаза и благодарно улыбнулся.
Нет, повелитель, но вы ничем не сможете мне помочь.
Для тебя я Вэрд. Но я хотя бы попытаюсь.
Хорошо, после некоторого молчания, сказал он, я расскажу Вы знаете, кто такие отлучённые. Предавшие Белый совет и использовавшие свою силу во зло. Ещё до моего пленения гоблинами я вынашивал планы предательства, это слово он выплюнул, словно сгусток чёрной вредной крови и продолжил, я передал чёрным магам многие ценные сведения, полезные в войне. Я просил их помощи, но они не приняли меня. Потом я попал в гоблинские рудники. Двадцать раз я бежал, но меня ловили, и вновь возвращали в забой и в кандалы. За сто пятьдесят лет
Охнули все присутствующие, неслышно подошедшие в самом начале рассказа. Доррен продолжил после короткой паузы:
Когда я, наконец, смог выбраться на равнины, терпя лишения и голод, то рухнул без сил у подножия гор и мне тогда казалось безразличным, найдут ли меня гоблины или сожрут волки. Мне хотелось умереть. Умереть от отчаяния, когда я понял, что я лишён магической силы, но, главное и он повернул левую руку ладонью вверх, и мы все увидели, что на левой ладони у него то ли начерчен, то ли выжжен знак, клеймо предателя, отлучённого, а значит и отверженного всеми. Клеймо представляло собой сердце, разделённое красной полосой на две равные половины, белую и чёрную. Три стрелы пронзали сердце в трёх направлениях, словно раздирая его на части. Стрелы означали стрелы предательства, разделённое надвое сердце разбитые надежды, утраченную веру в человека, красная полоса символизировала дорогу страданий, проходящую по границе светлой и чёрной половин, границе добра и зла. Подобное клеймо возникало сразу, как только верховный маг Белого совета узнавал о предателе. Подобный знак находился и на левой стороне груди, там, где сердце. Его невозможно было не смыть, ни стереть. Жгучая боль, не ослабевающая, а иногда и усиливающаяся с течением времени, сопровождала отлучённого всю оставшуюся жизнь. Только искреннее прощение всех живущих и тех, кто властвует этим миром в заоблачных высях могло уничтожить клеймо. Лет триста назад в самом конце войны магов я попал в плен к чёрным магам, которые хотели выжечь на мне клеймо их раба. Тогда им это не удалось, но они честно пытались, и я помню боль от раскалённого железа, когда его прижимают к открытой ране. А подобную боль веками вынужден терпеть отлучённый. Говорят, так как клеймо не было выжжено на теле и не начертано собственной кровью, а появлялось на коже без помощи подручных средств, боль была не такой сильной, как от клейма, которое вырезали на теле чёрные маги. А предавшим чёрных магов вырезали на правой ладони круг и прижигали рану калёным железом, заговорённым особым образом. После этого одна половина круга оставалась ярко-красной, а другая чернела, что символизировало кровавое пламя войны и вечный мрак злого начала. Предатель с подобным знаком на правой ладони и на груди считался проклятым. И, если у отлучённых был шанс получить прощение, то у проклятых подобного шанса не было, если, конечно, проклятый не обратиться к свету, ведь даже чёрные маги не рождаются со злом в сердце. Но в истории ещё не было случая, чтобы проклятый был прощён при жизни да и навряд ли после смерти. так что нашему Доррену ещё повезло, что его не приняли к себе чёрные маги, ибо, если и они разочаровались в нём страшно даже подумать, что ожидало бы его тогда.
А Доррен продолжал:
Меня не пускали на ночлег даже в хлева! В меня бросали камни, плевали в лицо, травили собаками. Пару столетий меня, как палый лист, северным ветром носило без приюта по всем дорогам этого мира.
