Видимо, вы моя троюродная внучка, предположил Виллем. Или что-то в этом роде.
Очень рада! повторила Беатрикс. Мы с вами познакомились на встрече семьи после того, как умерла ваша матушка. Но, должно быть, я вам тогда показалась просто одной из сотни шумных детей.
В комнате сразу бросалась в глаза огромная карта на стене, изображающая западную половину Новой Гвинеи. У этой территории спорно все, даже имя. «Новая Гвинея» можно ли представить более колониальное название? Европейцы называют восточно-азиатскую колонию в честь еще одной колонии, африканской! Индонезия предпочитает название Ирьян Джайя. Для людей, которые там живут, их страна Папуа. И Беатрикс точно из тех, кто говорит «Папуа»! Она даже название страны вверху карты заклеила бумажной полоской, чтобы не привлекать к нему ненужного внимания во время звонков по зуму. Карта подробная и очень красивая; топография и высота над уровнем моря показаны оттенками цветов и густотой теней. Более всего заметен на ней горный хребет острова, тянущийся с востока на запад. К югу стекают реки, бегут по изумрудным долинам к неглубокому морю, отделяющему этот остров от северного побережья Австралии. Кое-где к карте приклеены желтые листки с нарисованными на них разноцветными стрелками. Указывают в основном на одну речную долину и больше всего их примерно посредине между морем и вершиной горы.
Что слышно из Туабы? спросил Виллем, кивнув в сторону карты.
Дядюшка Эд сейчас там. Политика полный кошмар, но бизнес идет неплохо. Знаете, там главное не высовываться. Ну а люди помоложе в основном я бы сказала, они как я.
Ищут новые возможности за пределами Папуа?
Ну да. По большей части на Тайване или в Озе. Я в июне закончила юридический, теперь у меня свободный год. Займусь я бы сказала, займусь активизмом.
Господи, неужели я такой старый?! рассмеявшись, воскликнул Виллем. Мои поздравления! А где вы учились?
В Ю-Ти[24]. Беатрикс, кажется, смутилась оттого, что нечаянно напомнила Виллему о его возрасте.
В Остине?
Да.
Снова неловкая пауза. Можно было бы завести долгий разговор, но Хендрик ждет. И компьютер Беатрикс тихонько попискивает и позвякивает уведомлениями.
Хочу дать вам визитку человека из Нидерландов, с которым я работаю, сказала наконец Беатрикс. Виллему показалось, что она не сразу на это решилась и что это решение важно для нее. Просто на случай, если захотите ну, не знаю выпить с ней кофе или что-нибудь такое. Она в Гааге.
Перебрав бумаги на столе, Беатрикс отыскала там папку с документами, к которой была пришпилена визитка, сняла ее и отдала Виллему.
А, я о ней слышал! Разумеется. И об ее организации, заметил Виллем.
Идиль Варсаме, нидерландка сомалийского происхождения, дочь беженцев, неустанно боролась за соблюдение прав человека в бывших колониях. Она возглавляла некоммерческую организацию, существующую на щедрые пожертвования крупных компаний.
Виллем взглянул на Беатрикс. Из-за маски трудно было понять выражение ее лица; но смотрела она пристально, даже с тревогой. Не терпится узнать, как отреагирует дядя Виллем на сообщение, что она соратница Идиль Варсаме. Ведь политика дело тонкое. В спорах об иммиграции чернокожая Идиль, разумеется, всегда на стороне иммигрантов. А вот Хендрик который сейчас в беседке ждет возвращения Виллема считает, что чем меньше этих приезжих оседает в Нидерландах, тем лучше.
Однако этот вопрос глубже привычного противостояния правых и левых. Идиль не поддерживает бывшие колонии во всем напротив, бесстрашно борется с нарушениями прав человека со стороны их нынешних властей. После выступления против «женского обрезания» в Восточной Африке полиции пришлось обеспечить ей круглосуточную защиту разъяренные традиционалисты угрожали ей расправой. Она понимает, о чем идет речь, куда лучше западных левых теоретиков, мечтающих деколонизировать все и вся.
