* * *
В 1962 году первые пять матчей я не играл, и «Нефтяник» так совпало! не мог забить. Но потом Аркадьев поставил меня с первых минут в Ташкенте, в конце мая, на страшной жарище. Но и в Баку жара привычное дело, мы часто на солнце играли. Я сделал дубль, еще один мяч забил Кузнецов, и мы выиграли 3:1. С этого момента играл постоянно и забивал тоже.
Никогда не любил рассуждать о самых красивых мячах. Для меня все они одинаково дороги. Самое главное, чтобы мяч пересек линию ворот. Хоть носом забивай! Так я, правда, никогда не делал. А вот головой забил много. В «Динамо», помню, играл высоченный защитник, на две головы выше меня. Идет верховой пас, чувствую, что мяч не достаю. Соперник глядит на меня с высоты своего роста, стоит, хихикает. А мяч скользнул, и я со своей высоты его поймал и в ворота перевел.
А то, что кому-то запомнились, например, мои удары через себя, это уже вкус болельщиков. В армянском клубе «Мика», где я тогда работал, мне даже установили прижизненный памятник и на нем я как раз бью «ножницами». Там бизнесмен Михаил Багдасаров был хозяином, и он с людьми из клуба задумал это, но мне ничего не говорил.
А потом как-то прихожу на тренировку, смотрю статуя стоит! Пришел к Мише в кабинет, спрашиваю:
Когда успели?!
Он был очень горд:
Нужно иметь голову, чтобы такое поставить!
Небольшая статуя, аккуратно сделанная. Для меня ее появление стало полным сюрпризом ничто об этом не говорило.
Честно говоря, я много через себя бил и забивал порой. Защитники мешают, мяч между линиями штрафной и площадью ворот, головой не достать, а через себя нога идет выше. Не хвалюсь, но координация у меня была отличная. Поймать и сбить меня было тяжело. И «ножницами» по мячу попадал.
Но вернусь в Баку, в 1962 год. Телевизора тогда у нас еще не было, так что видеть мои матчи родные и друзья могли только на домашнем стадионе. Мой двоюродный брат был капитаном корабля, получал хорошие деньги, плавал на своем судне по всему миру. В один прекрасный день он пришел к нам и говорит:
Что же это вы без телевизора?
У нас нет столько денег.
Пошел, купил и подарил нам черно-белый телевизор. Пришел мастер, все настроил. И вдруг спрашивает:
Не хотите, чтобы цветной был?
А мы тогда о таких и не слышали.
Конечно, хотим!
Оказалось, есть такая специальная приставка с водой, которая дает цвет на экран. И у нас единственных в округе был «цветной» телевизор притом что у большинства других не было и черно-белого! Я выставлял его в окно, и все смотрели.
Когда показывали футбол, я и тогда, и потом старался подсматривать для себя что-то интересное у больших игроков так же, как делал это пацаном, перелезая через забор, чтобы увидеть матчи «Нефтяника». Что-то взял и у Пеле, и у Эдуарда Стрельцова. Короля футбола впервые увидел, когда он приезжал в 1965 году играть товарищеский матч со сборной СССР в Москве. В сборной меня тогда не было, смотрел по телевизору.
Правильная остановка мяча в зависимости от того, где находится противник! Меня это поразило в игре Пеле, я постарался это перенять. Если он справа я убираю вправо же корпус и играю левой ногой. Если он сзади меня, то просто руки расставляю, чтобы он не подобрался. И так далее. Пеле все это умел делать как никто другой. И когда с ним сравнивали того же Диего Марадону, я отвечал:
Да, Марадона очень хороший игрок. Но он не Пеле.
Когда известный журналист Юрий Ваньят, который освещал все до единого чемпионаты СССР, назвал меня в прессе «бакинским Пеле» мне было очень приятно, но я не запижонил. И никогда этого пижонства в моей карьере не было. Привык, чтобы другие меня хвалили, если я этого достоин. А сам себя права хвалить не имел. И никогда не говорил, кто я такой, если меня не узнавали.
А еще Пеле никогда не обводил ради обводки. По крайней мере, по тем матчам, которые я видел, у меня создалось именно такое впечатление. Есть категория футболистов, которые обладают хорошим дриблингом и хотят обязательно обвести всех в одну сторону, а потом обратно. Я так никогда не мыслил, хотя у меня с техникой был порядок. Человек двух мог обвести почти в любой ситуации, но только чтобы это привело к острой ситуации и к нашему голу. Меня никто и никогда не обвинил бы в индивидуализме!
