Ну Виталя Казанов, сказал он, принимая красный пластиковый стакан от меня.
Виталик, ты как? С нами? спросил я у Казанова.
Ну ну, давайте, неуверенно согласился он.
Ты откуда, Виталя? спросил Макс.
Москва. Ну вот прям из Москвы, сказал он, отодвигая от себя чай, налитый ему Максом.
Ты чего? спросил Артём. Может, несладкий будешь?
А вы не знали бром туда добавляют. Чтобы мы спокойнее были, ну и к девочкам ну вы поняли, проговорил Виталя, на что я слегка посмеялся.
Парни призадумались над словами Виталика. Артём даже предложил унести чайник. Однако я не дал этому свершиться.
Если бы нам бром добавляли в еду, проблемы с потенцией последнее, о чëм стоило бы волноваться. Он токсичен, а в Первую Мировую его и вовсе использовали как отравляющее вещество, сказал я, но вновь встретил недоумевающие взгляды.
Чай мои новые товарищи решили попить маленькими глотками. Так себе фильтр!
Кстати, Виталь, а чего в Москве не сиделось тебе? Вроде не самое престижное занятие у столичных в провинцию ехать? спросил Артём, уплетая хлеб с маслом.
Бабушка настояла. Говорит, невесту там себе найдёшь. Ну я всю жизнь в Москве, в санаторий иногда с дедушкой ездил. А тут, надолго так ещё ну не ездил, отвечал неуверенно Виталя.
Насчёт девушек это он прав! Юные красавицы-москвички особенно не любили курсантов. Выйдешь замуж, а потом вас в какую-нибудь дырку от бублика отправят служить. Страна-то немаленькая!
В провинции военные всегда пользовались большим уважением и даже являлись своеобразным символом стабильности и семейного благополучия. С невестами тут проще.
После ужина заспешили в чипок. Аббревиатура ЧПОК придумана в очень «бородатые» годы и расшифровывается, как «чрезвычайная помощь оголодавшему курсанту». Величина очереди здесь зависит от множества факторов. Чем ближе денежное довольствие, тем меньший спрос, а соответственно, и привоз вкусностей. Но вот приходит день выплат, и начинается «чёрная пятница», «новогодний хапун» и так далее. Каждый хочет булочку, шоколадку, лимонад, да хоть сигарет с фильтром купить! Как назло, именно сегодня у курсантов и была выдача денег.
Глаз радуется, когда видишь эту форму! Тоже х/б, что и у солдат, только оттенок «гороховый». Ремень из кожи с прямоугольной латунной бляхой и золотистые пуговицы, синие погоны с жёлтыми полосками и буквой «К».
Одни заседали за столиками, вальяжно поедая сосиски в тесте и запивая берёзовым соком. Другие стояли у прилавка, продолжая торговаться с продавщицей в белой униформе и колпаке. Женщина невысокого роста с короткой стрижкой и огромной грудью доказывала курсанту, что он ей ещё должен.
Петровна, я у тебя только на трёшку записывался! Ну посмотри в тетради, родненькая, уговаривал курсант продавщицу проверить в тетради его долги.
Эта картотека стоила астрономических денег! Все долги курсантов и даже офицеров записывались сюда. Когда появлялись злостные неплательщики, эта тетрадь попадала на стол к начальнику штаба. Тогда вопрос решался быстрее.
Курень, я тебе сказала, не подпишу обходной, пока не принесёшь долг. И не проси. И да отпусти, стервец! смеялась продавщица, когда курсант начал расцеловывать руки буфетчицы.
Олечка Петровна, ну пожалуйста. Приеду с отпуска верну!
Посмотрев на полупустые прилавки и огромную толпу перед нами, я решил не тешить себя надеждой и сказал, что подожду на улице.
В курилке было несколько человек два лейтенанта и курсанты четвёртого и третьего курса.
А я ему, Автандилович, Автандил у меня папа! смеялся лейтенант в чёрной форме и белой фуражке, рассказывая смешную историю. Лицо молодого офицера напомнило мне кого-то. Сложно мне поверить, что сейчас передо мной именно эта легендарная личность. Такой взгляд мог быть только у него. Я направился к курилке, чтобы воочию увидеть одного из лучших выпускников Белогорского училища.
