Говорящие куклы - Елена Андреевна Кочешкова 2 стр.



Я нашла в себе мужество вымыть в кабинете пол и протереть пыль. На окно меня не хватило.

Идеально пустой дедушкин стол, как и прежде, венчала печатная машинка. Я сняла с нее чехол и провела пальцем по круглым белым клавишам с черными буквами. Невозможно красивый инструмент. И совершенно бессмысленный.

Как кукла без ног.

Я усадила Шена на верхний ряд клавиш, точно на ступеньку лестницы и отчетливо поняла, что здесь ему будет лучше всего.


Так мы дожили до пятницы.


Когда наступил вечер, который я обещала Шену, у меня почему-то почти не осталось сомнений, что на сей раз у него действительно получится. Я не знала как. И не пыталась предположить. Просто доверилась судьбе. Той самой, насмешливой бесстыднице, которая превратила меня в замкнутую снулую рыбу. Той самой, которая привела ко мне этого иноземного калеку с его слишком живыми для куклы глазами.

Отправляясь спать, я оставила дверь в библиотеку приоткрытой. И дверь в свою спальню тоже. Комнаты разделял только узкий коридор, и со своей кровати при желании я могла увидеть край стола и завиток черных волос, ниспадающих на нижний ряд клавиш печатной машинки.

А сон не шел.

Я смотрела, как тени от ветвей дерева за окном сплетают причудливые узоры на потолке. Думала о том, что уже совсем скоро потеплеет и можно будет чаще выбираться из дома. Гулять по улицам, радуясь весеннему теплому солнцу. Заходить в любимые парки и скверы

Весна и осень для меня самое счастливое время, потому что жару и холод я не выношу.

Мысли о грядущих хороших днях, вопреки логике, унесли меня не в будущее, а в прошлое: я снова вспомнила деда и наши прогулки по городу. Родители никогда не снисходили до таких глупостей, они предпочитали видеть меня за уроками или знать, что я полезно провожу время где-нибудь на танцах и в студии рисования. Глупые, они всерьез верили, будто для наследницы это лучше, чем общение с ними. Неудивительно, что в какой-то момент я и в самом деле перестала нуждаться в их любви. Когда они получили долгожданную трехкомнатную в спальном районе и с облегчением покинули центр, я не нашла внутри себя ни одной причины, зачем мне нужно переезжать вместе с ними. К тому моменту бабушка уже три года как почила, а дед совсем окопался в своем кабинете. После выселения родителей квартира почти целиком осталась в моем распоряжении. Это было странно. Непривычно. И хорошо. Мы с дедом быстро сошлись во мнении, что покупные пельмени и докторская колбаса экономят массу времени, которое можно с пользой потратить на чтение или творческую работу.

Я заканчивала второй курс дизайнерского отделения. С трудом представляла себе, как буду зарабатывать на хлеб этой странной профессией, которую выбрала, повинуясь воле случая. Рисовать на уроках ИЗО меня так и не научили, скорее уж отбили то небольшое желание, которое имелось в раннем детстве. Но, как это ни странно, возиться с цифровой графикой мне понравилось. И оказалось, что у меня даже есть определенный талант в данной сфере.

И работа нашлась, едва только я приложила к этому минимальные усилия. А самое замечательное, что я смогла убедить шефа взять меня на удаленку. Сослалась на тысячи несуществующих причин и выиграла бесценную возможность оставаться дома. В своей уютной пыльной норке.

В своей прекрасной ограниченной неизменности.


В какой-то момент я поймала себя на том, что уже не вижу узоры на потолке, а скорее ощущаю их кожей. И улыбнулась.

Мне всегда нравилась эта тонкая грань между сном и явью.

А потом узоры исчезли.

И я тоже.

2.

Черная гладь воды в пруду неподвижна, как зеркало. Я смотрю в нее и пытаюсь представить, каким будет мое лицо через много лет. Я делаю это всякий раз, когда мир начинает давить слишком сильно. Иногда мне удается застать слабое дуновение ветерка, и тогда по воде бежит быстрая рябь, искажая мои черты, словно украшая их морщинами. Но эта иллюзия всегда заканчивается слишком быстро.

 Шен! Шен-Ри! Где ты?

Я беззвучно скольжу за высокую колонну из гладкого зеленого камня и замираю, опустив веки.