Хорошее дело, сказал Виллем. Семья может вами гордиться.
Беатрикс просияла это было заметно даже под маской.
Приезжайте в Нидерланды, пригласил он. Поужинаем вместе, поговорим о Папуа.
С удовольствием, дядя Виллем!
Виллем вернулся в холл и отыскал место, где с потолка свисала длинная цепь, другим концом закрепленная на дверце люка. Взялся за нее и дернул, почти ожидая, что сейчас на голову обрушится куча пыли и мышиного дерьма. Но на чердаке было чисто. Классическая голландская чистота. Опустилась складная алюминиевая лестница. Автоматически зажегся свет, явив взору стропила и фанерную обшивку с внутренней стороны крыши. Виллем поднялся наверх. Кондиционеров на чердаке, разумеется, не было; перепад температуры он ощутил, едва просунув голову в люк. Примерно половину чердака занимали прочно запечатанные от воды и от насекомых полиэтиленовые мешки: сквозь молочно-белый полиэтилен смутно виднелась одежда и старые документы. Но справа от люка чердак был почти пуст. Здесь Виллем увидел пятигаллоновую пластмассовую упаковку питьевой воды, ящик армейских галет, небольшой оружейный сейф, в котором, видимо, хранился револьвер, аптечку первой помощи и топор. Не какой-нибудь дедовский топор, покрытый ржавчиной, с вытертым до блеска деревянным топорищем, новехонький, словно десять минут назад принесенный из хозяйственного магазина, со всех сторон оклеенный предупреждениями и дисклеймерами, с ярко-оранжевой (разумеется, какой же еще?) рукоятью.
Ты хотел показать мне топор? спросил Виллем, вернувшись с этой маленькой экскурсии.
Хендрик уже сделал свои дела в уборной и теперь убивал время, просматривая с телефона футбол где-то в Нидерландах.
Недовольно покачав головой на то, что творилось на экране, он отложил телефон и кивнул.
Я никогда об этом не рассказывал. Знал, что это расстроит Бел. Но Watersnoodramp[25] (под этим он подразумевал страшное наводнение 1953 года) пришло ночью, и, когда мы поняли, что происходит, вода была уже на первом этаже. Так что мы, разумеется, остались на втором.
Разумеется.
В такой ситуации ждешь, что либо вода схлынет, либо появится кто-то и тебя спасет или просто ни о чем не думаешь. Но вода все прибывала. Скоро нам пришлось забраться на кровати. Потом на шкафы. Наконец, по грудь в воде, мы добрели до лестницы на чердак и залезли туда, думая, что там-то будем в безопасности. Но скоро поняли, как страшно ошиблись. На чердаке было опаснее, чем где-либо еще, ведь с него не было выхода. Ни окон, ни люка на крышу. Когда начало заливать чердак, мы поняли, что сами себя загнали в ловушку. А вода все прибывала
Ты прав, маме этого рассказывать не стоило, поежившись, заметил Виллем.
Я прыгнул, рассказывал Хендрик. Стащил с себя пижаму, нырнул в эту ледяную воду, наощупь доплыл до окна, разбил его, выбрался из дома и вынырнул уже снаружи. Только тогда наконец-то смог набрать воздуху в грудь.
Он закатал рукав и показал шрам на руке. Разумеется, шрам этот был всегда, Виллем помнил его с раннего детства но на вопросы о нем отец всегда отвечал уклончивыми отговорками о бурной юности.
Дальше мне удалось взобраться на крышу, отодрать в одном месте черепицу и проделать дыру. Оказалось, это было уже ни к чему на этом вода остановилась; но он пожал плечами, Александре и Мине важно было знать, что я здесь. А мне было важно что-то делать.
Поэтому ты держишь на чердаке топор?
Да. Кстати, не такая уж оригинальная мысль. Многие в этих краях так делают. Особенно после «Катрины».
Виллем привык, что самые важные уроки отец предпочитает преподавать обиняками и часто без помощи слов. С родительскими поучениями легко спорить, особенно когда сын лучше отца говорит по-английски и вообще умен не по годам. Но как поспоришь с топором на чердаке?