Я невольно восхитился художественностью повествования. Как мог человек, переживший ТАКОЕ, говорить о своих страданиях так, как говорил Доррен. Он говорил тихо, прикрыв глаза, мёртвым голосом, не упуская ни единой подробности, словно бы он задался целью запугать своих слушателей. Гном и человек уже давно стали нежно-салатового цвета, даже эльф ощутимо вздрагивал. До меня донеслись его мысли:
«Я триста пятьдесят лет провёл в застенках чёрных крепостей. Но мы, эльфы, и не такое выдерживали. А он всего лишь человек, пусть даже и бывший маг, но сколько бы он не жил, он остаётся смертным. Я бы всё отдал, чтобы никогда не видеть этих глаз!..»
Бесконечная серая дорога под бледным нависшим небом, беспощадно поливающим дождём и иссекающим ветром. Он идёт по дороге, опираясь на ясеневый посох, идёт один и на лиги вокруг ни жилья, ни даже костерка, где бы могли оказаться люди.
Из-под полуприкрытых век Доррена скатилась слеза. Я приобнял его за плечи, а эльф, опустился с другой стороны и взял его за руку.
Не плачь, Доррен, сказал я, Всё кончилось. Ты с друзьями.
Он не реагировал. Я потряс его за плечи.
Очнись, Доррен! Ты на поляне, среди друзей, открой глаза, посмотри на меня.
Доррен застонал и открыл глаза. Страшен был его взгляд! В серых глазах метался ужас, смешанный с безумием. Минут десять он смотрел на меня, явно не видя, но вот взгляд его медленно прояснился и уже осмысленно сосредоточился на мне. Эльф продолжал что-то шептать, держа отлучённого за руку.
Прости меня, Доррен. Я не знал сказал он.
Доррен улыбнулся словам эльфа, но обратился ко мне:
За что, повелитель, вы так добры ко мне? Я не заслужил
Уже тем, что ты пришёл к нам, ты заслужил прощение. Да что там, всей своей жизни ты заслужил его.
Эльф, человек, гном и я встали вокруг дерева, у которого сидел отлучённый, и, вскинув соединённые руки, воскликнули:
Именем солнца и луны, огня и воды, ветров и земли, мрака и света, жизни и смерти, я прощаю тебя!
Несколько минут длилось молчание. Доррен закрыл лицо руками, и мы поняли, что он плачет. Мы тихо разошлись, оставив его одного со своими мыслями. Никому не сиделось на месте, мы ходили по поляне, возбуждённо перешёптываясь или обмениваясь обрывками мыслей. Когда Доррен подошёл к нам, его лицо было как бы озарено светом. Но, к сожалению, страшные знаки не исчезли. Он ещё не был прощён богами, а без этого прощения он до сих пор считался отлучённым. Но он, казалось, не чувствовал боли, причиняемой знаками.
Я я, и голос его пресёкся, Я не достоин!
Ещё раз заикнёшься о достоинстве, заявил эльф, пристрелю.
А мы, если что, поможем, бодро подтвердили Торгрим и Геррет, а я обжёг Доррена таким свирепым взглядом, что тот предпочёл ретироваться за ближайший дуб. Похоже, магические способности к нему ещё не вернулись, так как прощение было неполным, и он по-прежнему не мог читать мысли, как большинство магов. Он по-прежнему считался отлучённым, но мы предпочли называть его либо по имени, либо странником, что как нельзя кстати подходило к нему и к подобным, палым сухим листьям, как он выразился.
Вдруг ко мне на плечо спикировал ястреб. Перелетая от меня к эльфу, он возбуждённо заверещал. Мы поняли, что объединённая армия людей движется от Великих гор к Гномьим холмам. Но это было не удивительно, неприятно удивило нас то, что самые наши худшие опасения сбылись: люди призвали огров,
И тут, несмотря на напряжённую атмосферу я улыбнулся. Ну, разве не смешно, Что люди, которые ненавидят магию во всех её проявлениях, хотя ту же магию они именуют религией и магистры их духовных орденов (слово магистр, кстати, и слово маг происходят от одного корня Magis, что значит «обучать, наставлять», магистр, что значит «наставник, глава» и маг, что значит «управляющий, управляющей внутренней энергией, силами природы и т.д.), так вот магистры их духовных орденов, сжигающие на костре женщин, которых посчитали колдуньями, эти магистры допустили, чтобы их адепты, верующие, или как их ещё там называют, прибегли к помощи созданий, которые по их мифам давным-давно вымерли, к помощи созданий, горячо ненавидимых ими. Откуда люди узнали, что именно в долине между лесом и холмами была назначена встреча войск их противника, осталось неизвестном. Видимо, сообщили перебежчики. Птица умчалась, а мы немедленно тронулись в путь. Мы подкреплялись уже в сёдлах. Нельзя было терять ни минуты.
