Вот только магистр Томас не верит в магию, а если я скажу им, что кровь разговаривает со мной через лунный свет, они решат, что мне самое место в Мезанусе.
Я все еще в одежде, поэтому принимаюсь снимать ее так тихо, как только могу. Магистр Томас до сих пор на кухне. Наверное, сейчас он курит трубку и смотрит на огонь, как всякий раз, когда чем-то озабочен.
Перед тем как надеть ночную рубашку, я изучаю синяки на животе, которые сменили цвет с иссиня-черных на темно-фиолетовый. Отчетливо виден след от страховочной веревки, а также семь отдельных овалов. Неудивительно, что даже пояс юбки причинял такую боль.
Но стоит мне забраться в постель, как все мысли занимает фраза: «Хоть лунный свет и не вызывает безумия, но заставляет безумцев поверить, что выходить безопасно».
Глава 15
Я прихожу в дом Монкюиров со старыми картами городских улиц поздним утром, чтобы все наверняка успели проснуться. Экономка вновь впускает меня, но в этот раз не провожает наверх просто указывает на лестницу рукой. Из комнаты Симона на третьем этаже доносятся голоса, но дверь открыта, поэтому я стучу для приличия и переступаю порог.
Симон выпрямляется на стуле, чтобы выглянуть из-за плеча Жулианы. На его лице расплывается улыбка, по которой становится понятно: он рад не тому, что я принесла обещанные карты, а тому, что я пришла.
И утверждение матери Агнес никак не связано с тем, что я надела свежевыстиранную юбку и аккуратно заплела волосы. Совершенно никак не связано.
Переживая, что на моем лице отразится то, как сильно мне хочется быть здесь, я подхожу к столу.
Я принесла карты. Надеюсь, они помогут. На одной из них указана территория вокруг святилища, а на второй город целиком. Они немного устарели, но я внесла все изменения. И эм надеюсь, они помогут.
Видимо, мне стоит переживать и за свои слова. Так что я закрываю рот, пока не опозорилась еще сильнее.
Жулиана отрывается от своих заметок и медленно моргает. Из-за глубоко посаженных глаз она слегка напоминает сову.
Спасибо. Симон забирает свернутые пергаменты. Это как раз то, что мне требовалось. Так что э-э-э спасибо.
Жулиана переводит взгляд на него, а ее тонкие губы изгибаются в усмешке.
Симон разворачивает одну из карт на столе и подзывает Удэна.
Иди сюда, кузен. Покажи мне, где ты видел селенаэ прошлой ночью.
Грегора.
Прислонившийся к стене Удэн раздраженно ворчит, но все же повинуется. Он наклоняется с другой стороны стола и тычет пальцем в карту:
Вот здесь.
Симон рисует восковым карандашом маленькую букву «С».
А где был ты?
Удэн сдвигает палец на пару сантиметров:
Примерно тут.
Он вновь выпрямляется, пока Симон отмечает указанное место буквой «У».
Горя от нетерпения и жажды помочь, я вступаю в разговор:
А я
Симон резко взмахивает ладонью, едва не задев мою руку:
Подожди.
Обидевшись, я отступаю назад, а он продолжает допрашивать Удэна:
Где вы с другом расстались?
Он был не один?
Удэн указывает другое место.
Он шел со мной от таверны до площади, а затем свернул сюда.
К моему удивлению, Симон помечает место буквой «Р», а затем рисует стрелку поверх боковой улочки, которая соединяется с Дорогой удовольствий недалеко от переулка, где нашли Перрету. На мой взгляд, этот друг должен стать первым подозреваемым, но Симон так не считает. Он добавляет пунктирную линию между «У» и «Р», чтобы обозначить путь, пройденный Удэном.
Здесь тебя отыскал Ламберт? спрашивает он.
Брат Удэна расхаживает у окна, выходящего на улицу, но, услыхав свое имя, тут же замирает.