Я Шен-Ри. Мне четыре года. Через неделю уже пять.

В пять лет пятого сына отдают Великой Богине. Это большая честь. Это бесценный дар.

Это мое проклятье и судьба, которую нельзя изменить.

Вскоре голос служанки отдаляется.

В нашем саду есть сотни укромных уголков, где никто и никогда не найдет меня, если я захочу.


Рано утром, когда солнце еще не палит, а нежно целует все живое, я видел целый рой золотистых бабочек. Это хорошая примета. Так говорит старая Куна. А она знает толк в приметах.

Может быть, мне повезет, и я стану танцором.


Белые глаза настоятеля холодны, как мрамор. Он смотрит на меня, не мигая. А потом, когда я опускаю взгляд, произносит презрительно:

 Золотая кровь.

И я понимаю, что не понравился ему.

Золотая кровь так у нас называют знать. Мой род очень древний.

 Подойди ближе, дитя,  он властно манит меня рукой, и я иду, не смея поднять свой взор.  У тебя красивые волосы. Верно, их никогда не стригли Сухие твердые пальцы проводят по моей голове, один из них поднимает мой подбородок, вынуждая оторвать взгляд от пола.  Тебе объяснили, почему ты здесь?  В ответ я могу лишь согласно опустить веки.  Хорошо. Значит, ты знаешь, что избран. Теперь твой дом в Храме. И его обитатели твоя семья. Запомни это. Запомни на всю жизнь. Завтра ты принесешь обет верности Великой Богине. Это больно. Будь готов испытать то, чего никогда не знало твое изнеженное тело.  Наверное, в моих глазах настоятель увидел страх, потому что костлявая рука отпускает меня и голос его становится мягче:  Таков обычай, дитя. Только боль научит тебя тому, что ты должен знать о своей судьбе. Примешь эту судьбу с чистым сердцем и боль никогда не коснется тебя впредь. Посмеешь предать завтрашнее испытание покажется тебе невинной игрой.

Из покоев настоятеля я выхожу на деревянных ногах.

Мое сердце полно горечи: я так и не узнал, что именно ждет меня в обители Великой Богини.


Ветер

Откуда ветер в моей спальне?

Я открываю глаза и вижу себя на широком каменном ложе. Это Башня Духов.

Бьют барабаны. По углам башни мечутся тени от масляных ламп.

Я не знаю, как оказался здесь, но понимаю, что час настал скоро я умру для мира людей.

Когда один из слуг Богини прижимает раскаленный металл к моей стопе, я кричу. И сквозь боль ощущаю неземное счастье боги услышали меня. Я не буду мыть полы в храме или собирать милостыню на улице.

Клеймо Летящего Журавля на пятке символ танцора.

3.

Ветер Откуда в моей спальне ветер?

Я глубоко вдохнула и выдохнула медленно, как никогда в жизни.

Я Яся. Мне тридцать два года. Я живу одна в старой пыльной квартире. И с недавних пор у меня появился новый друг? Или повод обратиться к психиатру? Или ключ к удивительной сказке?

Я открыла глаза и

Поняла, что все только начинается.


Напротив меня, улыбаясь, сидел Шен-Ри.

Живой. Настоящий.

Во плоти он казался еще более необычным: такой стройный, что почти худой, светлокожий и удивительно безмятежный. Шен устроился на пушистом ковре из лесного мха, подогнув под себя ноги так, чтобы не было видно их увечья. В густых волосах, спадающих на совершенно нагое тело, запутались мелкие листья.

Густые кроны деревьев укрывали нас, как шатер. Сквозь кружево листьев на землю падали лучи солнца. Я открыла рот, собираясь спросить, где это мы, почему мой странный дружок снова раздет и что вообще происходит, но лишь сглотнула и захлопнула его снова. Мир вокруг был слишком прекрасен, чтобы говорить.

И, в конце концов, какая разница, где Шен потерял свои дурацкие китайские тряпки? Волос ему вполне хватало, чтобы прикрыть наготу.

Я зажмурилась, наслаждаясь лесом и его звуками: звонким щебетом птиц, нежным говором ручья и шелестом ветра в листве. Еще раз вдохнула полной грудью в жизни мои легкие не знали такого воздуха Словно его можно пить. И Шен в образе настоящего человека даже не казался здесь особенным чудом. Как будто так и должно быть. Впрочем именно этого я и ждала целую неделю, урывками видя его в своих снах.

