Михаил Дорин
Авиатор: назад в СССР 2
Глава 1
Сложно осознавать, что ты сейчас один и должен принять решение. Под тобой жилые дома, в задней кабине человек, который не может покинуть самолёт.
Руководитель полётами отчего-то не отжал кнопку на своей тангенте и продолжал дышать в эфир. Пускай так, но чувствуешь, что ты не один.
Сейчас он может подать мне самую правильную команду приказать катапультироваться, но он не знает, что этого не сделает Крутов. И как мне потом с этим жить, зная, что мог доложить о его здоровье и сесть на полосу раньше.
Один раз уже Родину повезло, когда он разложил Як-18. Второй раз может и не повезти. Не факт, что получится посадить самолёт в поле. Я никогда такого не делал и слабо имею представление, как все сделать правильно. Риски огромные, но если я выполню приказ и катапультируюсь, то Крутов мертвец. И как потом с этим жить, осознавая, что мог его спасти?
Садимся в поле, а потом пусть хоть увольняют!
Высота? спросил руководитель полетами.
Триста пятьдесят, ответил я. Сопка, сажусь на вынужденную, шасси убрано.
В эфире пауза. Я слышал, как руководитель тяжело дышит в микрофон. Перед моими глазами было поле, которого могло бы хватить для посадки. Но как притулить эту машину на такой скорости?
Посадку разрешаю. Площадку наблюдаете?
Наблюдаю. Высота триста двадцать, скорость двести шестьдесят, шасси убрано.
Всё как по инструкции держу параметры, шасси не выпускаю, закрылки выпустил аварийно.
Теперь планирую на скорости двести двадцать километров в час. Выдерживаю направление, попутно проверяю, все ли действия были мной произведены.
Стоп-кран закрыт, тумблер автомата защиты сети «Батарея» выключен. Скошенное поле уже близко.
Высота сто, сброс фонаря, доложил я руководителю полётами, надел очки со светофильтром и выполнил аварийный сброс.
Земля набегает, ноги снял с педалей и поставил ближе к сиденью. Перед глазами только указатель перегрузки. И зачем я на него взглянул?
Выравниваю и приземляюсь. Вот она земля! Самолёт начал ехать по скошенной стерне, скользя как по разлитому киселю. Поднялся большой столб пыли, застилавший видимость перед собой. Вся кабина стала заполняться песком и подброшенными вверх остатками травы. Через несколько секунд машина замерла.
Командир, мы сели! отчего-то закричал я, начиная отстёгиваться и снимать запылившиеся очки. Фонарь задней кабины сдвинут назад, а сам Крутов был без сознания.
А что, если это он сам посадил из последних сил самолёт? Фонарь же как-то смог сдвинуть.
Я начал прощупывать пульс, биение сердца, попутно стараясь привести его в чувства.
Чего не прыгал? тяжело произнёс Крутов, приоткрыв глаза.
Говорить начал, уже хорошо.
Так это своих не бросаем, товарищ генерал.
С найденной мной «новой грунтовой взлётно-посадочной полосы», нас повезли в госпиталь. Санитарный УАЗ с Крутовым ехал впереди, удаляясь всё дальше. Сейчас Николая Евгеньевича нужно быстрее доставить в реанимацию.
В машине ко мне пришло осознание произошедшего. Я посадил самолёт без шасси в поле с выключенным двигателем после попадания птицы! Руки начали трястись при одной только мысли, что далеко не каждому это удалось бы. Вновь чуть не пришло за мной «нечто» с косой и в чёрном балахоне.
Если бы я неверно рассчитал скорость, нарушил порядок действий и слишком резко отклонял органы управления, можно было и разбиться на том поле. Но у нас с генералом получилось. И всё равно не верится, что Крутов ничего не делал. Может, удастся когда-нибудь спросить его об этом.
Как самочувствие, парень? спросил у меня фельдшер, когда мы выехали на асфальтированную дорогу, ведущую в город.
Нор нормально. Хол холодно только. Есть одеяло какое-нибудь? спросил я. Видимо, начинаю отходить от напряжения.
Потерпи. На улице +25, это тебя шок одолел. Сейчас пройдёт, хлопнул он меня по плечу, и с одежды посыпалась пыль. К слову, я сейчас был похож на пряник из Шрэка. Такой же румяный и с дрожащим голосом.