Примерно там, отвечает Удэн. Я перепугался, встретив селенаэ, и стал ждать, пока он уйдет. А потом началась гроза, и я пережидал ее.
Хочешь еще что-нибудь рассказать мне о той ночи?
Нет.
Несколько секунд Симон сверлит взглядом Удэна, словно пытается прочитать его мысли по выражению лица. А затем кивает.
Хорошо, ты свободен.
Удэн с издевкой кланяется кузену:
Да, венатре. А затем обращается к Ламберту, стоящему на другом конце комнаты: Готов встретиться лицом к лицу со львами?
И только сейчас я понимаю: на обоих братьях одежда для богослужений в святилище.
Ламберт плотнее натягивает перчатки, а его лицо бледнеет.
Сегодня у Ламберта обручение. А на осень назначена свадьба, поясняет Жулиана, заметив мое замешательство.
Удэн с ухмылкой подходит к старшему брату.
Наконец-то увидишь невесту. Он перекидывает руку брату через плечо, отчего более высокому Ламберту приходится немного склониться. Расслабься. Тебе не придется доказывать, что ты мужчина, прямо сегодня.
Ламберт сердито отталкивает брата:
Ночь тебя подери, Удэн! Здесь женщины!
Удэн с беззаботным видом поправляет бархатный камзол и подмигивает мне:
Потому я тебя и дразню.
Комнату наполняет скрип полированной кожи: Ламберт сжимает кулаки. Симон встает между братьями и вытягивает руки, чтобы не дать им сцепиться.
Кузены, вы опоздаете. А затем, чуть слышно, Ламберту: Ты же знаешь, что он специально тебя цепляет.
Удэн ухмыляется и направляется к двери. Хотя именно он отпускал неприличные намеки, меня больше задело то, как Симон отмахнулся от меня. Но я все же нахожу в себе силы улыбнуться Ламберту:
Леди Женевьеве несказанно повезло.
Гнев на лице графского сына сменяется смущением. Симон с благодарностью кивает мне и хлопает двоюродного брата по плечу:
Так и есть. Удэн просто завидует.
Даже мне с трудом в это верится, но, кажется, эти слова успокаивают Ламберта. Он расправляет плечи и, не говоря больше ни слова, следует за братом. А проходя мимо меня застенчиво улыбается.
Симон же возвращается к изучению карты, на которой обозначена территория вокруг святилища. Но, притом что произошло в прошлый раз, я не спешу указывать свое местонахождение. Правда, как только на лестнице стихают шаги братьев, Симон поднимает взгляд:
Прости, что одернул тебя, Кэт. Мне не хотелось, чтобы Удэн знал, где ты была той ночью.
Он протягивает мне руку. Кончик большого пальца, а также указательный и средний испачканы чернилами. Прошу, покажи мне где.
Конечно. Мне следовало и самой догадаться, что Удэн может изменить показания. Смутившись, я делаю шаг вперед и указываю пальцем на восточный угол святилища.
А куда смотрела?
Я показываю и он рисует стрелку на юг, но не подписывает букву «К». Обозначает мой путь до тела Перреты и сам переулок. А затем подписывает дом Перреты, заведение мадам Эмелин и таверну, где Удэн расслаблялся с пивом и сконией. Жулиана отмечает те же места на карте города.
Когда Симон переходит к вопросам о селенаэ, которого, как мне теперь известно, зовут Грегор, мои ответы становятся более расплывчатыми. Я доверяю архитектору и уверена: этот мужчина следил за мной только из-за их дружбы. Желая сменить тему, я спрашиваю о том, что беспокоит меня больше:
А что за друг шел с Удэном?
Ремон Лафонтен. Симон откладывает карандаш и выпрямляется. И говорит он то же самое.
Нет, это ошибка.
Реми? Но ведь он еще не добрался до Коллиса, возражаю я. Он вернулся из Лютеции поздним утром следующего дня.
Симон склоняет голову:
Он рассказал мне, что приехал в Коллис поздним вечером и отправился в таверну, где встретил Удэна.