Но без ещё одного происшествия всё же не обошлось. Поздним вечером мы остановились на ночлег, чтобы дать отдых коням и людям, ни Доррен, ни Торгрим не могли обходиться без сна много часов подряд, как мы. Судя по картам эльфа и гнома, нас отделяло от долины не больше полумили. Мы успеем прийти вовремя. Едва только слезли с сёдел, люди тут же уснули, задремали и эльф с гномом. Я задумался о предстоящем сражении, устало привалившись к дереву. Густые, едва начавшие опадать кроны закрывали ночное небо, но даже сквозь них пятнами проникал яркий лунный свет. Где-то в глубине леса завыли волки. Так воют только оборотни в полнолуние. Я попытался сосредоточиться на предстоящих событиях, но мысли то и дело возвращались к отдалённому вою и полной луне. Оборотни не посмеют нападать на повелителя открыто, хоть они и на нашей стороне, но от них всего можно ждать, но даже они поостерегутся нападать на того, под чьим командованием собрались чуть ли не все магические народы волшебного мира. И ещё эта полная луна не давала мне покоя. Малый Круг замкнулся. Малым лунным кругом или кругом смерти издавна считали лунный цикл от одного полнолуния до другого. Если животворный солнечный свет считался светом жизни, поэтому Большим Кругом или Большим Солнечным Кругом, или Кругом Жизни в наших краях считали время от одного до другого летнего солнцестояния, то мертвенно холодный свет месяца или луны считался светом смерти, а в полнолуния достигала мощи тёмная магия Разрушения,, оборотни в своей звериной ипостаси становились наиболее опасными, ночные кошмары обретали плоть и разум и способны были свести с ума даже самых чистых и светлых, незамутнённых нечистой совестью. Правда, звёздными лунными ночами творились и дивные чудеса, совершаемые эльфами, ведь бессмертные более нежели иные живущие защищены от тёмной магии, но даже и мы, бессмертные, то есть варрад и эльфы побаиваемся полной луны, хоть и любим звёзды. В такие ночи хуже действуют противоядия, и раны заживают куда медленнее, почти совсем утрачивает силу Магия Созидания, Исцеляющая магия, черпающая силы в солнечном свете. Так как мрак и рождённое в нём зло старше света и добра, то и малые круги замыкаются куда чаще, чем большие, ибо зло постоянно пытается проникнуть в помыслы и сознание не порабощённых им ранее. Наибольшей опасности вообще ночами, а особенно в ночи замыкания малого круга, подвергаются люди-маги, так как именно людям свойственна неуёмная жажда власти, которую и дарует им искусство магии, а тёмная магия разрушения, древнейшие формы которой были ещё до начала времён и были подвластны куда более могущественным стихиям, чем человеческое сознание, магия разрушения подпитывается из своего древнейшего корня и способна погубить как и призвавшего её, так и рискнувшего её сокрушить. Властолюбивые люди часто забывали об этом, но если простым смертным опасность хоть и угрожала, но была не столь велика, то людям-магам приходилось несладко. Впрочем, любого мага, будь то человек или иное живое создание, всю жизнь подстерегают опасности. А Доррен был бывшим светлым магом, предавшимся злу, а даже для лишённого силы отлучённого опасность была слишком велика. Так что меня беспокоили отнюдь не волки и оборотни, а именно бывший маг, сейчас спокойно спящий неподалёку от меня. Но хоть я с минуты на минуту ждал чего-то неприятного, ТАКОГО я ждать не мог. Видимо, я задремал на несколько минут, потому что очнулся от тяжких продолжительных стонов. Я сразу понял, в чём дело и бросился к Доррену, походя ощутимо пнув в бок эльфа, который