Или, в-третьих, слезы могут происходить от великого смирения сердца. Смирение сердца бывает у человека по двум причинам: или от острого сознания грехов своих, или от воспоминания о смирении Господа нашего, скорее же, от воспоминания о величии Божием до какой степени унизило себя это величие Господа всех, так что различными способами говорил Он с людьми и увещевал их, унизило себя до того, что Он даже воспринял от них тело и о том, сколько перенес Господь наш, и через что прошло тело Его, и каким презренным явился Он миру, тогда как Он всегда обладал неизреченной славой с Богом Отцом. Ангелы трепещут от видения Его и от славы лица Его, сияющей среди их чинов! Но нам был Он видим в таком образе смирения, что из-за обычности вида Его схватили Его, когда говорил Он с ними, и повесили Его на древе.
Итак, кто не обладает потоком слез, тот лишен не только слез, но и причин слез, и нет в нем корней, порождающих их. Другими словами, вкуса любви Божией никогда не ощущал он, мысль о божественных тайнах никогда не возбуждалась в нем благодаря постоянному пребыванию с Богом, нет у него и смирения сердца, хотя он и воображает, что обладает смирением. Не приводи мне в пример тех, что смиренны по естеству: дескать, много таких, у кого само естество свидетельствует, что они смиренны, и, однако, у них нет слез. Итак, не говори о естестве, ибо у этих людей угасшие и немощные чувства, в которых умерли жар и горение. Не обладают они этим проницательным смирением человека, у которого смиренные помыслы, внимательная и проницательная мысль, сознание собственного ничтожества, сокрушенное сердце и поток слез, происходящий от страдания совести и проницательности воли. Если хочешь, спроси их самих.
Ибо нет у них ничего из этого: разве имеют они сокрушенное размышление, разве внимают голосу совести? Нет у них размышления и памятования о смирении Спасителя нашего, нет острой боли, пронзающей их от сознания собственных грехов; нет в них горения и жара, воспламеняющего сердце их к памятованию о грядущих благах; не имеют они и прочих полезных помыслов, которые благодаря трезвению разума обычно возбуждаются в сердце. А иначе и тех грудных младенцев, которые живут в мире сем, ни о чем не помышляя, должен ты поместить на один уровень со смиренными! Если, однако, считаешь ты спокойных и кротких по естеству стоящими на том же уровне, что и смиренные благодаря знанию и воле своей, тогда также и евнухов, которые от чрева матери являются таковыми, должен ты называть девственниками и причислить их к лику девственников и святых, хотя не их собственная воля воспрепятствовала им вступить в брак и заставила соблюдать девство, но естество. Точно так же обстоит дело с теми, кто по естеству мягок и смиренен: естество умерило их побуждения, а не сила воли.
Эти люди никоим образом не вкусили и не ощутили сладость даров и утешений, которые вкушают те, что смиренны ради Господа нашего. А потому не получают они и дивного дара непрестанных и утешительных слез тех, которые воспринимаются Отцами как прообраз земли обетованной. «Войдя туда, ты уже не устрашишься борений». Ибо утешение обещано сокрушенным сердцам. Тем же, у кого нет надежды на это, когда они плачут, и утешение не будет послано; и те, кто, не жаждет и не томится, не утолят жажду духовным питием. Если, однако, помимо того, чем обладают они по естеству, у них есть также рассудительность воли, тогда ублажай подобных людей, ибо удостоились они того, чтобы благому расположению воли своей обрести союзника в естестве, так что без борьбы преуспевают они в добродетели. Вот почему они тоже получают утешение, происходящее от доброй воли. Но если это является лишь естественным дарованием, тогда не завидуй таким людям больше, чем ты восхвалял бы и ублажал бессловесных.