Но почему он пошел не домой?
Симон пожимает плечами:
Об этом тебе лучше спросить у Ремона, но его видели несколько человек.
Кто? требовательно спрашиваю я. И где?
Симон, смешавшись, переступает с ноги на ногу.
Он выходил из дома мадам Эмелин, когда я пришел осмотреть тело Перреты. По словам, хм, свидетелей, появился там примерно в то же время, когда произошло убийство, но был в таком состоянии, в котором бы не смог совершить его.
Я складываю руки на груди. Так вот почему Симон написал букву «Р». Она означала «Ремон». Интересно, он тоже употреблял сконию? Архитектор не жалует любые вещества, влияющие на разум, и может за такие дела выгнать Реми с должности подмастерья.
Но, напоминаю себе я, может, Реми ничего и не употреблял. Насколько я знаю, он никогда раньше не делал этого, хотя, судя по всему, не обо всем мне рассказывал. Я не ревную, но мне неприятна мысль, что Реми ничем не лучше Удэна.
Прочистив горло, я отвожу взгляд от Симона:
Что ты планируешь делать дальше?
Он расслабляется, словно рад закрыть эту тему.
Соберем как можно больше подробностей, а затем воспользуемся ими, чтобы составить точный портрет убийцы.
Мгновение я обдумываю его слова.
Говоря о деталях, ты подразумеваешь то, в каком состоянии нашли Перрету и что с ней сделали?
Верно, Кэт, отвечает он. Карее пятно на левом глазу добавляет его взгляду тревожности. Наши дела говорят миру, кто мы. Какими бы отталкивающими ни казались нам эти послания, они ключ к пониманию убийцы и его поиску.
Жулиана внимательно слушает наш разговор, переводя широко раскрытые глаза от меня к Симону и обратно. Не желая оставлять ее в стороне, я поворачиваюсь к ней:
А вы, леди Жулиана? Сможете спокойно обсуждать произошедшее? спрашиваю я.
Конечно, удивленно моргнув, отвечает она. Я убила много людей. Как и Симон.
У меня отвисает челюсть:
Вы Что?
Не сводя с меня глаз, Симон опускает руку на плечо своей двоюродной сестры:
Не пугай нашу гостью. Мы этого не делали.
Она виновато смотрит на него снизу вверх:
Прости. Ничего не могла с собой поделать. Я так удивилась.
Все в порядке, говорит он, уставясь на меня. Просто сомневаюсь, что Кэт понимает нашу маленькую игру. На лице Симона появляется натянутая улыбка, которая разительно отличается от позавчерашней, когда казалось, что он просто разучился это делать. Нам нравится говорить глупости, а затем поправлять друг друга.
На его лице отражается безмолвная мольба: «Подыграй». Но улыбка на моем лице выходит не менее натянутой, чем у него.
Конечно. Реми любит рассказывать скандальные истории, чтобы посмотреть, поверю ли я.
Например, поверю ли я, что он приехал в Коллис не в ночь убийства, а на следующее утро.
Жулиана вздыхает с облегчением. Симон благодарно кивает мне и просит помочь прикрепить обе карты к отштукатуренной стене. Пока мы заняты этим, Жулиана продолжает раскладывать бумаги на столе по стопкам.
И я не могу не смотреть на то, как старательно она сортирует листы, на которых совершенно ничего нет.
Глава 16
В следующий час я пялюсь на рисунки, которые Симон прикрепляет к стене рядом с картой города. От вида Перреты и переулка мне становится нехорошо, но я напоминаю себе, что видела все воочию.
Наброски, сделанные им во время визита к мадам Эмелин, это намного хуже. Конечно, Симон прикрыл грудь и нижнюю часть тела мертвой кусками ткани или, по крайней мере, изобразил это так, но, подозреваю, если бы там оказались раны, он бы этого не сделал. Меня немного настораживает, насколько талантливо он передает на бумаге подобные ужасы. Несмотря на синяки, я охватываю себя руками за талию, пока он указывает на травмы и увечья, которые описал при осмотре.