тут же вскочил, выведенный из своего обычного пребывания в состоянии грёз наяву, свойственного только лесным эльфам и моментально понявший, в чём дело. Мы опустились на колени у тела Доррена, которое начали бить судороги. Он, не переставая, стонал, и стоны усиливались, как, впрочем, и бьющие его конвульсии. я приподнял несчастного за плечи и устроил его голову на своих коленях. Глаза Доррена открылись, но было видно, что он нас не видит. Задумчивые чуть грустные серо-зелёные глаза теперь затягивала мутная пелена безумия. Широко открытые мутные глаза были полны невообразимым страхом, страхом и страданием. Глаза были устремлены мне в лицо, я кивнул эльфу, тот взглянул и крепко сжав руки Доррена на распев начал произносить древние эльфийские заклинания, спасающие от чёрных чар безумия. Но тут эльф охнул и выпустил левую руку Доррена. Я тут же понял почему. Знак отлучённого на ладони проступил чётким контуром. Коснувшись его, я отдёрнул руки от нестерпимого жара. Следы цепей на запястьях проступили багровыми следами, на них выступила кровь. Доррен выкрикивал бессвязные фразы, смысл которых сводился к просьбам о пощаде и покаянным фразам. Нам было некогда прислушиваться. Обычно люди в таком состоянии не могут причинить себе вред, а вот рассудком повредиться могут, но судя по тому, что вряд ли подобный приступ был первым, сумасшествие нашему другу не угрожало, а вот привлечь своими криками нежелательных слушателей, не замедливших перейти от простого внимания к более решительным действиям, он мог, так что следовало разбудить Доррена как можно скорее. Странно, но ни Торгрим, ни Геррет так и не проснулись, так что эльфу пришлось расталкивать их, пока я нашёптывал на ухо Доррену успокаивающие слова, смешанные с заклинаниями, что мало помогало. Когда Лаурендиль объяснил ошалелым со сна друзьям, в чём дело и отправил их в дозор, что, к слову, заняло немало времени, ибо едва проснувшийся гном схватился за свою секиру, намереваясь, кажется, прикончить сначала эльфа, а уж потом искать неизвестных врагов, а Торгрим, понявший проблему по-своему, подскочил ко мне и схватив Доррена за плечи, начал трясти. Успокоив обоих, мы отправили их в дозор, а сами ещё битый час старались успокоить Доррена. после могучих рук викинга бормотанья и вскрикивания смолкли, но сознание не вернулось. Тут-то я встревожился. Я и раньше видел людей в подобном состоянии, но столь продолжительным на моей памяти оно не было. Собрав все силы, я попытался проникнуть в замутнённое сознание Доррена. ничего хорошего я там не увидел. Смутные картины пыток, образы закованных в броню воинов, и сам Доррен, окровавленный и беспомощный. Мир вокруг наполнился жуткими воплями, бряцаньем оружия и доспехом, ржанием коней, жутким скрежетом и ударами бича. С большим трудом я воспроизвёл в своём сознание довольно чёткую картинку: Доррен, каким о его видел несколько часов назад на поляне после полученного прощения и связал это видение с его разумом. Мне это удалось, тогда я изо всех сил стал хлестать его по щекам, крича: «Вспомни себя, вспомни себя настоящим, освобождённым!» связь оборвалась и наступила тишина, темнота и ощущение пустоты в душе. Но это ощущение длилось всего мгновение, потом я снова был среди густого леса,, передо мной лежал Доррен, которого я действительно бил по щекам, но стоявший рядом эльф был спокоен, видимо, кричал я не наяву, ибо в противном случае сюда бы давно сбежались все окрестные оборотни и прочие нежелательные гости. Но тут Доррен взглянул на меня осмысленным взглядом и довольно сердито.