Итак, если не обладаешь ты смирением сердца или сладким и жгучим страданием от любви к Богу, что является корнями слез, изливающих усладительное утешение в сердце, тогда не прибегай к тому, чтобы в ущербности естества искать оправдания, или в том, что есть люди, у кого сердце по естеству вялое и у кого повреждены внутренние члены, приводящие в движение здоровую силу разумения в душе. Не используй это в качестве извинения в том, что не чувствуешь ты даже малого страдания о своих недостатках. О тех же, кто наряду с естественной простотой и спокойствием обладает светоносными и рассудительными движениями, известно, что они имеют также и слезы. Ибо где есть смирение сердца с рассудительностью, там невозможно человеку удерживать себя от плача, даже если не хочет он плакать ибо вопреки воле его сердце его постоянно обуревается потоком плача по причине жгучего неудержимого страдания и сокрушения сердечного.
Эти три причины слез человек приобретает из безмолвия: будь то любовь к Богу, или изумление тайнами Его, или смирение сердца. Нет страдания более жгучего, чем любовь к Богу. Господи, удостой меня испить из этого источника! Итак, кто не обладает безмолвием, тот ни одного из этих благ не знает, даже если у него множество добродетелей. Не может он знать, что есть любовь к Богу, а духовного знания или истинного смирения сердца никогда не стяжать ему. Всякий, кто не знает эти три добродетели, или, вернее, эти славные дарования, удивляется, когда слышит о людях, которые обладают непрестанным плачем, ибо он воображает, что по своей собственной воле плачут они или что они принуждают себя к этому. Поэтому невероятным ему кажется такое.
В смиренномудром никогда не бывает суетливости, торопливости, смущения, горячих и легких мыслей, но во всякое время пребывает он в покое. Если бы небо упало на землю, смиренномудрый не ужаснется. Не всякий безмолвник смиренномудр, но всякий смиренномудрый безмолвник Смиренномудрый на всякое время пребывает в покое, потому что нечему привести ум его в движение или в ужас. Как никто не может устрашить гору, так небоязнен и ум его.
Святитель Тихон Задонский
Смиренное сердце избегает всякого сана, чести и славы, и если ему необходимо быть в чести и сане, приемлет это с крайним нежеланием и ради послушания, ибо видит свое невежество и недостоинство. Смиренный сердцем высшим оказывает послушание, равных и низших себя не презирает, но со всеми обходится, как с братьями, даже если и более достоин чести и большие имеет дарования, чем они. Ибо смотрит не на дарования, но на нищету свою и познает, что дарования не его, но чужие, он только вместилище, а не господин их, а нищета и ничтожество его собственные, как и у всех людей. Ибо всякий человек сам по себе беден и грешен.
Внешний вид, нравственная высота и слава Пресвятой Богородицы
Она была смиренна сердцем
Се еси добра ближняя Моя, се еси добра. (Песн.4:1)
Церковный историк Никифор Каллист сохранил для нас предание о внешнем виде Пресвятой Богородицы. Она была читаем у него роста среднего, или, как иные говорят, несколько более среднего; волоса златовидные; глаза быстрые, со зрачками как бы цвета маслины; брови дугообразные и умеренно-чёрные, нос продолговатый; губы цветущие, исполненные сладких речей; лицо не круглое и не острое, но несколько продолговатое; руки и пальцы длинные.
Но скажем вместе со святым Григорием Неокесарийским поистине в Пресвятой Деве изумляет нас не только непорочная и чистая лепота телесная, но особенно совершенства Её души. И может ли быть иначе, когда в Её лице сосредоточено всё сокровище благодати, и Она была свята телом и духом? Одежда скромная, чуждая роскоши и неги; поступь степенная, твёрдая; взгляд строгий, соединённый с приятностью; тиха и покорна родителям; речь кроткая, льющаяся из незлобивого сердца. У Неё ум, Богом управляемый и к одному Богу направленный; всё желание устремлено к Единому, достойному желания и любви; ненависть только ко греху и виновнику его. Все помышления Её душеполезны, свободны от всего излишнего, удаляющиеся от всего душепагубного; очи Её всегда устремлены ко Господу, созерцая вечный и неприступный свет; уши настроены к слушанию слова Божьего; уста восхваляют Господа; язык рассуждает о слове Божьем и изливает Божественную сладость; сердце Её чисто и непорочно, зрящее и вожделевающее чистейшего Бога. Вся чертог Духа; вся град Бога живого; вся добра; вся пред очами Божиими: ибо, восшедши превыше Херувимов и будучи превознесена над Серафимами, Она приблизилась к Богу.
