Думаю, атаковать решили, дуболомы! пробормотал Никитин и пошел к кабине: Садитесь, вон туда, на полосу!
Пилоты что-то ответили. Я не расслышал. Никитин сказал им резко:
Именно на взлетную полосу! Мне плевать, что она единственная!
Зависли, опустились на большие бетонные плиты взлетной полосы напротив аэропорта. Никитин сразу выскочил из вертолета. В открытую дверь потянуло свежим легким воздухом. Дети зашевелились, загалдели, разглядывая в иллюминаторы горы в белых снегах. А мне стало ужасно тревожно. Ясно было, что власти задумали какую-то пакость. Одна девочка подошла к учительнице и что-то озабоченно и растерянно шептала ей. Я догадался, о чем речь. Самого начинало прижимать. Здесь не самолет, туалета нет. Снаружи затрещал, захлопотал автомат Никитина. Я выглянул в дверь. Никитин стрелял вверх, звал на переговоры. Около аэропорта никого не было видно, вокруг нас чистое поле.
Шеф, девочке в туалет надо, сказал я негромко Никитину.
Он огляделся.
Вон за колесо. Я отвернусь.
Девочка, как тебя Иди вниз, за колесо. Любовь Васильевна, идите с девочками. Им веселей будет.
Мы с Никитиным помогли девочкам спуститься. Я сверху, он снизу. Никитин влез в кабину, предупредив Любовь Васильевну:
Только без сюрпризов!
Девочек не было долго. Показалась машина, катившая к нам от аэропорта. «Жигуль». Девочки и учительница, смущенные, раскрасневшиеся, взлетели по лестнице. Никитин быстро втаскивал их по одной внутрь.
Приехала та же самая женщина, которая вела переговоры с нами в Ростове. Никитин снова, едва она подошла, не дал ей слова сказать, заговорил первым, и опять жестко, даже грубо:
Я вижу: весь аэропорт спецназом набит! В бой рвутся?! Передайте: пусть дают отбой! Здесь не мальчики, а смертники! Детей мы не тронем, если не будет штурма! говорил все это Никитин быстро, не давал вставить слова женщине, потом он обернулся к учительнице. Любовь Васильевна, скажите, обидели мы хоть словом вас или ребят?
Нет, качнула головой учительница.
От вас, только от вас зависит их жизнь и свобода! вытянул руку, ткнул пальцем в сторону женщины Никитин. Где деньги? Где ужин?
Доллары собирают в коммерческих банках. Утром будут.
А ужин?
Сейчас будет Вы на взлетной полосе. Самолеты сесть не могут.
Быстренько поезжайте к этим генералам-дуболомам, пусть срочно отменят штурм. И мы освободим полосу. Быстро!
А как вы узнаете, что они отменили? пролепетала женщина.
Вы нам скажете! резко ответил Никитин. Не будете же вы уничтожать детей. Их жизнь, указал Никитин большим пальцем себе за плечо, на вашей совести. Обманете они погибнут. Вы же не зверь! Идите, если хотите, чтоб мы освободили полосу
Женщина ушла торопливо к машине. Вернулась к нам быстро, подбежала, запыхавшись. Машина, видимо, по требованию Никитина, всегда останавливалась поодаль.
Не будет штурма, выдохнула она.
Отлично! Садитесь, протянул ей руку Никитин.
Зачем? растерялась она.
Будем полосу освобождать Страшно?
Женщина оглянулась назад и решительно шагнула к лестнице. Никитин втянул ее внутрь и закрыл дверь. И сразу вертолет затрясся, загрохотал.
А вы храбрая! Из КГБ?
Нет. Я в Министерстве иностранных дел работаю.
В МИДе? То, что вы не из КГБ, по лицу видно. У тех баб глаза иные. Но при чем МИД?
Случайность.
Зовут вас как?
Инна Дмитриевна.