Когда я вылез из санитарной машины перед приёмным отделением, ко мне уже катили кресло. Куда мне такому пыльному созданию садиться в чистый больничный транспорт!
Девушки, спасибо. Я своим ходом, сказал я двум загорелым прелестным медсёстрам, которые пытались меня усадить. Можно мне ванную?
Конечно. А вы как хотите принимать её? спросила девушка с едва выбивающимися из-под колпака светлыми волосами. Провокационный вопрос задаёт блондиночка!
Люблю с приятной и горячей водой. Ну и с милой то есть мылом, сказал я. Эти две медсестрички так и смотрят на песочного человека, которого привезли им для исследования.
На входе в приёмный покой меня встретили не так радостно, как на улице. Санитарка, полная женщина с противным голосом, взъелась на то, что с меня посыпалась пыль.
Мусорит он тут! Вот дам тебе швабру, сам будешь убирать, говорила она, хватая ведро с водой.
Тётя Зоя, это ж лётчик. Они после грубой посадки в поле
Ох, как в поле? У Сметановки приземлились? запереживала тётя Зоя, чуть не уронив ведро.
Между Сметановкой и Вороновкой, сказал я, слегка выпячивая грудь от гордости.
Ох, да и хорошо, что так. А то дача у меня в Орловке, а дед мой несколько делянок там на полях посадил. Вот хорошо, что так сел. Не побил урожай.
Вот кому что! Тут еле жив остался, а тётя Зоя за огород переживала. Хорошо хоть не расстроили старушку.
Кто у нас тут такой? из кабинета дежурного врача вышел преклонного возраста мужчина, чмокающий языком.
Виктор Анатольевич, курсанта привезли. Может, его в терапию? спросила блондиночка. Теперь понятно, с какого она отделения. Послушаем, что скажет вторая.
Саша, зачем в терапию? Мне вот врач в нашей травматологии сказал, что он к нам поступит, потянула меня за руку голубоглазая пышечка. Может, ему сначала помыться, Виктор Анатольевич? А то и жарко, и грязный он какой весь
Да, конечно. Только в терапии горячая вода всегда и ванную новую поставили
Милочки, Маша и Саша, сначала осмотр. Проходи, мил человек.
Врач напомнил мне доктора Айболита из мультика. Так же ходит, медленно перебирая ногами. Старый, седой и с бородкой.
Осмотр у Виктора Анатольевича превратился в прохождение ВЛК. То тут спросит, болит или нет, то там. Говоришь ему, что здоров, а он знай себе смотрит во все щели. Только не заставил ещё штаны снять. Было бы интересно посмотреть, как я буду раздеваться под очередной радиоконцерт на «Маяке».
«И с полей уносится печаль, из души уходит прочь тревога», звучал в динамике приёмника «Йошкар-Ола» Лев Валерьянович со своим хитом.
Девочки, а как там генерал Крутов? С ним всё хорошо? спросил я.
В реанимации. Состояния не знаем, ответила Маша.
Я предположил, что Крутову в полёте стало плохо с сердцем. Для лётчика это означает конец лётной карьеры, но главное, что мы с ним выжили, а остальное приложится.
Да знаем. Там операцию назначили сразу. Вроде с сердцем что-то, продолжила Саша, но доктор попросил о тишине.
Идёт осмотр. Теперь, мил человек, как у вас самочувствие? спросил он, осматривая мне уши. Почему вы весь в песке. Вы с пляжа к нам?
С поля, доктор. Я
Так вы работали в поле! Вот помню, как в своё время пахали мы целину
Виктор Анатольевич, ну давайте уже в какое-нибудь отделение, причитала Саша.
Победила в этой делёжке терапия. Это и правильно, раз нет у меня повреждений и травм. Посмотрят, проверят и обратно в училище.
Стоя под горячим душем, я снова прокрутил в голове весь полёт и заход на посадку. Руки до сих пор тряслись от напряжения, которое спадало не так быстро, как мне хотелось бы.
Комбез пришлось постирать и упросить Петровну, сестру-хозяйку, его где-то повесить. Выдали мне коричневое больничное одеяние и затёртые тапки. Так как с собой белья у меня не было, выдали и черные трусы-парашюты.
