Пётр Алёшкин
Я террорист
Я ТЕРРОРИСТ
Рассказ омоновца
Хочешь заработать четыреста тысяч долларов? спросил у меня старший лейтенант Никитин, спросил, как всегда, весело, иронично, грустным я его никогда не видел.
После штурма Белого дома он получил еще одну звездочку на погоны, а я широкую лычку, стал сержантом и командиром отделения ОМОН. Оба мы получили по ордену «За личное мужество».
Назови мне того, кто не хочет? тем же тоном спросил я вместо ответа.
Учти, в случае провала либо смерть, либо много лет за решеткой, улыбался Никитин, но по глазам его я понял, что он не шутит, что действительно можно заработать такую бешеную сумму. Я быстро перевел ее в уме в наши деревянные и получил хорошую сумму аж полмиллиарда. Вот так куш!
У нас работа такая, ай забыл, все тем же ерниченским тоном сказал я. Каждая операция со смертельным риском и всего за двести пятьдесят баксов в месяц.
Значит, готов? уже серьезно спросил старлей.
Созрел, быстро, без колебаний, ответил я.
Я согласился, хотя сразу понял, что дело будет связано с преступлением, но согласился не только потому, что сумма была огромной для меня и на много лет вперед решала все мои проблемы, давала возможность осуществить все мечты, просто круто меняла весь мой образ жизни, а в основном потому, что безгранично верил Никитину, хорошо знал по опыту, что хоть и рисковый он парень, но собственная голова дороже ему всего на свете и совать ее в петлю он не будет не только за четыреста тысяч баксов, но и за четыреста миллионов. Значит, у него все продумано, есть план почти беспроигрышный. Несколько процентов на проигрыш, на случайности всегда надо оставлять.
В этот же день Никитин рассказал мне и Сучкову об операции, которую он назвал «Набат», рассказал в общих чертах. Мы, втроем, захватим в заложники школьников в Ростове, потребуем в качестве выкупа за них десять миллионов долларов и вертолет для перелета в Иран.
Ого! воскликнул Сучков, рыжий рослый омоновец, туповатый амбал, услышав о десяти миллионах. А почему нам только по четыреста тысяч? Остальные кому?
Остальные не нам, отрезал Никитин.
Я понял, что организатор операции не Никитин. Задумал ее не он. Старлей такой же исполнитель, как и мы. Это усложняло дело. Деньги большие. Я знал, что из-за больших денег организаторы, чтобы замести следы, часто освобождаются от исполнителей. Надо решаться! Можно сейчас сказать нет, тогда Никитин все превратит в шутку, скажет, что проверял нас на вшивость. Но доверять больше не будет никогда. Ах, была не была! Игра стоит свеч. Никитин рискует, а почему мне не рискнуть. Я спросил о другом:
Мы действительно в Иран полетим?
Что мы там не видели?
Ясно.
В Ростов мы прилетели утром. Как и в Москве там было слякотно, пасмурно. Вместо неба грязновато-серый туман. И настроение у меня было подстать погоде, томился: зря клюнул на этого червяка! Но старался держаться бодро, чтобы старлей и Сучков не поняли моего состояния, подхохатывал Никитину, когда он рассказывал анекдоты. Я не понимал его бесшабашного веселья перед таким серьезным делом. А Сучков был, как всегда собран и непроницаем. Одеты мы были в ширпотребовские невзрачные куртки, лыжные шапочки. В больших спортивных сумках автоматы, рожки с патронами, пустые рюкзаки, а в одной кирпичи, завернутые так, чтобы их можно было принять за динамит, и настоящий взрыватель. Мы договорились при заложниках называть друг друга по выдуманным кличкам: Никитина Шеф, меня Хмырь, а Сучкова Амбал. Никитин должен был вести переговоры, а наше дело молча и быстро исполнять его приказы. Мы сели в рейсовый автобус, чтобы таксист не мог потом быть свидетелем. Куда ехали знал только Никитин. Молчали в автобусе, делали скучающий вид, друг на друга не смотрели. Выскочили на улицу на остановке. Огляделись. Район был рабочий. На другой стороне улицы бетонный забор, поверх которого видны желтые крыши Икарусов и ПАЗиков. Похоже, автобусный парк. Неподалеку за голыми ветвями деревьев видны были распахнутые ворота, а чуть подальше двухэтажное кирпичное здание, возле которого на площадке стояло три «Жигуленка» и автобус Икарус. У входа в здание топтались два мужика, о чем-то разговаривали.