И Льву Яшину забивал. Делал это не раз, но запомнился один гол. Вышел на ворота «Динамо», защитника на замахе убрал, а Яшин руки вширь расставил. Думаю куда бить, тут все перекрыто! Подрабатываю мяч, делаю еще один замах, показываю корпусом, что целю в дальний, а сам качу в ближний. Лева говорит:
Эдик, ну тебе не стыдно? Я взрослый человек, а ты тут у всех на глазах так издеваешься.
По-доброму, естественно, не всерьез. Это было в Баку, уже в конце его карьеры. Но мне и в Москве доводилось ему, великому вратарю и чудесному человеку, забивать.
Перенимать что-либо у Стрельцова было сложнее: у нас были совершенно разные комплекции. Он мощный, ни один защитник его остановить не мог. Но и техника была прекрасная. Когда ему давали пас, он на замахе убирал соперника, пробрасывал мяч себе на ход и бил. А мне приходилось искать другие козыри, и много мячей я забил просто с носка. Кстати, культура удара «пыром», как это тогда называли, вообще пропала. Не вижу таких ударов! Казалось бы, вратарь на тебя выходит бей с носка! А нападающий хочет его еще обвести и упускает момент.
В 1962-м, когда мне было двадцать лет, я разделил звание лучшего бомбардира чемпионата СССР с Юрой Севидовым из «Спартака», хорошим парнем, которому, к сожалению, позже пришлось пройти через заключение, и его прекрасно начинавшуюся карьеру это сломало. Но в том году он был в полном порядке. Да там вообще такая конкуренция была! В каждой команде супернападающие, звезды. Не понимаю, как мне удалось их обогнать. Вернее, мы с Севидовым забили по шестнадцать, а у Михаила Мустыгина из минского «Динамо» было семнадцать, но приз газеты «Труд» разделили между мной и Севидовым, поскольку тогда после половины сезона команды делились на два турнира: двенадцать сильнейших команд играли за первое место, другие за то, чтобы не вылететь. Мустыгин был во втором соревновании, и соперники у него, выходит, были слабее. Поэтому в «Труде» и решили приз вручать тем, кто по той формуле чемпионата играл против лучших.
Причем мы как раз у Минска выиграли решающий матч за выход в финальную пульку. Читал, что на том матче в Баку было сумасшествие, народ даже на фонарях сидел, чуть ли не на табло. Много лет прошло, уверенно подтвердить не могу. Но в Баку, как и в Ереване, народ всегда хорошо ходил на футбол. Так что меня этот факт не сильно удивляет.
Отец меня тогда единственный раз похвалил я на всю жизнь запомнил. Игроки часто к нам домой приходили. В тот раз команда была не вся, только те, кто оставался в Баку. И после окончания того сезона папа накрыл стол и сказал:
Можно мне один раз похвалить своего сына?
Никто не представляет себе, какая это для меня была сказка услышать от него похвалу. Для меня папа был великим игроком, пусть в Советском Союзе его не узнали так, как он того заслуживал. Доиграл до пятидесяти лет, соблюдал режим
Вручал мне приз «Труда», кстати, как раз Юрий Ваньят. Сказал:
Продолжай в том же духе.
Я поблагодарил. И продолжил в том же духе.
Никакой дополнительной материальной награды за то, что стал лучшим бомбардиром, я не получил да тогда, совсем молодой, об этом еще и не думал. А объяснить это достижение, к которому я пришел в двадцать лет, могу только тем, что все, видимо, думали так: у «Нефтяника» впереди бегает какой-то молодой парень зачем его держать? Я этой недооценкой и пользовался. Поражался даже, что защитники так против меня играют. Но теперь понимаю, что в тех голах была больше заслуга Юры Кузнецова, который такие пасы отдавал, что мячу, кроме ворот, деваться было ну просто некуда.
Важнее, что мне удалось не стать бомбардиром одного сезона таких много выстреливает. Дальше я держал тот же уровень. Потому что развивался и придумывал что-то новое, не довольствовался достигнутым. Не запижонил, как Кокорин с Мамаевым! Благами надо уметь пользоваться!
Хотя в 1963-м свой первый гол я забил только в шестом туре. Защитники стали уже внимательнее играть. Знали, где прихватить, когда сзади стукнуть. Били, но не всегда попадали. Я чувствовал, что сзади игрок пытается по ногам ударить, и не позволял это сделать. А сзади бить это идиотизм. Добежал до игрока с мячом, оказался на одной линии с ним тогда и делай подкат. И все будет чисто!
Немного позже ко мне персональщиков стали приставлять. Сам не играет и мне не дает. В «Динамо» один такой все время за мной тенью следовал А у Валеры Маслова, жесткого, но не грубого футболиста, веселого парня, а по совместительству одного из лучших в мире игроков в хоккей с мячом, другие методы были.
Играем с ними дома, он ко мне на поле подходит:
Анекдот рассказать?
Ну, давай, улыбаюсь я.