Стирай и давай сюда. На, вместо твоей, сказала сестра-хозяйка, протягивая мне болотного цвета майку. И смотри у меня, с голым торсом не ходить. Нечего мне девок завлекать! предостерегла меня Петровна. Тут как тут снова эта Саша со своими услугами.
Оставь, я сама высушу и поглажу. Тебе отдохнуть надо. Это ж какой стресс! продолжала причитать медсестра, выдёргивая у меня постиранный комбинезон.
Сашка, ты мне смотри! Знаю я тебя! пригрозила Петровна девушке.
Ну и хорошо, заслужил ты, Серый, немного заботы. Только бы девочка не перешла к более откровенным подкатам.
Внутри палата ничем не отличалась от той, где мы чуть больше месяца назад посещали Виталика после пожара. Просторное помещение, крашенные до уровня носа стены и побеленные потолки. В палате, помимо меня, оказалось ещё трое. Один был, судя по внешнему виду, пенсионер. Лежит в больших очках и читает выпуск «Роман-газеты». Зелёная обложка с фотографией мужика с собакой на крыльце дома. А номер этот, видимо, посвящён писателю Юрию Казакову. Не читал его произведений, если честно. Ещё двое оказались солдатами. Коротко стриженные и весело что-то обсуждающие.
О, новенький. Закурить есть, боец? с наездом сказал сидевший ко мне спиной солдат. Попытался показаться сильно служивым этот салага. По одному только его виду понятно, что весной призвался.
Не курю и тебе не советую, ответил я, снимая с себя больничную кофту и прикладываясь на кровать. Солдаты оценили, что мышц у меня несколько побольше, чем у них и вернулись к своим обсуждениям. За год из худосочного, Родин превратился в достаточно крепкого паренька. Так что теперь можно и своим внешним видом отпугивать задир.
А может, просто увидели у меня в руках шлемофон и наколенный планшет. С ними я не мог расстаться. Где потом их искать перед сдачей на склад. Тем более что теперь они для меня как память и напоминание о таком случае.
Пружинная кровать скрипела ужасно, когда я переворачивался на ней, в надежде занять более удобную позицию. Сейчас бы берушами обзавестись и уснуть спокойно. Но нет! Приходится слушать, как солдаты разрабатывают план ночного самохода.
Так, всем тихо. Новому пациенту нужен покой, сказала Саша, зайдя в палату с большим подносом. Сергей, ваш ужин. Вам предписан постельный режим.
И за какие это заслуги ему такие привилегии? негодовал один из бойцов.
Не вашего ума дело. Распоряжение главного врача. Приятного аппетита, Сергей, поставила передо мной поднос с ужином Саша.
Утром начался настоящий проходной двор в моей палате. С первыми звуками горнов программы «Пионерская зорька» из радиоприёмника начались посещения нашей палаты.
Как самочувствие, Сергей? осматривал меня заведующий терапией. Вы молодец. Про вас хотят статью в газете уже написать.
Польщён. Может, я в училище пойду? Ничего же не болит.
Три дня. Один уже прошёл, ответил врач, выходя из палаты.
Следующим посетителем оказался Николаевич. В своей палате я решил не отлёживаться и вышел с ним на улицу, прогуляться во дворе госпиталя.
Значит, птица попала. А Крутов почему на связь не выходил? спрашивал Нестеров, когда мы присели на лавку.
Да станция у него барахлила! Ему было не до связи в тот момент. Манёвр строил, соврал я, но Петра Николаевича это не убедило.
Сказочник! К тебе всё равно придут с расспросами. Комиссия всё поднимет, и проблемы с сердцем генералу уже не скрыть.
Дело говорит майор. Похоже, придётся всё рассказывать, как было. Николаевичу можно довериться в этом вопросе. Авось вдвоём и придумаем, что говорить комиссии.
Весь мой рассказ не занял и десяти минут. Нестерова интересовал порядок действий и что я докладывал руководителю полётами.
Действовал ты верно. Всё, как в Инструкции лётчику Л-29. Одно только могут предъявить не доложил об ухудшении состояния инструктора.