Мы перешли улицу и по мокрому тротуару потихоньку двинулись к воротам. Метрах в ста от них Никитин поставил свою сумку на газон под дерево, бросил нам:
Ждите. Как подъеду маски на лицо и в автобус!
Он неторопливо зашагал дальше. Мужики, стоявшие у входа, пошли ему навстречу к Икарусу. Один зашел со стороны кабины водителя, открыл дверь и полез внутрь. Мы слышали, как зашипели, громыхнули, открываясь двери. Второй мужик исчез в салоне. Никитин остановился напротив ворот, не доходя до автобуса, нагнулся и нача л отряхивать брюки. Бил ладонями по штанинам долго, тер ткань в руках. Отряхнул, отошел с тротуара к створкам ворот и начал закуривать. Икарус рыкнул, окатил черным дымом стоявший рядом серый от грязи «Жигуленок» и тронулся, стал удаляться.
Улицу безлюдной назвать было нельзя. Шелестели, шипели шинами по мокрому асфальту машины. На автобусной остановке, где мы только что вышли, толпилось человек шесть. Да и на тротуарах с обеих сторон там и сям маячили люди. С одной стороны улицы, где мы стояли под деревом, забор, с другой серые пятиэтажки с такими же серыми, голыми и тревожными деревьями рядом. Голосов не слышно: молча стоят на остановке, терпеливо ждут, молча идут мимо нас, не обращая внимания. Скользнут взглядом и дальше. У каждого свои дела, свои заботы.
Из ворот выкатился, покачиваясь, новый серо-синий ПАЗик. Никитин метнулся к нему, застучал по двери. Слышно было, как он крикнул:
Эй, погоди! Открой на секундочку!
ПАЗик приостановился, скрипнул дверями. Никитин нырнул в салон. Я заволновался. Никак не мог смотреть на нашу затею, как на игру. Мы замерли. Автобус, казалось, стоял вечность. Наконец, двери скрипнули снова, закрылись, и автобус тревожно и осторожно покатился, развернулся. Мы опустили головы, чтобы лица не было видно, и когда он поравнялся с нами, остановился, разом натянули, раскатали лыжные шапочки на лица так, что видны были только глаза в прорези, подхватили сумки, кинули в автобус и запрыгнули сами. Никитин в такой же маске сидел в кресле кондуктора напротив водителя и держал в одной руке пистолет, а другой прикрывал его ладонью, чтобы с улицы не было видно. Вид у водителя, кучерявого парня в темно-зеленом свитере, испуганный.
Вперед! кинул шепеляво, проглотив букву «р», Никитин водителю. Во рту он держал две конфеты карамельки, чтобы изменить голос. Давай знакомиться! Долго путешествовать вместе. Как зовут тебя?
Вася, нервно и хрипло ответил водитель.
Хорошо, Вася, а меня зови просто Шеф. Договорились? И успокойся, шалить не будешь, мы тебя не тронем. Попробуешь бросить нас, извини, прихлопнем. Крути себе баранку спокойно и крути! Ни о чем не беспокойся, все будет хорошо Сейчас на светофоре налево Так, теперь во двор, ага, сюда, видишь школу? Подгоняй автобус прямо ко входу Автоматы! глянул он на нас.
Мы расстегнули сумки, достали автоматы. Сучков кинул один Никитину.
Амбал, стереги Васю. Рыпнется удирать, стреляй. Я автобус водить умею! Хмырь, за мной!
Мы выскочили из остановившегося автобуса прямо на ступени ко входу и влетели в коридор.
Вы куда? крикнула нам старушка в черном халате. Вероятно, уборщица или гардеробщица. Кроме нее в коридоре первого этажа никого не было. Тихо. Шел урок. Туда! крикнул, указал Никитин вверх на второй этаж и побежал по лестнице.
На втором этаже мы кинулись к ближайшей двери, распахнули, влетели в помещение, остановились у доски. Мы попали в восьмой класс. За столом у окна напротив двери сидела учительница лет тридцати, довольно миловидная, с остреньким носиком и тонкими черными бровями. Реденькая челка.