В нижней части тела семь ножевых ранений.
Симон указывает на каждое испачканным в чернилах пальцем. Как и в случае с кровью на стене, меня вновь охватывает чувство, что я видела их, но по-другому. Наверное, это произошло той ночью, только никто не указывал мне на раны пальцем, тем более что их покрывала грязь.
На внутренней стороне двух пальцев остались порезы, продолжает Симон. Его голос звучит так бесстрастно, словно мы обсуждаем географию. Она схватилась за живот, когда убийца начал наносить удары ножом. И несколько из них попали между пальцами. Раны совпадают, а значит, он использовал обоюдоострый клинок. Например, кинжал, а не, скажем, разделочный нож. Это же подтверждают порезы на глазницах.
Овсянка, которую госпожа Лафонтен томила все утро в печи, чтобы подать на завтрак, устремляется к моему горлу. Мне приходится приложить все усилия, чтобы вернуть ее в желудок.
Перо Жулианы скользит по бумаге, записывает слова Симона. Он замолкает на мгновение, чтобы она успела. Хотя, мне кажется, в этом нет необходимости.
Кончики пальцев покрыты ссадинами, а ногти поломались, пока Перрета хваталась за стену, продолжает он, и я сжимаю кулак, чтобы заглушить внезапно вспыхнувшую фантомную боль. Как только она перестала сопротивляться, он перетащил ее сюда и уложил на спину. Симон указывает на схему переулка, нарисованную сверху, как архитектурный план. Как подсказала Кэт, он сделал это для того, чтобы рассмотреть убитую в лунном свете.
Трепет, окутавший меня от упоминания моего имени, длится недолго.
А затем он разбил ей лицо. Чем-то тяжелым, то есть вряд ли он принес это с собой. Так что он нашел это где-то поблизости. Скорее всего, камень или кирпич
Или молоток. Но Симон и не догадывается, что он был у Перреты.
Но ничего подобного поблизости обнаружить не удалось, а значит, он это забрал.
На лбу выступает пот от отвращения и страха за то, чем это может обернуться для магистра Томаса.
Симон скрещивает руки на груди, продолжая смотреть на рисунки.
Ему пришлось потрудиться, чтобы вырезать ей глаза.
Хочешь сказать, в следующий раз это дастся ему легче? спрашиваю я.
Он кивает.
Его умения будут совершенствоваться с каждым разом.
Как будто это профессия: ученик подмастерье ремесленник мастер. Неужели сейчас убийца учится?
Симон потирает подбородок, оставляя на коже фиолетовое пятно от чернил.
Раны на ее животе нанесены как попало. Возможно, так вышло из-за того, что Перрета сопротивлялась. А может, у него мало опыта. Но можно с уверенностью сказать, что он правша. Это легко определить по углу ударов и ране на ее шее.
Ты все время говоришь «он». А вдруг это сделала женщина? интересуется Жулиана.
Симон качает головой, не сводя взгляда со стены перед ним.
Нет, убийца мужчина.
Ты считаешь, что женщина не способна на насилие? спрашиваю я.
Он поворачивается ко мне.
Способна ли? Да. Но подобное насилие, подобная злость Симон вновь качает головой. Это сделал мужчина. Не знаю, как объяснить, но я уверен, что это
Месть, заканчиваю я. Какой-то одной женщине. Ты говорил.
Да. Судя по устремленному в никуда взгляду, он вновь мысленно вернулся в переулок. Но не обязательно этой.
Симон задумчиво поджимает губы, и сине-фиолетовое пятно на его подбородке становится более заметным.
Возможно, он считает, что женщины осуждают его, но, скорее всего, это был один раз. Самый первый.
Notes
1
Трансепт часть cвятилища, пересекающая его центральную часть, которая на плане выглядит как поперечная перекладина креста.
2
Cat с англ. «кот, кошка».