Вот, Инна Дмитриевна, смотрите сюда. Видите, большеватенькая сумка, в ней динамит, взрыватель. Стоит повернуть эту штучку, мгновение, и мы кто в раю ангелочком непорочным, кто в аду в котле. Нам-то все равно, мы, террористы, знали, на что идем, а дети при чем?.. Сами сказали: коммерческие банки баксы собирают. Что такое коммерческие банки? Жулье на жулье! Откуда они деньги берут, думаю, вам не надо объяснять. Пусть поделятся малость. «Лимончик» с того, «лимончик» с этого. Они и не заметят, завтра десятком компенсируют. Правительство-банки одна шайка-лейка! Никитин глянул в иллюминатор, крикнул в кабину. Вон на тот пятачок, возле сугроба садитесь! И опять повернулся к женщине. Инна Дмитриевна, а вы в Иране бывали?
Нет пока.
Полетели с нами.
Надо командировку брать.
Я вам и командировку и командировочные выпишу, засмеялся Никитин. Он не забывал подкладывать в рот конфеты.
Вертолет сел, выключил мотор. Слышно было, как винты со свистом рассекают воздух.
Инна Дмитриевна, передайте генералам, что здесь все спокойно, тихо, никого не тиранят, не насилуют. Все здоровы и ждут освобождения. Объясните им: их генеральские шутки не пройдут!.. И маленькая просьба конфеты нужны, карамельки. Побеспокойтесь, ладно? Не прощаюсь
Привезли ужин. Были и кефир, и «Марс» детям. Ели, смеялись: хорошо на дармовщину жрать. Только водитель был хмур, безучастен, молчалив. Пожилой пилот, его звали Виктором Ивановичем, оказался общительным, шутил с детьми, с учительницей. Никитин, хоть и продолжал болтать, но был настороже. Нас было трое, и мужчин трое. Никитин один ходил по салону, а мы с Сучковым держались в стороне, в хвосте вертолета. С нами была сумка с кирпичами и взрывателем.
Ночью дежурили по двое, один спал. Сменялись через два часа. Ночь прошла тихо. Попыток штурма не было. К утру пал холодный туман. В ста метрах ничего не видно.
Сразу вслед за завтраком привезли доллары. Я не ожидал, что десять миллионов это так много. В рублях это всего две пачки пятидесятитысячных бумажек. В одном кармане унести можно. А доллары привезли на электрокаре. Куча мешков! Никитин отогнал водителя от электрокары автоматной очередью, и раз пять ходил за мешками. Нес, кряхтел. Центнера два, не меньше. Как же мы их донесем? Куда же мы с ними денемся? Никитин вскрыл один мешок, вытащил несколько пачек зелененьких и выругался:
Дуболомы! Не могли сотнями собрать!
Купюры были разные. И сотни, и пятидесятки, и двадцатки, попадались даже десятидолларовые. Считали пачками и то часа два потратили. Боялись просчитаться. Нет, правильно привезли: десять миллионов до единого доллара. Мы набили ими рюкзаки, сумки. Вытерли потные лбы, выдохнули и отпустили девочек. Учительницу и ребят пока оставили. Нужно лететь дальше, в Махачкалу.
Заправили нас без проволочек, но взлетать вертолетчики отказались: в такую погоду не летают. Жизнь дорога. Туман днем рассеялся малость, но все же пелена была довольно плотная. Никитин вскипел, заставил взлететь.
Пилоты правы оказались. Началась такая болтанка, что непонятно было, почему вертолет не рассыпается, держится в воздухе. Земли не было видно, сплошное молоко. А вокруг горы. Вертолетчики матерились, орали на Никитина. Он сдался: давай назад!
Еще день и ночь торчали в Минводах. В вертолете, как в холодильнике. Мы выпустили ребят погреться возле вертолета, погонять консервную банку. Никитин ходил возле вертолета с автоматом, наблюдал за ними.
Вася, что ты, как сыч, сидишь. Вылезай к ребятам, погрейся!
Но водитель автобуса, кутался в свою курточку, молчал.
К вечеру мы отпустили учительницу. Она совсем озябла. С ней двух парней. Самых шустрых Бориса с Сашей Никитин оставил, сказал:
Без вас скучно будет.
Днем снова невозможно было взлететь. Никитин занервничал. Он стал материться. При учительнице и девочках сдерживался. Я тоже не находил себе места, был уверен, что авантюра наша непременно закончится за решеткой. Клял себя, что согласился. Клевал бы по зернышку и сыт был бы. Если бы не погода, мы уже бы давно скрылись. Черт побери! Сама природа от нас отвернулась! Вечером, когда стемнело, Никитин не выдержал, рявкнул на вертолетчиков:
Хорош канителиться! Летим в Махачкалу, там заправимся и сразу в Иран. Заводи!