Тимур Апакидзе, легендарный палубный лëтчик, герой России. Именно он отстоял наших морских лётчиков в Крыму, когда Союз рухнул, и вывел их на Север, отказавшись принять присягу на верность Украине. И ведь я знаю его судьбу! Можно сейчас предупредить обо всëм.
Тимур Автандилович! Мне надо окликнул я его, не решив, как продолжить дальше.
Да, парень. Что-то хотел? ответил он. Щас, мужики.
Апакидзе подошёл ко мне поближе и протянул руку. Крепкое рукопожатие, в котором чувствовалась та самая сила воли и уверенность, о которой говорили его сослуживцы во многих передачах и фильмах.
Вы вы в Крым попали служить? спросил я, не решаясь сказать об истинной цели моего обращения.
Не-а, я на Балтике. Ты ещё абитуриент, я погляжу? спросил Апакидзе, одобрительно хлопнув по плечу.
Да, поступаю. Я хотел бы вам удачи пожелать. И подумайте про Крым, вы ему нужны. Может переведëтесь туда когда-нибудь?
Конечно, малец. Тебе удачи на поступлении, сказал он и ещё раз пожал руку. А за Крым не переживай. То, что его Хрущёв подарил УССР это ничего не значит. Он всегда будет русским.
Да, не переживаю. Его ещё вернём! Ну попозже только. Удачи и берегите себя!
Он вернулся к своим товарищам. Такой молодой и темноволосый, как на архивных фото. Я так и не сказал ему, что он погибнет 17 июля 2001 года в Псковской области во время демонстрационного полёта. Скажи я ему об этом сейчас, станет ли он тем самым Апакидзе? Думаю, за идиота примет и посмеëтся.
Макс и Артём всё-таки достали себе пирожки, а вот Виталя был какой-то разочарованный. Он вообще не улыбался, хотя мы всячески пытались его развеселить. Оботрётся со временем!
Вечерние водные процедуры прошли весьма колоритно. Горячей воды в казарме не предусмотрено, а роль душа выполняли два перевёрнутых крана в умывальнике. «Многоочковый» туалет не видел уборки уже давно. Эту проблему будут скоро исправлять абитуриенты, которые в чём-то провинились. Ну и наряд по роте.
Живее, чудища! крикнул на входе в санузел высокий, долговязый сержант Бирсов, пришедший из ВДВ. Он стоял в тельняшке, вращая на пальцах связку ключей. Ты, похожий на енота, в каптёрку зайдёшь потом, указал он на Виталика.
Ну ну хорошо, сказал Казанов и продолжил старательно натирать носки мылом. Душистый кусок постоянно вылетал у него из рук, и Виталя бегал по всему умывальнику за ним.
А чего этот Бирсов тебя в каптëрку позвал? спросил Макс у него.
Так ну есть там дело одно.
Нездоровая фигня с этими ребятами из войск. Многие в своё время приезжали поступать, чтобы отдохнуть от армейской жизни. Здесь их сильно не гоняли, режим попроще, можно и в самоволки походить. Просто время «убивали» до дембеля.
Майор Неваднев объявил, что времени до отбоя осталось десять минут и водные процедуры пошли быстрее. В двадцать два ноль-ноль прозвучала команда «Отбой».
Начали прибывать другие потоки, места в казарме становилось меньше и приходилось поддерживать порядок. Начались первые наряды по роте и в столовую. Без оружия, конечно, и в гражданской одежде.
Пока другие тянули лямки наведения порядка, нашему потоку предстояло пройти медкомиссию. Пожалуй, врач для лётчика страшнее отказа двигателей или попадания ракеты. Именно этот человек может поставить крест на мечте о небе и отобрать крылья, если ты уже летаешь.
Предстояло пройти многих врачей, но перед этим необходимо оставить «следы» в истории местной лаборатории кровь и другие соединения в жидком и твёрдом виде.
Каждого врача проходят в определённой «форме одежды»: где одетыми полностью, где по пояс голыми, где в трусах, а где-то и без них. Послушают тебя, уши и нос посмотрят, покрутят на небольшом стульчике, именуемым «рыгаловкой», обстучат тебе коленки молотком и ещё несколько проверок выполнят.