Здравствуйте, дети! рявкнул Никитин сквозь маску, держа автомат на плече стволом вверх. Вы заложники! Сидите тихо! Сейчас
Всякой реакции ожидал я от учеников, только не такой. Они не дали договорить Никитину, заорали вдруг весело: Ура-а! радостно завизжали, задвигали стульями, некоторые вскочили, некоторые стали бить учебниками по партам. И почему-то большинство из них кричало: Николай Иваныч! Николай Иваныч! Учительница растерялась, смотрела то на нас, то на орущих детей.
Тихо! рявкнул Никитин, но в шуме его не было слышно. Тогда он шарахнул очередью из автомата по потолку. Посыпалась пыль, зазвякали, зазвенели по полу гильзы. Учительница вскочила, а ребята ошарашенные, испуганные, затихли мгновенно и стали опускаться на свои места, вжиматься в стулья.
Не бойтесь! спокойно заговорил Никитин. Сейчас мы немного покатаемся на автобусе. Потом пойдете домой Как вас зовут? обернулся он к учительнице.
Любовь Васильевна пролепетала растерянная учительница, остренький носик ее стал пунцовым, а зеленые глаза побелели.
Любовь Васильевна, быстро с ребятами вниз вслед за ним, указал он на меня, к автобусу. Быстро! И кивнул мне: Вперед!
Я шагнул в коридор, а Никитин подтолкнул ко мне оцепеневшую учительницу:
Быстро, быстро! И начал поднимать ребят с первых парт и отправлять ко мне в коридор.
Когда я вышел туда, двери некоторых классов были открыты, выглядывали учителя, пытались узнать, что случилось, что за выстрелы?
Назад! крикнул я и выстрелил в потолок.
Двери тут же захлопнулись.
Вслед за перепуганными детьми выскочил Никитин, скомандовал:
В автобус!
Мы испуганной стайкой затопали вразнобой по лестнице вниз. Старуха, то ли уборщица, то ли гардеробщица, смотрела на нас молча, разинув рот. Стояла столбом, не шевелилась. Ей, видно, казалось: шевельнись она, мы ее тут же ухлопаем.
Ну вот, теперь видишь куда? сказал ей громко Никитин.
«Бля, не может без шуток! Дай поерничать!» подумал я с раздражением. Я был напряжен, взвинчен. А ему шуточки!
Дети, куртки в охапку и в автобус! крикнул Никитин. На улице холодно!
Пока ребята и учительница искали, снимали с вешалок свои курточки, одевались, застывшая старуха не шевелилась, как обмерла.
Никитин первым выскочил на улицу и указал учительнице на распахнутые двери автобуса:
Любовь Васильна, карета подана. Прошу! Располагайтесь поудобнее. Давайте, давайте
Учительница первой влезла в автобус. Ребята, теснясь торопливо, вслед за ней. Никитин не успел войти внутрь, как из школы вылетел седой мужчина, бросился к нему. Он вопил на бегу:
Убейте меня! Убейте меня! Детей отпустите!
Никитин задержался на ступенях, шагнул навстречу учителю, ловко поймал его за шиворот, остановил, встряхнул, приговаривая:
Успокойся, успокойся! От тебя зависит жизнь детей Теперь слушай! Сейчас позвонишь в милицию и скажешь: террористы захватили детей и учительницу в заложники. У них автоматы и взрывчатка. Усек? Мы на автобусе отправляемся на военный аэродром. Если попытаются остановить, задержать, перестреляем детей. На аэродроме мы скажем, что нам надо и отпустим ребят. Запомнил? Никитин еще раз встряхнул учителя, отпустил, потом ласково похлопал по щеке и добавил: Пусть не шутят с нами. Нам терять нечего Иди звони! подтолкнул он старика по ступеням ко входу, шагнул в автобус и кинул водителю: Поехали!
Я видел, как старик споткнулся на ступенях, задержался рукой, чтоб не упасть, обернулся к нам, что-то крикнул. Автобус тронулся и удалялся от него. Никитин стоял у двери, оглядывал детей. Вместе с учительницей заложников было десять человек. Четыре мальчика и пять девочек. Никитин взял ребят только с первых парт. Растерянные школьники еще не понимали, что происходит. Одна девочка была особенно напугана, дрожала, дышала тяжело открытым ртом. Никитин достал из кармана карамельки, развернул, сунул две штуки себе в рот под маску, а одну протянул перепуганной девочке. Она оттолкнула его руку и заревела. Завсхлипывала и сидевшая рядом с ней.