Нельзя, погибнем!
И тур с ним! Туда и дорога! Заводи!.. Мальчики, выметайтесь! Спасибо вам! Дуйте в аэропорт Вась, полетели с нами в Иран. Есть шанс шахом стать, не упускай! Не хочешь? Ну тогда, гуд бай. Надумаешь, встретимся в Иране
Вылетели, когда стало совсем темно. Никитин стоял у кабины, командовал нервно:
Держитесь вдоль дороги! По этим огонькам. И ниже, ниже
Вмажемся в гору!
Держитесь вдоль дороги! твердил свое Никитин.
Летели мы совсем низко над землей. Когда пролетали над освещенными домами, совсем рядом видны были машины во дворах, люди. Вдруг кто-то шарахнул по вертолету из автомата. Никитин отскочил от кабины, приоткрыл дверь вертолета и заорал вниз:
Не стреляйте! Доллары бросаем! И крикнул мне, указывая на сумку с кирпичами: Давай деньги! Быстро!
Я понял его, подтащил к нему тяжеленную сумку с взрывателем и кирпичами. Никитин присел у двери, закрыл спиной сумку от вертолетчиков, стал вытаскивать из нее, завернутые в бумагу кирпичи и швырять вниз на освещенные дома. Освободил сумку и вернулся к кабине, выругался:
Суки! «Лимона» три выбросить пришлось!
Он снова стал следить за дорогой, командовать вертолетчиками.
Выключи маяк! приказал он грубо. Быстро!.. Выключай, выключай!
Я понял, что за вертолетом с земли все время наблюдали по сигналам маяка, установленного в кабине, и теперь нас должны потерять из виду. Ай да Никитин!
Видите огоньки, развилку? Сворачивайте левее. И ниже, ниже, вдоль дороги. Тут скал нет. Так, так, так Ага, вот! воскликнул он радостно. Вон туда! Видите, огонек вспыхивает. К нему! Быстрее
Огонек мигал беспрерывно, похоже, кто-то включал-выключал фонарик, светил вверх. Когда вертолет завис над ним, он погас.
Снижайтесь! Зависайте в метре от земли Ребята, сумки!
Мы с Сучковым подтаскивали сумки, рюкзаки, а Никитин сталкивал их вниз. Вертолет висел, дрожал, гремел оглушительно. Выкинули, выпрыгнули. Никитин, прежде чем спрыгнуть, крикнул вертолетчикам:
В Махачкалу!
На полянке никого не было. Но как только вертолет отлетел от нас метров на пятьдесят, из темноты из-за куста выскочил парень в камуфляжной куртке, вытряхнул что-то из рюкзака к нашим ногам и негромко скомандовал:
Быстрее переодевайтесь.
По голосу я узнал Васюкова, омоновца из моего взвода. Значит, вот кто нас ждал!
Мы срывали с себя маски, куртки, свитера, брюки. Холода не чувствовали.
Все в рюкзак, в рюкзак! шептал Никитин.
Через пять минут мы были в омоновской форме.
В машину! Взять только эту сумку, указал Никитин на самую маленькую, в которую, я помнил, мы складывали только пачки с сотенными купюрами.
А остальные? удивился я.
Остальные сумки, рюкзаки и мешок с одеждой, оставить здесь! Автоматы тоже! кинул быстро Никитин и спросил у Васюкова. Все в порядке?
Да.
Мы уселись в «Жигуль» и покатили вниз по извилистой дороге, подпрыгивая на камнях. Васюков указал на бардачок:
Командировки и удостоверения там!
Никитин достал и передал нам удостоверения омоновцев и командировки, объяснил, что мы командированы из Москвы для участия в операции по задержанию террористов угонщиков вертолета с заложниками.
Утром мы активно участвовали в блокаде Махачкалы, ловили террористов. Никитин, как всегда, был энергичен, быстр, деятелен, стремился лично задержать террористов. Командовал московскими омоновцами Лосев, бывший наш комбат. За участие в штурме Белого дома он стал генерал-майором, получил повышение.