По переговорам экипажа могут не вычислить. Там только моя фраза, что нужно медслужбу предупредить. А Крутов что скажет, как думаете? спросил я, взглянув по сторонам. Хотя, кому надо подслушивать наш разговор. Во дворе гуляет один пациент на костылях со своей спутницей. Им сейчас явно не до нашего расследования.
Он давал тебе указание на запрос внеочередной посадки?
Я прокрутил в голове все короткие фразы, сказанные генералом в полёте. Он практически ничего и не говорил.
Крутов сказал, чтобы я летел и садился, как положено. Могут как-то двояко это расценить?
Нет. Главный козырь, что ты посадил машину без серьёзных последствий. Жалобы колхозников не в счёт, улыбнулся Нестеров, протягивая мне пачку сигарет. Всё ещё не хочешь курить?
Нет, спасибо.
Я после первой командировки закурил. Такого насмотрелся. Аннанские горы до сих пор снятся. Говорят, твой отец был там? спросил Николаевич. Видимо, Нестеров тоже был во Вьетнаме, но не пересекался с Родиным-старшим.
От меня скрывают подобную информацию. Не пойму почему. А вы там сколько были?
Много будешь знать, скоро состаришься, Родин, сказал Нестеров и отвернул голову в сторону. Так, марш в палату. Меня сейчас будут казнить. Расскажешь кому, отправлю в наряд по столовой в выходной день.
Только не туда! Наряд в это царство жира и кричащих фурий в белых колпаках худшее, что можно придумать из наказаний.
А к моему инструктору уверенной походкой от бедра шла та самая старшая медсестра Ирина. Шикарная девушка средних лет под стать бравому красавцу Николаевичу.
Сколько можно летать? Я жду, волнуюсь, а ты вечно где-то! ругалась Ирина на Николаевича.
Ирочка, солнышко! Ну, служба у меня. Пойми
Ты мне про службу не рассказывай. В Забайкалье служба, я к тебе туда приехала. В испытателях тоже служил Родине. Теперь здесь
Окончание разговора дослушивать не стал и заспешил в палату, где меня уже ждал сюрприз и не самый приятный. Три офицера с накинутыми на плечи халатами и большими чёрными портфелями теснились на кровати в ожидании моего прихода. Они были мне совершенно незнакомы.
Курсант Родин, нам необходимо задать вам вопросы, взять с вас объяснительную и выяснить всё, что происходило вчера на полётах, сказал первый из них. Халат съехал, и я смог увидеть погоны подполковника.
Для начала, кто вы и почему я должен давать объяснительную, спросил я, останавливаясь у своей кровати.
Мы из комиссии по расследованию авиационного инцидента. Присаживайтесь, в ногах правды нет, сказал подполковник и достал большую альбомную тетрадь.
Правды, действительно, нет. Здесь должны быть представители моей части. Без них я не могу отвечать.
Ну, мы же можем это опустить? вклинился в разговор другой офицер, выглядевший гораздо моложе.
Нет. Тем более, что здесь госпиталь, а мне предписан постельный режим, ответил я, дверь за спиной открылась и вошла медсестра Саша.
Ага, Родин! Немедленно в постель. Почему ходите? наехала она на меня. Вовремя симпатяжка зашла! Эх, в любой другой бы ситуации закадрил бы, но Женечка у меня есть. Любимая!
Мы из комиссии, девушка. Нам предписано
Писано, предписано. Когда выпишут, тогда и допрашивайте. Вас уже выгнали с реанимации, вы к начальнику училища хотели попасть. А здесь тоже люди лежат. В установленные часы и по разрешению лечащего врача. А если у него сейчас проблемы возникнут
Всё, всё уходим. Родин, мы ещё вернёмся, сказал подполковник, и всё трио вышло из палаты.
Саша заулыбалась и принялась укладывать меня на кровать. Я попытался сопротивляться, но совсем немного. Нравится мне, когда девушки проявляют заботу. Главное, чтобы Женя не увидела.
Давай я тебе чаю принесу. С малиной и пряниками мятными, будешь? спросила Саша, двумя руками прижимая меня к кровати. Во девчонка настырная! Ладно, пока ничего критичного не происходит. Да и чайку со сладеньким хочется.