Осторожно, словно боясь обжечься, Шен-Ри протянул мне руку.

 Ведь здесь уже не страшно, правда, Яра?  его голос оказался мелодичным, под стать птичьему хору. И то, что он вот так необычно, по-новому произнес мое имя, мне внезапно очень понравилось. Еще никто меня так не звал.

 Нет Я позволила Шену прикоснуться к своему плечу. Лишь на миг. А потом все же отпрянула мне трудно даются такие формы общения.

 Я рад,  он склонил голову набок и опустил ресницы. Звучная лесная тишина без труда заполнила паузу. Шен, как и я, не спешил говорить. Только спустя несколько минут, когда мне окончательно удалось осознать, что я нахожусь вовсе не в своей спальне, он снова нарушил молчание:  Я хотел бы принести свои извинения. В моих мыслях не было и тени злого умысла. Я не хотел пугать вас или причинить иной вред

И тут, к своему стыду, я не выдержала и захихикала. Он был такой забавный в этом патетическом представлении. Ну натурально актер на сцене.

 Шен Да все в порядке! Забудь про это. Лучше давай уже, рассказывай все! А то из твоих видений я мало что поняла,  увидев его растерянность, я добавила:  Ну, не будь таким серьезным! Это ведь просто сон, правда же? И вообще, говори мне «ты», пожалуйста, а то я себя старухой ощущаю.

Он вздохнул. Снова робко улыбнулся.

 Да Извини. Мне никак не удается привыкнуть к простоте ваших обычаев.

Можно подумать.

 Ничего,  успокоила я его,  думаю, это не страшно. У нас и правда все просто.

 Да,  согласился он,  в моем мире намного сложнее

Это точно. Вспомнив образ настоятеля и других людей, мелькавших в видениях Шена, я поняла, что он прав. Впрочем, какая разница. Важно ведь совсем другое.

 Значит, ты правда из другого мира?

 Да. Конечно красивым жестом он убрал прядь волос за ухо и посмотрел наверх, туда, где в просветах листьев виднелось синее небо.

 И мы сейчас там?

 Нет Я придумал это место. Оно существует только в моем уме. И в твоем. А мой мир я не могу туда вернуться. Мое тело давно разрушено, а дух заточен в игрушке,  взгляд Шена стал хрустальным, далеким.  Но хватит лишних слов. Время неумолимо, не будем тратить его понапрасну. Ты правда хочешь узнать мою историю, Яра?

Я кивнула.

 Тогда слушай.

История Шен-Ри Тэ

Род Тэ один из самых древних и почитаемых. Если верить преданиям, он восходит своими корнями к самим богам. Доказать это, конечно, невозможно, но все же среди знатных людей Тары считается большой удачей породниться с родом Тэ.

Неудивительно, что дочери рода с особым тщанием выбирают своих мужей они могут себе это позволить. Даже самая дальняя родственница основной ветви стоит большого выкупа, а потому бедняков в роду Тэ не было никогда.

А вот завистников на стороне хватало. И если в роду случалась беда, всю вину складывали на дурной глаз соседей или недругов.

Когда у госпожи Ааны родился пятый по счету мальчик, никто даже и не усомнился, что это происки врагов. Ясное дело: хочешь наказать знатных людей унизь их ребенка. А что может быть хуже повинности всю жизнь служить в храме?

Госпожа Аана была женщиной умной и дальновидной. После того как семь лет назад у нее родился четвертый сын, она сразу пошла к ведьме, и та наложила на чрево госпожи Ааны сильнейший запрет на детей мужского пола. Ибо Аана Тэ даже в дурном сне не могла себе представить, что ее наследник окажется слугой в храме Великой Богини. И два раза после этого она благополучно рожала девочек.

Но потом на свет вылез совершенно неожиданный мальчик. Шен-Ри. Неизбывный источник печали для всей семьи.