Вскоре мы узнали, что все три террориста задержаны с оружием в руках. При них оказалось шесть с половиной миллионов долларов. Остальные, по их словам, они разбросали над Чечней, чтобы по ним не стреляли. Это подтвердили вертолетчики. Я слушал сообщение, разинув рот, а Никитин с обычной своей веселой ухмылкой на лице.
Доигрались, голубчики! сказал он громко и весело. Жаль, что не мне попались. Ох бы, и потешился я!
Никто не сомневался в том, что попадись они ему в руки, он бы действительно потешился.
В Москве я получил свои четыреста тысяч баксов. Передал их мне Никитин.
Послушай, кто же все-таки те, которые попались? спросил я.
Все-то тебе надо знать! Спи спокойно, засмеялся Никитин. Не спеши тратить, потерпи, кивнул он на баксы. Положи в банк, пусть растут.
Но позже, по некоторым его оговоркам, я стал догадываться, что операцию, скорее всего, разработал генерал-майор Лосев, наш бывший комбат. Он и назвал ее операция «Набат». Так она проходила по всем официальным документам. А ребята, которые попались в Махачкале, были крутыми парнями. Они, должно быть, согласились заменить нас в обмен на свои жизни. За ними, вероятно, числилось то, за что не милуют. А теперь они отсидят небольшой срок и выйдут, ведь мы никого не убили, даже не обидели, не унизили. Потребуют суда присяжных, а такой суд даже за тройное убийство полтора года дает, как было в Саратове и в Подмосковье. Телезрители, которые три дня следили за операцией «Набат», ублаготворены. Террористы пойманы, другим не повадно будет заложников брать. И деньги почти все вернулись в коммерческие банки.
Всем хорошо! Все довольны!
УБИЙСТВО ГЕНЕРАЛА РОХЛИНА
Рассказ омоновца
Нет-нет, убивать его нельзя! быстро проговорил шеф, тряхнув головой, и полные, чуть отвисшие щеки его затряслись, а затемненные очки сползли на нос. Каждый ребенок на нас укажет, все поймут, что по указке Хозяина поправил он очки. Если бы не случай в Калмыкии с Юдиной Вся страна на уши встанет, скажут, убивают несогласных Нет Надо думать, думать, глядел шеф сквозь очки на своего помощника Лосева. Хозяин считает, что опаснее этого генерала нет. Всех недовольных он к себе притягивает. Надо заставить замолчать его задолго до выборов Потом будет сложнее
Разве генерал в президенты метит. Это же смешно! осторожно вставил Лосев. Он неделю изучал жизнь знаменитого генерала, по несколько раз перечитывал, перелистывал три папки с выписками из досье генерала, размышлял, прикидывал, как можно убрать его. Вчера затребовал и получил дополнительные сведения о его семье, и у Лосева возник, утвердился в голове план. Но сейчас он не спешил высказать его своему шефу.
Нет, о президентстве он не думает. Не в этом дело Вся армия считает его единственным мужиком среди генералов. Остальные лакеи Хозяин опасается, что армия не поддержит на выборах на третий срок И он прав! вздохнул шеф и опустил глаза на свои белые пухлые пальцы, вяло переплетенные перед ним на столе.
Хозяин отказался от выдвижения на третий срок, то ли утверждая, то ли спрашивая, сказал Лосев.
Куда он денется! Не пойдет, не изберут, и сам, и семья, и все мы, кто был рядом в эти годы, все окажемся в местах очень отдаленных Кого бы ни избрали Это всем ясно! И он это хорошо понимает, слишком много мы натворили. Нам не о нем, о себе думать надо Ты-то, надеюсь, тоже понимаешь, что на печке не отсидишься, усмехнулся шеф. Многое всплывет
Ну да, притворно вздохнул Лосев. Он верил, что нужен будет любому режиму, не потонет. И заговорил: Я на досуге поразмышлял об этой проблеме и кое-какие мыслишки появились, посоветоваться надо
Давай, советуйся, немного оживился шеф.
Как известно, чеченцам в недавней бойне он здорово насолил, и как будто они его приговорили начал издалека Лосев.
Хочешь убедить народ, что чеченцы его убрали? перебил шеф. Ерунда! Прикрыться чеченцами первое, что в голову приходит. Кто поверит? Как ты докажешь, убедишь всех, что это они убрали? Паспорт чеченца оставишь? усмехнулся недоверчиво шеф.