Ясно, покладисто сказал Виллем. Значит, к угрозе наводнения ты относишься серьезно.
А как можно относиться несерьезно?! негодующе пропыхтел Хендрик. Опасаясь, что отец снова углубится в воспоминания о Watersnoodramp, Виллем энергично закивал и протянул руки ладонями вверх, как бы говоря: «Сдаюсь, сдаюсь!» Вопрос в том, что нам с этим делать.
С глобальным потеплением? Нам это человечеству? Цивилизации?
Ну да, ну да! Понимаю. Это слишком расплывчато. Размывает ответственность. Сразу начинается политика, черт бы ее драл
Поставим вопрос так, прервал его негодование Виллем. Что могут сделать нидерландцы с подъемом уровня моря? Так все становится конкретнее и понятнее, верно? Вместо всего мира, ООН и так далее речь об одной стране. Вместо парниковых газов, изменений климата и прочих глобальных тем мы говорим об одной проблеме, ясной и конкретной: подъеме уровня моря. Виллем кивнул в сторону воды. С этим спорить невозможно. И для нас, очевидно, это вопрос жизни и смерти. Либо мы решим проблему, либо наша страна прекратит свое существование. Все ясно как день.
Нет такого ясного вопроса, который политики не смогут запутать! проворчал Хендрик.
Если уж на то пошло, я не на политика работаю.
Но ты только что прочел мне лекцию о том, как ограничена ее власть! Грондвет и все такое.
А ты, отец, в ответ дал мне понять, что у монарха имеются и неполитические способы вдохновить и повести за собой народ.
Оба на секунду замолчали, думая об одном: об ослепленном Йоханнесе, стоящем на коленях, и свисте самурайского меча над его головой.
Вопрос, который стоит сейчас перед нами, снова заговорил Виллем, в том, действительно ли настал момент, когда королева должна возглавить свой народ и спасти его от смертельной опасности разумеется, не нарушая Конституцию.
Хороший вопрос, чего уж там, задумчиво помолчав, сказал Хендрик. Но почему вы ищете ответ в Техасе?
Тоже хороший вопрос, ответил Виллем. Вот ответ: в Хьюстоне живет человек, которому хватило сообразительности несколько лет назад спрятать на мировом чердаке топор. Мы здесь, чтобы выяснить, не пора этим топором воспользоваться.
Дельта Миссисипи
Предполагалось, что Виллем присоединится к остальным в окрестностях Хьюстона. Для этого можно было свернуть прямиком на Десятую магистраль и проехать триста пятьдесят миль на запад. Но оказавшись так близко от Нового Орлеана, Виллем просто не мог туда не заглянуть. Его первый большой город. Не Чикаго от Чикаго их семья жила слишком далеко, он был огромным, холодным и неприветливым. Зато на каникулах в Луизиане, где юный Виллем умирал от скуки, он быстро выяснил, какой транспорт ходит в Новый Орлеан, где располагается Французский квартал, и особенно как найти во Французском квартале старинный и почтенный район ночных заведений. Первые опыты Виллема в этой сфере были довольно скромны однако позже, знакомясь с ночной жизнью Амстердама, он уже чувствовал себя уверенно и ничего не опасался.
Позднее, уже взрослым, Виллем познакомился со многими здешними уроженцами. Очень разными людьми: теми, кого встречал на конференциях, где жители низин с тревогой обсуждали подъем уровня моря. Они удивятся, если личный помощник королевы Нидерландов явится к ним без предупреждения. Однако сейчас у него было идеальное алиби: навещал отца, решил заглянуть на обратном пути. Так что, выехав за ворота, он притормозил и отправил сообщение Хью Сент-Винсенту, исследователю из Университета Тулейн: мол, он сейчас здесь, просит прощения, что не предупредил заранее, хочет узнать, нет ли у них чего-нибудь новенького, на что стоит взглянуть. Хью, разумеется, поймет, что Виллем спрашивает не о новых кафе и не о том, где послушать джаз.