Конечно, большинство переживает за окулиста. «Орлиный» глаз это то, чем славятся лётчики, а он у тебя должен быть не девяносто девять, а только сто процентов. Поскольку половину своей жизни пилот смотрит на приборы в кабине. А вот вторую половину на попу официантки в столовой.
Есть ещё такая «весёлая вещь», как барокамера. Это исследование предполагает, что тебя сажают в небольшое помещение, в котором создают условия подъёма на высоту пяти тысяч метров. А затем снижают, но уже с большей вертикальной скоростью. И вот тогда-то и проявляется вся сущность человека, точнее лезет наружу всё, что ел и не ел последние несколько часов. Правда, потом этого человека объявляют негодным к лётной работе, а уборщицы поносят всеми известными именами и прозвищами.
Стоя перед кабинетом терапевта для финального осмотра, я услышал за дверью спор врача и вошедшего парня. Вышел он расстроенным, ругая всех и вся.
Давление ему не понравилось! Всего девяносто на сто пятьдесят. Сигарету будешь? спросил парень, присаживаясь рядом со мной.
Спасибо, не надо. Не пропустил? спросил я.
Ага. Сказал, чтоб ехал в другое место. У них, видимо, уже все места расписаны!
Тут я согласен с ним. У каждого адмирала, генерала, полковника, партийного работника есть дети. А вот когда из этих категорий люди закончились, тогда начинают набирать тех, кто годен.
Медсестра вынесла документы парню и пригласила меня. Войдя в кабинет, я сразу понял, в чëм корень беды с давлением.
В просторном помещении на каждом столе работали вентиляторы. В углу стоял телевизор с шильдиком «Рубин-401» и рычащий «Саратов-2». На стенах висели медицинские плакаты, графики, памятки, портреты Пирогова, Сеченова, Мечникова и других светил врачебной науки. Ну и как же без Леонида Ильича в самом центре! У дальней стены за большим столом заседал терапевт с медсестрой. А корнем и самой главной проблемой были три обворожительные девушки в новеньких халатах и колпаках, сидевшие справа вдоль стены за небольшими партами.
Передо мной встаём, товарищ Родин. Раздеваемся, сказал терапевт. Гавриил Иннокентьевич Лам так его зовут, если верить табличке на входе.
Всем добрый день, сказал я, и, сделав небольшой поклон девушкам, стал снимать с себя футболку и штаны, оставаясь в одних трусах. Чувствовалось, что девушки осматривают меня пристально. За тот период, что нахожусь в этом времени, всё-таки подкачался немного, пару кубиков прорисовалось на прессе. Эх, вот ту смугленькую с карими глазами бы сейчас, да
Родин, не отвлекайся, одёрнул меня Лам, заметив, что я не свожу глаз с девушки. Чего остановился? Трусы тоже снимай и руки по швам.
Вот так Гавриил Иннокентьевич! Конечно, так и у меня давление вверх попрёт. Главное расслабиться и не думать тем самым местом. А как тут не думать, если кареглазая пару пуговиц расстегнула на халатике! Ладно, что не сделаешь ради дороги в небо! Трусы стянул вниз.
Очень хорошо, сказал Лам, посмотрев через большие очки на меня. Что там у него?
А, разрешите начал говорить я, но терапевт осадил меня.
Боком поворачиваемся, Родин. Левым боком ко мне. Руки по швам, сказал он и подошел ко мне с тонометром. Что там у него?
Девушки по очереди вставали и сообщали мои данные. Вес, рост, показатели зрения, результаты анализов, обследования в барокамере и так далее. Всё было в норме. Кроме моего стоя состояния. Держать себя в руках получалось, а вот «его» не очень.
Хорошо. Что скажете, Родин? Летать хотите? спросил Лам, снимая с моей руки манжету.
Вы даже себе не представляете как! воскликнул я и вместе с девчатами мы закатились со смеху. Лам тоже заулыбался. В своих документах я обнаружил желанную запись «Годен к лётному обучению».
Мои новые товарищи прошли тоже. Даже наш «старший» суперефрейтор оказался годен. Что ж, молодец!