Она была Девой говорит святой Амвросий не телом только, но и душой: смиренна сердцем, осмотрительна в словах, благоразумна, немногоречива, любительница чтения трудолюбива, целомудрена в речи. Правилом Её было никого не оскорблять, всем благожелать, почитать старших, не завидовать равным, избегать хвастовства, быть здравомысленной, любить добродетель. Когда Она, хотя бы выражением лица, обидела родителей? когда была в несогласии с родными? когда погордилась пред человеком скромным, посмеялась над слабым, уклонилась от неимущего? У Неё не было ничего сурового в очах, ничего неосмотрительного в словах, ничего неприличного в действиях: телодвижения скромные, поступь тихая, голос ровный; так что телесный вид Её был выражением души, олицетворением чистоты.
Церковный историк Никифор Каллист так дополняет нравственный образ Пресвятой Девы: Она в беседе с другими сохраняла благоприличие, не смеялась, не возмущалась, особенно же не гневалась; совершенно безыскусственная, простая, Она нимало о Себе не думала и, далёкая от изнеженности, отличалась полным смирением. Относительно одежд, которые носила, Она довольствовалась естественным цветом их, что ещё и теперь доказывает священный головной покров Её. Коротко сказать: во всех Её действиях обнаруживалась особенная благодать.
У нас все знают писал святой Игнатий Богоносец что Приснодевственная Матерь Божья исполнена благодати и всех добродетелей. Рассказывают, что Она в гонениях и бедах всегда бывала весела; в нуждах и нищете не огорчалась; на оскорбляющих Её не только не гневалась, но даже благодетельствовала им; в благополучии кротка; к бедным милостива и помогала им, как и чем могла; в благочестии учительница и на всякое доброе дело наставница. Она особенно любила смиренных, потому что Сама была исполнена смирения. Много похвал воздают Ей видевшие Её. О Ней рассказывали нам люди, достойные всякого вероятия, что по Её святости видимо в Ней соединилось естество ангельское с человеческим.
Святой Дионисий Ареопагит, чрез три года после его обращения в христианство сподобившийся видеть в Иерусалиме лицом к лицу Пресвятую Деву Марию, так описывает это свидание: «когда я введён был пред лице Богообразной, светлейшей Девы; меня облистал извне и внутри столь великий и безмерный свет Божественный и разлилось окрест меня такое дивное благоухание различных ароматов, что ни немощное тело моё, ни самый дух не в силах были вынести столь великих и обильных знамений и начатков вечного блаженства и славы. Изнемогло сердце моё, изнемог дух во мне от Её славы и Божественной благодати! Человеческий ум не может представить себе никакой славы и чести выше того блаженства, какое вкусил тогда я недостойный, но удостоенный по милосердию и блаженный выше всякого понятия».
Добродетели Пресвятой Богородицы и благодать Святого Духа, предочистившая Её быть Матерью Божьей, поставили Её выше всех праведных и святых людей и даже сил небесных. Её усердие к молитве и благочестивым занятиям, приснодевственная чистота и целомудрие, вера в обетования Божии, всегдашняя внимательность к путям Промысла Божьего, преданность воле Божьей, благодушное перенесение трудных житейских обстоятельств, непоколебимое мужество среди величайших искушений и скорбей, материнская заботливость, сердечная теплота к сродникам, а главное безусловное во всём смирение: вот нравственные совершенства, постоянно проявлявшиеся в Ней, от младенчества до успения.