В первый день шокированная таким поворотом дел мать даже не хотела брать его на руки. И видеть не хотела. А зачем? Все равно через пять лет этого ребенка отберет у нее храм Великой богини, и маленький наследник рода Тэ, богатейшего и достойнейшего рода, станет мести полы и мыть чужие ноги. Сказать по правде, госпожа Аана всерьез помышляла о том, чтобы уморить младенца голодом и сделать вид, будто он и не рождался никогда. Это всяко лучше, чем быть матерью того, чей статус почти равен рабскому.

К счастью для новорожденного, на другой день после родов госпожа Аана поняла, что ее грудь нестерпимо болит от внезапно наполнившего ее молока. В прежние разы с ней такого никогда не случалось, и потому, будучи женщиной суеверной, она почла за лучшее не гневить богов и накормить младенца. Тем не менее сердце свое она пятому сыну отдавать не стала. А спустя несколько дней, к великому ее облегчению, Старшая Тэ наняла для Шена кормилицу. На этом общение Ааны с нежданным мальчиком и закончилось.

Шен-Ри жил и рос в доме на обособицу. С самых малых лет он понял, что занимает в иерархии семьи иное место, чем его братья и сестры. Никто его не обижал, не лишал обычных детских радостей, но и ласки настоящей Шен никогда не знал. Мать была с ним холодна, как чужая женщина, а отец лишь изредка когда ни жены, ни слуг не оказывалось рядом позволял себе скупое внимание к наследнику. Обычно это выражалось в том, что Гину Тэ сгребал сына в охапку и грубо ерошил ему волосы или хлопал по плечу тяжелой ладонью.

В роду Тэ мужчины всегда имели мало власти.

Когда пришло время отправлять Шена в храм, слуги запрягли самую неказистую повозку. Из одежды на пятом сыне были только рубаха со штанами из простой некрашеной ткани: Старшая Тэ здраво рассудила, что слуги Богини все равно сожгут всю его мирскую одежду, так зачем добру пропадать. И с пафосом ехать в храм тоже глупо ни к чему семье Тэ лишние пересуды на тему их несчастья. Без того позора хватает.

Едва только правнук покинул родные стены, Старшая велела собрать все его вещи до единой и отвезти их в Дом усопших, как это и положено делать, если кто-то умирает в семье и его имущество больше никому не понадобится.

Была и еще одна посылка, которую она тайком передала в храм Великой Богини. Что лежало в том свертке никому доподлинно неизвестно, но слуги поговаривали, будто пах он заморскими пряностями, которые стоят в Таре баснословных денег.

Может быть, Шену помог тот сверток, а может, и слепая удача, но в день принесения обета он получил самую лучшую судьбу, на какую только мог рассчитывать в стенах храма. Настоятель решил, что мальчик станет танцором.


Храмовый театр особый мир. На первый взгляд он является частью храма, но если уж говорить по правде, то даже сам настоятель старается лишний раз не лезть в театральные дела.

Шен-Ри не сразу понял, куда попал, а когда осознал окончательно, то не смог однозначно решить, повезло ему все же или наоборот. Во-первых, оказалось, что актеров на мужские роли в театре и так хватает, а значит, из него будут старательно лепить тамэ артиста, изображающего женщин. Во-вторых, нет никаких гарантий, что обучение принесет должные плоды и Шен-Ри Тэ окажется на сцене. А в-третьих, хоть театр и выглядит чем-то почти отдельным от храма, Правила покорности для актеров не отменяются. То есть попытка убежать расценивается как коварное предательство Великой Богини и карается весьма сурово. Лучше даже не знать, насколько.


Шен довольно быстро привык к новым правилам жизни: к ранним подъемам в шесть утра, к простой храмовой пище и к тому, что в спальных покоях кроме него живет еще целый десяток других мальчиков. Это было не очень приятно, но ведь он все равно ничего не мог изменить. Оставалось только принять, как учила его старая Куна.

Значительно труднее оказалось смириться с тем, что теперь Шен-Ри слуга. Пусть и будущий танцор. У него больше не было ни личного времени, ни своего пространства.

Впрочем, даже это меркло рядом с необходимостью учиться женским повадкам. Вот где действительно выпало испытание

Прежде Шен никогда не задумывался, каково это быть мужчиной. Но когда театральный наставник, мастер Хо, начал свои уроки, наследник династии Тэ в полной мере осознал, что родился именно мальчиком. Ему плохо давались женские жесты и совсем не нравилось носить наряды, скроенные для девочек.

Назад Дальше