Лёша Баля зовут этого паренька, отслужившего один год в войсках. Фамилия, похоже, не склоняется. Предки, видать, французы были. И картавит ещё слегка. Сам он был родом из Краснодарского края и выделялся разве что скверным характером. Высокое самомнение, нарциссизм и походка а-ля «очень широкие плечи». Сам он уверял всех, что с его связями он уже поступил, за него договорились, и он не переживает. А вот за нашего нового товарища, Виталю Казанова, мы переживали. Сегодняшним вечером ефрейтор Лёша был дежурным по роте и очень часто обращал внимание на нашего товарища.
Ээ, енот! Я тебе сказал подойти! крикнул Баля Виталику, когда он брился перед отбоем.
Ну ну подойду.
Не беси меня, лупатый! Живее, псы. После вас ещё убираться будут полночи.
Я дождался, пока Баля вышел и подошёл к Витале. Попробовал узнать, в чём проблема, поскольку каждый вечер заканчивался подобными криками в его сторону. Однако Казанов не открылся мне.
После отбоя мне не спалось. И ведь можно забить на Виталика, на все эти притеснения пухляша. Меня-то не трогают! Поступление в самом разгаре, а я не о том думаю совершенно. Может, там и, правда, нет ничего плохого. Ну, может, деньги вымогают, так пойти сдать их тихонько Невадневу, и всё.
Майор, как по мне, так командир опытный. Знает, как спокойно решить это дело. Только я не стукач! Ладно, пока Неваднев в расположении роты, ничего не произойдёт.
И в этот самый момент дверь канцелярии роты скрипнула. Майор, надев фуражку и опечатав помещение, пошёл в сторону выхода. Через несколько секунд звякнул засов, и он вышел за дверь.
Толстый, подъëм! В умывальник, живее! сказал Баля, подойдя к кровати Виталика и ударив по ней с ноги.
Когда ефрейтор потянул за собой Казанова, вместе с ним следовали ещё двое. Похоже, что сейчас Виталику собираются сделать «тëмную». Эх, офицер я или нет!
Вскочил в тапки, со свободной кровати схватил подушку и медленно побрёл в умывальник. Там уже слышались шлепки и угрозы. С Виталика требовали какие-то деньги. И за что?
Добрый вечер! Я диспетчер, сказал я, войдя в санузел и закрыв за собой дверь.
Вышел и закрыл дверь с той стороны! рыкнул на меня Баля. С ним рядом был долговязый сержант Бирсов из ВДВ и какой-то коротышка.
Громкость твоей речи не придаёт смысла и весу словам. Как ты нёс чушь, так и продолжаешь, сказал я, закрывая дверь плотнее.
Спортсмен, что ли? Сейчас мы тебя потренируем, сказал Баля, отпустив Виталика.
Давай-ка ребята! Толстый подождёт, сказал Бирсов.
Глава 11
Полы в умывальнике скользкие, да и места мало. Сильно не сманеврировать. Надо использовать самоуверенность этих ребят в своих целях.
Ближе всех был Баля. Я бросил подушку ему в руки и от всей души вложился в удар в район солнечного сплетения. Ефрейтора скрутило, но у него был подельник.
Бирсов приложился с ноги, но я успел заблокировать. От этого удара меня отбросило к стене. Десантник увлёкся и пробил прямым в стену, не успев за моим уклонением. Не знаю, что прозвучало громче крик от боли или треск его кости. Схватившись за руку, он опустился на колено. Как это ни странно, но не моя вина, что сержант такой косой. И что ему стена сделала?
Коротышка наблюдал за этим со стороны.
Продолжать не хочешь? спросил я, и паренëк выскочил из умывальника.
Я тебе это приппомню, Родин, несвязно пробубнил Баля. Завтра же домой поедешь. Людей своих напрягу!
Не перенапрягись, сказал я, похлопав ефрейтора по затылку. А ты, Бирсов, в санчасть лучше иди. Всё равно с переломом не поступишь. Сам виноват.
Я махнул Виталику, что пора нам ретироваться методом исчезновения. Вырвав у Баля подушку, мы покинули санузел.
Денег хотели? спросил я, укладываясь на кровать.
И их тоже. Спасибо, Серёга. Век не забуду, поблагодарил меня Виталя и направился к своей койке.
Серый, чë случилось? проснулся Макс, вскакивая с кровати. Кто-то нарывается?
Приснилось тебе. Спать давай, усмехнулся я, переворачиваясь на бок. М-да, поздравляю, Серёга, ещё одного «друга» ты себе получил в лице Лёши Баля.