А он их сотнями знал и сутками мог излагать. Игра вовсю идет уже. Вот рассказал Валера анекдот, потом я делаю движение он за мной. Я ему:
Ты куда?
А Валера:
Мне сказали, чтобы я с тобой играл. Я не буду играть, но и ты не будешь.
Ну, молодец. Есть еще анекдоты?
Полным-полно!
Он стал рассказывать, в какой-то момент отвлекся, чуть отвернулся, а я в этот момент мяч получил и к воротам убежал.
Эдик, куда ты?! кричит он вслед.
А я уже гол забиваю
* * *
После того бомбардирского для меня сезона-62 Аркадьев из Баку уехал. Его точно не убирали. Видимо, в «Локомотиве» лучшие условия предложили, да и семья жила в Москве. Конечно, меня его уход очень расстроил он ведь мой крестный отец в большом футболе и навсегда останется лучшим тренером. Но что делать?
На меня тоже сразу положили глаз в Москве в том числе и ЦСКА с «Динамо», которые могли забрать футболистов к себе служить. Однако хотел меня и «Спартак», который тренировал Никита Симонян и в том же 1962-м, когда мы с Севидовым получили приз «Труда», сделал красно-белых чемпионом.
Стелла:
Никита Палыч приехал за ним, когда мы только начали встречаться Нет, Эдик, никаких своих людей он не посылал, сам же приехал! К твоей маме! Я приходила и слышала:
Берта, вы не спешите, подумайте. Решим все вопросы
Нет, он не поедет!
Она же еще объясняла: «Пусть он лучше будет первым парнем на деревне, чем последним в городе», ты же сам говорил!
Словом, это очень его обидело. Но тогда он это не обсуждал. Потом только обмолвился:
Почему мама это сказала? Почему я не мог уехать?
Берта со всеми на «ты» говорила, ее все знали как жену и мать известных футболистов. В общем, она была против переезда, а Эдик ее слушался. Вот она Симоняну все это сказала и поставила точку:
Ты понял меня, Никита?
Да, все понял, ответил Симонян.
Ира, его сестра, встречалась с Рафиком. И Берта тогда думала: если Эдик переедет в Москву, то и мне придется переезжать. А как же здесь будет моя Ирочка? У Рафика мама была армянка, а папа азербайджанец, который украл маму, знаменитого педагога в Кировобаде. Ризван Гасанович был одним из первых цеховиков в Азербайджане и никаких преград не знал: «Она будет моей!» Привез ее в центр Баку в армянский дом, где они и поселились. Рафик был прекрасным человеком!
Честно говоря, я Никиту Павловича у нас дома не помню. Но, может, и было. А касательно перехода в «Спартак» на одном из выездов в Москву кто-то мне дал записку с телефоном Николая Петровича Старостина, который ждал моего звонка. Я свое руководство об этом предупредил, но не набрать номер такого уважаемого человека не мог. Он сказал то, что говорили все:
Эдик, хватит на периферии играть. Пора показать себя в столице. Да и Симонян хочет, чтобы ты перешел.
Но я отказался. Дома папа, мама, а они ни о каком переезде не хотели и слышать.
Начался 1964 год. Пошла третья декада февраля, мы готовились к новому сезону. Я спал в соседней с родителями комнате у нас было две квартиры, но нередко ночевал у них. Вдруг посреди ночи началась какая-то плохая суета. В первый момент подумал: что-то случилось с мамой. Она ведь часто болела, а папа нет. Он ведь и за ветеранов до последнего времени играл, и очень прилично.
Я вскочил, побежал к ним. Отец пару раз кашлянул и умер. Я успел увидеть его в последнее мгновение жизни. Ему было всего пятьдесят пять лет. Сердце.
Видимо, это произошло от стресса. Папа в тот момент не работал, а сидеть на иждивении у меня не хотел. Хотя я хорошо зарабатывал и половину запросто мог отдавать маме с папой всем было бы вполне достаточно. Но он очень хотел работать, тренировать. За это время испереживался, причем держал все в себе
Помню, как осенью 1962 года отец играл в юбилейном матче 50-летия азербайджанского футбола. Я очень хотел на него внимательно посмотреть папину игру в осознанном возрасте редко видел. Все пытались рядом сесть, что-то меня спросить, а я отгонял:
Уходите отсюда! Дайте посмотреть, как папа играет!
Сейчас, когда прихожу на сборную Армении, тоже толком не вижу матч: все вокруг садятся, что-то спрашивают, а потом вскакивают и обзор загораживают. Невозможно сосредоточиться!
Примечания
1
Сам Маркаров ни подтверждать, ни опровергать эту теорию не стал, оставив за женой право думать так, как она считает нужным. (Здесь и далее прим. И.Р.)