СОГРЕВАНИЕ СЕРДЦА
Частое повторение молитвы Иисусовой, установляясь, собирает ум воедино в предстоянии Господу. Установлению такого строя внутри сопутствует согревание сердца и отгнание помыслов даже простых, а не только страстных. Преподобный Никодим Святогорец
Преподобный Никодим Святогорец
Установлению такого строя внутри сопутствует согревание сердца
Навыкновение молитве Иисусовой внешне состоит в достижении того, чтоб она сама собой непрестанно вращалась на языке, внутренне же в сосредоточении внимания ума в сердце и непрестанном в нем предстоянии пред Господом, с сопровождающею сие сердечною теплотой в разных степенях, и отреванием всяких других помышлений, и наипаче с сокрушенным и смиренным припаданием ко Господу Спасителю. Начало сему навыку полагается частым, сколько можно, повторением сей молитвы со вниманием в сердце. Частое повторение, установляясь, собирает ум воедино в предстоянии Господу. Установлению такого строя внутри сопутствует согревание сердца и отгнание помыслов даже простых, а не только страстных.
Когда в сердце начнет непрестанно теплиться огонь прилепления ко Господу, тогда вместе с сим водворится внутри мирное устроение сердца с сокрушенным и смиренным, мысленным, припаданием к Господу. Доселе доходит собственный наш труд с помощью благодати Божией. Что еще, высшее сего, может совершаться в деле молитвы, то будет даром единой благодати. У святых отцев упоминается о сем для того только, чтобы кто, достигши показанного предела, не подумал, что ему нечего уже больше желать, и не возмечтал, что стоит на самом верху совершенства молитвенного или духовного.
Итак, первое тебе дело предлежит частое, сколько можно частое, повторение молитвы Иисусовой, пока навыкнешь непрестанно ее повторять. Делай сие так: Определи в молитвенном твоем правиле часть и молитве Иисусовой. Твори несколько раз сию молитву в начале своего молитвословия и несколько раз после него. Если есть усердие, и после каждой молитвы, входящей в такое молитвословие, делай то же, подражая святому Иоанникию Великому, который после каждого стиха читаемых им на правиле своем псалмов повторял свою краткую молитовку: «Упование мое Отец, прибежище мое Сын, покров мой Дух Святый».
Число, сколько раз повторять, в каком случае, сию молитву, сам себе определи или с совета духовного отца твоего. Только сначала много не назначай, а потом, по мере услаждения сею молитвою, прибавляй понемногу. Если, когда придет желание повторить положенное число, не отказывай себе в этом, не поставляя себе сие в постоянное правило, а только в этом случае. И сколько бы ни потребовало сердце таких повторений, не отказывай.
Не спеши гнать одну молитву за другой, а с мерною длительностью произноси их, как обыкновенно говорят пред большим лицом, когда просят его о чем. Однако ж не об одних словах заботься, а паче о том, чтобы ум был в сердце и предстоял Господу, яко присущему, с полным сознанием Его величия и благодати, и правды.
Если имеешь свободу, то во время между одним и другим молитвословием положи себе становиться, как обычно становишься на молитву, и возносить ко Господу несколько раз молитву сию. А если нет такой свободы, то внутренне вставляй сию молитву всюду между делами твоими и даже речами.
Творя сию молитву на правиле или кроме его, становясь для нее в молитвенное положение, при каждом разе ее произношения делай поклон десять раз поясной, а потом земной, так, пока кончишь. Ты, конечно, слыхал или читал, что святые отцы в своих правилах о молитве полагают множество поклонов. Один из них сказал: недостаточна молитва, когда кто не преутрудит на ней тела своего поклонами. Если ты положишь, по силе своей, подражать сему, то скорее увидишь плод от труда своего над навыкновением молитве Иисусовой.
О дальнейших наставлениях, указаниях и предостережениях касательно молитвы Иисусовой читай в «Добротолюбии» Симеона Нового Богослова, Григория Синаита, Никифора монаха, Игнатия и Каллиста и всех других отцев уроки о внутренней молитве могут быть прилагаемы и к молитве Иисусовой. Заметь: в уроках сказанных отцев ты найдешь указания, как сидеть, как держать голову и действовать дыханием. Эти приемы, как сказали Каллист и Игнатий, несущественно необходимы, а суть только внешние приспособления, не для всех пригодные. Для тебя довольно быть вниманием в сердце пред лицем Господа и возносить к Нему сию краткую молитовку благоговейно и смиренно, с поклонами, когда стоишь на правиле, и с одним мысленным припаданием, когда делаешь это между делами.