Затем Виллем направился в сторону Нового Орлеана. На магистраль съезжать не стал, предпочтя старую двухколейку. Вокруг расстилалась плоская равнина плоская по американским меркам, не по нидерландским. Вдоль дороги все как обычно в Америке: рестораны, магазины, стоянки, заправки, автомастерские пополам с лесом, подступающим к самому шоссе. На карте местность выглядела как губка вода подступила к дороге практически вплотную: но, если этого не знать, земля вокруг казалась обычной, сухой, с буйной растительностью и множеством деревьев. Опытный глаз Виллема подметил, что дорожное полотно приподнято на пару футов над землей вокруг.
В нескольких милях от Нового Орлеана он свернул к водосбросу Бонне-Карре: выглядит довольно невзрачно, но для туриста, интересующегося изменениями климата, интереснее зрелища не найти. Все дороги, железные и автомобильные, сходятся здесь на перешейке толщиной в пять миль, отделяющем левый берег Миссисипи от озера Поншартрен. Наискосок через перешеек два водоема соединяет канал шириной в милю. Точнее сказать, может соединять, когда он открыт. Водосброс в этом месте сооружен еще сто лет назад. Это частокол из семи тысяч массивных брусьев, установленных вертикально в раме из стали и бетона, надежно встроенной в речной берег. С одной стороны от частокола течет Миссисипи; с другой находится то, что может сойти за сухую землю, полоска болотистой почвы отсюда до озера, исполосованная водоотводами, испещренная озерцами и канавами, между которыми проходят приподнятые над уровнем земли дороги для поездов и автомобилей.
Совокупное давление воды Миссисипи на исполинский частокол должно быть огромным, но давление на каждый брус в отдельности а каждый из них размером с железнодорожную шпалу довольно скромно. Каждый брус можно поднять: тогда образуется щель, в которую хлынет вода. По верхней кромке бетонной рамы движутся по рельсам краны: поднимая и опуская брусья, они регулируют объем воды, сливаемой из реки в канал и затем в озеро Поншартрен, у которого имеется собственный выход в Мексиканский залив.
Сооружение построено после страшного наводнения 1927 года, которому посвящен знаменитый блюз «Когда рухнет плотина». Водосброс был задуман как предохранительный клапан: предполагалось, что открываться он будет лишь в редких случаях крайней нужды, когда проливные дожди в верховьях Миссисипи иначе говоря, на всем ее протяжении от Скалистых гор до Аллегени создадут угрозу, что река выйдет из берегов, прорвет плотины и затопит Новый Орлеан. Несколько раз за прошедшие девяносто лет водосброс использовался именно так. Но в 2019 году, из-за дождливой зимы, в первый раз пришлось продержать его открытым четыре месяца. В дальнейшем бывали годы и получше; но 2019-й задал новый тренд, и теперь водосброс чаще стоял частично открытым, чем закрытым.
Несмотря на огромные размеры водосброса Бонне-Карре, можно проехать прямо над ним и не заметить. Нет, разумеется, вы увидите, что едете по плотине и внизу вода. Но вокруг вообще много воды.
По объему воды Миссисипи равняется приблизительно семи Рейнам. А этот водосброс, когда он полностью открыт, отводит в озеро два с половиной Рейна.
Там, откуда прилетел Виллем, Рейн считается великой рекой. На ней одной держится треть экономики Нидерландов. В сущности, вся страна выстроена вокруг Рейна. А здешний народ спокойно гоняет на пикапах по водосбросу, временно отводящему в соседнее озеро два с половиной Рейна из семи! Один из тех безумных американских рекордов, что когда-то делали США в глазах мира всемогущей супердержавой, а теперь превращают в кита, выброшенного на песок.
Виллем съехал с шоссе на подъездную дорогу, ведущую к водосбросу, чтобы, остановившись, проверить мессенджер и полюбоваться кранами, что плавно скользят по рельсам, поднимая и опуская огромные брусья. Год выдался дождливый. И сейчас ураган, принесший с собой ливни и грозы, превратил Миссисипи в свирепо бурлящий поток, так что водосброс был полностью открыт. Несколько рабочих бросили на Виллема любопытные взгляды но и только: в этой части света белый пикап служил отличной маскировкой.