Что с вами? огорченно спросил Никитин. Я не хотел вас обижать Берите, насильно всунул он им в руки по конфетке. Ну, дурочки Любовь Васильна, успокойте их. Пересядьте, вот сюда к окошку поближе к ним.
Оттого, что он держал конфеты во рту, голос его был не страшный. Ребята сжались на сиденьях, как воробьи на морозе. Учительница, все еще не пришедшая в себя, деревянными шагами, держась за спинки сидений, перешла к окну. Никитин всыпал ей в ладонь горсть карамелек. Несколько штук не уместилось в ее маленькой ладони, упало на пол.
Угости ребят и успокойся. Мы вас обижать не собираемся. От вас, Любовь Васильевна, от вашего спокойствия будет зависеть все, похлопал ее по руке Никитин, перешел к кабине и обратился к водителю: Вася, чувствуешь, жизнь этих детей в твоих руках. Будь умницей, кати и кати потихоньку, на гаишников внимания не обращай! С ними мы разберемся Никитин деловито оглядел салон, скомандовал нам: Амбал, присядь к взрывчатке! Чуть что, взрывай!.. Хмырь, не торчи, присядь сзади, чтоб голову не видно было, и контролируй!
Я заметил, что кое-кто из ребят среагировали на клички Амбал и Хмырь, воровато оглянулись и снова опустили головы. Вид у них был такой, словно они не выучили урок и теперь боялись как бы их не вызвали отвечать. Учительница что-то шептала испуганной девочке, которая плакать перестала, но по-прежнему дрожала и не поднимала голову.
Сучков присел на корточки перед сумкой с кирпичами и взрывателем, расстегнул ее и устроился прямо на полу между сиденьями, положил автомат на колени. Я сел на ступени у задней двери, а Никитин, наоборот, у передней.
Вась, дорогу на военный аэродром знаешь? спросил он. Кати туда!
Меня раздражало, что даже сейчас Никитин молчать не мог, а потом я понял: говорил он без умолку, чтобы снять напряжение, успокоить ребят. Если будем молчать, может случиться нервный срыв, истерика.
Понял и сам заговорил громко, впервые с начала операции. Конфету в рот сунуть не забыл.
Ребята, хотите загадку? Сроду не отгадаете!
Давай, Хмырь! поддержал Никитин.
Я видел, что ребята прислушиваются, приободряются, почувствовали, что ничего плохого с ними не делают и вроде бы не собираются.
Слушайте, начал я. К реке подошли два человека и увидели лодку. Но она оказалась одноместной. И все же они благополучно переправились и пошли дальше. Отгадайте, как они сумели переправиться?
Ребята молчали. Я думал, что они меня не слушали, не воспринимали. Но вдруг в тишине одна из девочек тихо произнесла.
Они с разных сторон к реке подошли. Один переплыл в одну сторону, а другой обратно.
Вот это да! захохотал Никитин. А я сижу, думаю, как же они ухитрились? Сроду бы не угадал Ну, ты молодец! Отличница, наверное?
Ребята зашевелились, оживились, стали смелее оглядывать нас.
Ну, чего молчишь, отличница? Как тебя зовут? спрашивал Никитин у девочки, разгадавшей загадку. Любовь Васильевна, как она учится?
Лида хорошо учится, ответила бесцветным голосом учительница. Она еще не пришла в себя. Носик ее по-прежнему был неестественно розовый.
И зовут тебя хорошо, говорил Никитин девочке. Знаешь, даже стихи есть про тебя: хорошая девочка Лида в нашем Ростове живет. Я с именем этим ложился, я с именем этим вставал «Хорошая девочка Лида!» на парте своей написал
Милиция За нами хрипло сказал водитель и прокашлялся. До этого он все время молчал.
Послышалась сирена. Я приподнялся, выглянул и заволновался сильней, крепче сжал в руке автомат. Нас догоняли две милицейские черные «Волги» с мигалками. Одна сходу обогнала нас, помаргивая фиолетовым фонарем на крыше, и пристроилась впереди. Другая осталась сзади. Не дай Бог, попытаются остановить, стрелять начнут! Что тогда? Тоскливо и тревожно было на душе. Но обе «Волги» не сбавляли хода. Никитин тоже выглядывал, следил за милицией. Убедился, что они не останавливают нас, а просто сопровождают, и произнес: