Школа - Андрей Владимирович Фёдоров 2 стр.


И да, это не опечатка. Я действительно написал «в целом». Почему? Потому что были свои нюансы. И понимаю, конечно, что вы уже сгораете от любопытства узнать, где она творила в отношении учеников реальную жесть, но попрошу ещё чуть-чуть подождать, чтобы дать вам цельную картину происходивших тогда событий.


***


С одной стороны ладно русский язык! Лично я стерпеть её требования по этому предмету был готов. Но вот ещё одна проблема заключалась в том, что она также являлась и учителем литературы. А с этим у меня тогда были большие неприятности

Это сейчас я с удовольствием могу прочитать Булгакова, Толстого и Достоевского, но тогда в школьные годы меня более всего увлекали три вещи, во имя которых я был готов открыть книгу: фантастика и фэнтези, а также энциклопедии по военной истории и оружию. На моих книжных полках непременно стояли Жюль Верн и Джон Толкин, а также энциклопедии про танки, битвы и про великих полководцев. Я взахлёб прочитал «Айвенго» Вальтера Скотта и «Спартака» Рафаэлло Джовальони, был в восторге от «Тараса Бульбы» и третьего тома «Войны и мира» (а точнее от описания Бородинской, Аустерлицкой и Шенграбенской битв), но меня тошнило с «Дубровского», меня раздражали «Мёртвые души», я плевался с «Детства», «Отрочества» и «Юности», искренне ненавидел «Муму», «Отцов и детей». Такие у меня были вкусы. Я мечтал археологом и военным историком стать, а душевные терзания героинь книг Толстого меня совсем не интересовали. Как правильно мы подметили позже с двоюродной сестрой, она в «Войне и мире» молилась, чтобы побыстрее закончилась «война» и начался «мир», а я из всего эпоса Толстого прочитал только «войну» и вообще не притрагивался к «миру», до того он мне был скучен и уныл.

В итоге я находил тысячу причин не читать те же «Мёртвые души», соответственно и получал двойки. И тут я особенно выделяю это произведение, потому как именно оно, по всей видимости, было у Лилии Александровны любимым (Гоголя она просила «любить и жаловать»), посему и потребовала всем его прочитать от сих до сих, потому и мучила им нас в течение месяца, а может быть, и двух. Притом снимала ради литературы уроки русского, хотя до этого всегда было наоборот! И раз уж появилась такая возможность, дайте похвастаюсь своим антирекордом: я за этот срок получил по литературе подряд двоек пять или десять. Точно уже не помню. Притом две последних она поставила, не став принимать на проверку моё конечное сочинение, так как было очевидно, что по произведению, которого не читал, сам я написать ничего бы не смог. В конце четверти еле вышел на тройку, рассказывая стихи Тютчева и Фета наизусть, да найдётся им в раю за простые и запоминающиеся строчки особое место. Но с тех пор, клянусь вам, я Гоголя возненавидел. Не из-за того что он плох, а потому что получить несколько двоек подряд за одну четверть в этом нет и не может быть никакого удовольствия, но только одно лишь страдание. Только разве что удовлетворение от героического самовыкапывания из могилы, как делала Беатрикс в «Убить Билла», в которую сам попал из-за лени и любви к военной истории.

Ой не возлюбила меня после этого Лилия Александровна. Теперь на каждом уроке литературы, когда начиналась очередная проверочная работа по новому произведению, будь то «Обломов», «Война и мир», либо «Преступление и наказание», спрос с меня был двойной. Тогда же открыл для себя краткие пересказы произведений и аудиокниги много сил и нервов спасли. И да будет свят тот, кто их придумал.

С другой стороны Лилия Александровна всегда оценивала старание. И в этом она была большим молодцом. Так от большой любви к военной истории и особенно к эпохе Наполеоновских воин, клянусь, я раз пятьсот прочитал стихотворение Лермонтова «Бородино». Будучи уверенным в своих силах и в памяти, я один из всего класса вызвался выучить наизусть этот стих, ибо после пятисотого прочитанного раза строчки про недаром Москву, спалённую пожаром, внутри мозга были уже, считай, в граните выбиты. Но к своему стыду, выйдя к доске, гранит мой раскрошился на мелкие кусочки, словно был он на самом деле всегда мелом, и я половину строк совершенно забыл!

Лилия Александровна должна бы мне тройку поставить, но вместо этого рассмеялась, махнула рукой и поставила в дневнике пятёрку со словами:

 Всё, садись. Вымучил.

 Спасибо!  я абсолютно довольный результатом улыбнулся. Такая её мягкость меня поразила в тот момент, но уже потом чуть всё обдумав и поразмыслив, я убедился, что пускай Лилия Александровна и была невероятно строгой и требовательной, но, повторюсь, она всегда готова хорошо оценить человека, если убеждалась, что тот старался. И это был лучший её профессиональный навык. Правда, пользовалась она им не всегда, в чём вы чуть позже сможете убедиться на примере моего лучшего сочинения, но тем не менее.


***


Но на самом деле детсадовской ерундой были все эти проверочные по литературе и задания у доски, контрольные и стихи наизусть, ведь особо сильно Лилия Александровна любила валить двойками за сочинения! Именно они были предметом наибольшего ужаса у всего класса, именно из-за них у неё с нашим ученическим коллективом возник самый большой и кровопролитный (если кровью называть высосанные нервы) конфликт.

И всё ничего, и всё терпимо. Не так страшна была её строгость и требовательность, если бы не любовь Лилии Александровны самые нелепые моменты из сочинений зачитывать всему остальному классу, потому что она всегда призывала учиться на чужих ошибках.

Как это выглядело со стороны? А вы представьте, что являетесь уважающим себя кинорежиссёром, не терпящим такого, чтобы кто-то высмеивал вас и ваш труд. И тут появляется BadComedian, поливающий нечистотами сделанный вами кинофильм, на создание которого угробили годы жизни и миллионы долларов, миллиарды нервных клеток, вкладывая в работу всю душу, жертвуя во имя прекрасного самым для вас драгоценным. И это не просто когда вас критикуют за дело, но и едко высмеивают; да так, что вся Россия во весь голос смеётся и над вами, и над вашим трудом. Вот так мы себя и чувствовали в те моменты, когда учительница читала вслух всему остальному классу наши сочинения. Она была Женей Баженовым, а мы внезапно для себя оказались Сариками Андресянами, Александрами Невскими, Жорами Крыжовниковыми и Максимами Воронковыми. И ладно были бы взрослые, но разум наш совершенно не окреп, а над рассудком преобладали эмоции и переживания.

Самое лучшее, что могло произойти, это если Лилия Александровна найдёт в сочинении, оценённом ею в целом хорошо, какой-то смешной отрывок и зачитает его. Учитывая, что сочинение вышло хорошим, не так и обидно посмеяться над собой. Так, например, сделав в целом отличную работу по одному из рассказов Джека Лондона, я написал в нём такой отрывок: «главный герой в припадке жажды бросается пить воду из грязной лужи». Смешно? Согласен, я тоже при прочтении посмеялся от души, хотя когда писал дома, даже не помню, почувствовал ли, что строчка выглядит со стороны смешной. А если осознал, но переписывать не захотел, то это просто был глупый и нелепый момент, где посмеялся сам над собой и над своей ленью, что заставила не сочинить что-то более вменяемое, а оставить всё как есть, следуя бессмертному совету Вовки из мультика про его приключения в Тридевятом царстве: «Ладно, и так сойдёт!»

Хуже было, когда учительница высмеивала не просто глупые моменты, а в целом изложенные в сочинениях мысли. Тут весь остальной класс хохотал, а тебе было больно, потому что смеялись над твоей глупостью, над твоим невежеством а тут, сами понимаете, страдает эго. Больно на душе, когда выглядишь тупым в глазах других. И лучше уж пускай она прочитает всё серьёзно, а потом с возмущением заметит, что мозг у нас совсем не кашеварит, чем сделает то же самое, но перед этим и высмеет каждое написанное нами слово. И уж точно куда лучше получить двойку за списанное, но хорошее сочинение, но не быть высмеянным, чем краснеть на виду у всего класса, делая вид, что работа не твоя. А к чести Лилии Александровны, когда она жёстко высмеивала чьё-либо сочинение, то автора «шедевров» никогда не называла. Но от того менее обидно не становилось.

Хуже было тогда, когда она высмеивала не наши, а мысли наших родителей. Вы же не думали, что они могли бросить своих детей один на один на произвол судьбы, если видят, что их чада приносят из школы очередную двойку за сочинение? Конечно, тут иначе никак только садиться писать magnum opus о том, как провёл лето, вместе с ребёнком. И когда получаешь двойку, да ещё и высмеивают за изложенные там мысли, становится вдвойне обидно, потому что унизили не только тебя, но и твоих родителей. А оскорбление последних для любого уважающего себя человека это повод кинуть сопернику перчатку и сразу после биться насмерть, нежели терпеть унижения аки самая последняя тряпка.

Так и произошло у Лилии Александровны с моей одноклассницей Лерой Кабановой. Впрочем, раз уж заговорил про них, стоит сразу сказать, что она под началом нашей учительницы русского грызла гранит науки с самого начала. Ей не нужно было привыкать к характеру Лилии Александровны и её методике работы. Лера так же, как и остальные, терпела, мучилась и страдала, потому с одной стороны её неожиданное решение идти на конфликт с учителем выглядело необычным. Но всё сразу встанет на свои места, если взглянуть на развивавшуюся тогда ситуацию совершенно под другим углом, а не делая из учительницы, либо из ученицы виноватую.

Ситуация тогда была в принципе накалённая. Именно в этот период наша учительница по русскому своей строгостью и придирчивостью успела надоесть большей части класса. Именно в этот же период так совпало, что Ленка успела поругаться и с одной из любимых учениц Лилии Александровны Юлей Паулаускас (её отец по национальности литовец). Конфликт на самом деле был обыденным и легко решаемым, если бы стороны решили помириться. Но кому это было нужно? Одна что-то обидное ляпнула другой, а та ответила, и пошло-поехало. Были разговоры даже про то, чтобы забить стрелку или устроить тёмную. А ещё у Леры буквально в заднице свербило от одной только мысли о том, чтобы на восьмое марта подарить Юле станок и пену для бритья, так как у той над верхней губой росли заметные усики, бороться с которыми означало только усилить рост волос, сделав пушок, таким образом, намного выразительнее.

А ещё Лера, как ни крути, мнения о себе была невероятно высокого. Уж не знаю, что тут сильнее повлияло её воспитание, либо рождение под знаком зодиака льва, но она терпеть не могла, когда её высмеивали или выставляли откровенной дурой. Лилия Александровна же, как вы помните, отличалась тем, что легко могла унизить любого ученика, просто прочитав его сочинение вслух остальным. Юля же, как её любимица, не только была примером для других учеников, как писать работы правильно, но и всегда пользовалась возможностью ещё больше унизить одноклассника, чьё сочинение прочитали, фразами типа: «Что за идиот мог такие глупости накалякать»  а Лилия Александровна её ещё и хвалила за едкий комментарий. Вот так, поддакивая учительнице и отличаясь крайней степенью надменности (считала, что те, кто не имеет высшего образования, должны быть нищебродами), Юля в глазах Леры стала объектом наиболее крайнего презрения. Любой комментарий от Паулаускас в свой адрес для неё был унизительным оскорблением, и в своей ненависти к Юле Леру было просто не остановить.

Кульминация всего этого водоворота ненависти в природе наступила, казалось бы, в самый обыденный день проверки сочинений, когда ничто не предвещало беды, ибо все уже знали, что Лилию Александровну, скорее всего, как всегда 60-70% работ не устроят. Так что сенсации или жесточайшего провала в тот день никто не ожидал.

Но именно тогда Лилия Александровна прочитала сочинение Леры, именно в тот момент каждая из вычитанных строчек заставляла класс взрываться от смеха, а Юля Паулаускас, надрываясь от хохота, оглядывалась вокруг и спрашивала:

 Да кто эту чушь написал?

 Вот так, Юль. Сама поражаюсь отвечала своей любимице Лилия Александровна.

Это и стало последней каплей. На следующий день в класс ворвалась мама Леры и начала отчитывать учительницу, мол, какого чёрта та поиздевалась над её дочуркой. Лилия Александровна изрядно удивилась самому факту претензий, потому как автора сочинения, разумеется, не называла. В итоге так и разошлись, не выяснив, кто прав, кто виноват. А на следующей неделе на первом же уроке русского учительница сама начала отчитывать уже Леру.

 Скажи пожалуйста, почему ты на меня клевещешь, что якобы я над тобой издевалась?

 Клевещу?!  удивилась Лера.

Лица обоих покраснели от ярости. Казалось, ещё чуть-чуть, и от перенапряжения, витавшего в помещении, во все стороны полетят молнии как в боевиках 80-х и убьют каждого из нас, находившихся там в момент спора.

 А что это, как не клевета?!

 Но вы же издевались!

 Как?

 Не так прочитали моё сочинение!

Лилия Александровна обратилась к классу:

 Ребята, я хоть раз, высмеивая чьё-либо сочинение, называла имя автора?

Отличники мигом и чуть ли не хором отвечали:

 Нет!

 А вот Лера Кабанова у нас говорит, что да. Вы представляете? За более чем тридцать лет учительской практики ни разу не было такого, чтобы меня так нагло клеветали

 Лилия Александровна, если хотите, я могу уйти

 Да не нужно мне, чтобы ты уходила! Я хочу, чтобы на меня перестали клеветать, потому что это уже всякие границы переходит!

Сразу после этих слов Лера собрала свои вещи и вышла из класса. Все находились в недоумении и даже не знали, как на это реагировать, ведь с одной стороны Лилия Александровна действительно автора сочинения не назвала. А с другой мы, двоечники и троечники (твёрдых хорошистов у нашей учительницы традиционно не было; если хорошист, то только на грани с троечником) знали, что Лилия Александровна с высмеиваниями перегибала палку. И даже не нужно было слышать своё имя, чтобы почувствовать себя униженным и оскорблённым, настолько остро и едко она проходилась порою по каждой нелепости в наших строчках. И это она делала на весь класс к тому же. По итогам все понимали, что наша учительница оболгана, но открыто поддержать её решались только отличники, ибо ненависть от страха перед ней не имела никаких границ. Тем не менее, открыто против учителя кроме Леры больше никто идти не осмелился.

На следующий же день классный руководитель поставил учеников перед фактом, что Лилия Александровна отказывается от нашего класса, и уроки следующие две недели с ней будут, возможно, последними. Но в этот раз даже интриги не получилось. Инициативная группа мам отличниц пришла к учительнице русского на поклон и сказала, мол, хотим, чтобы педагогом у наших детей были вы и только вы. Лера же, посоветовавшись с родителями, ввиду бесперспективности борьбы вследствие такого мощного лобби пришла к тяжёлому решению, что ей нужно переходить в другой класс. Вот так всё и закончилось.

И если для Леры всё выглядело легко и просто, то нам, то есть всем остальным ученикам было решительно непонятно, почему она так поступила. Для нас это выглядело не иначе как слабость, потому что не только Лилию Александровну она называла причиной своего перевода, а ещё и Юлю Паулаускас. Лера всегда казалась мне крепким духом человеком, чтобы обращать внимание на четырёхглазую зазнайку не с усиками, а с пропуском в трусики, грозящими вырасти с возрастом в усищи как у Микитко сына Алексеева. Но она почему-то её подколов за свой ограниченный интеллект не стерпела. Притом Лера не сказать что и физически слабой была. Могла стрелку забить, могла тёмную сделать всё как и мечтала. Да что угодно можно было сотворить, чтобы Юлю наказать! Но просто так взять и сдаться Я был о ней лучшего мнения, несмотря на то, что относился сдержанно и прохладно. Но тем не менее!

Назад Дальше