Дом, где работал Джар, встретил её тишиной. Гонаб даже подумала, что мужчина еще не пришел, но все же заглянула в проем. Полутьма, рассеянный свет и еще нет тяжелой духоты и фигура человека, сидевшего, скрестив ноги, на полу.
Пусть Хелоб даст твердость твоей руке, Джар, проговорила женщина, хочу говорить с тобой. Могу я войти?
Входи, если пришла, откликнулся мужчина, не меняя позы, Красный глаз еще даже не взошел, а ты уже здесь. Что случилось, Гонаб?
Будет совет, сказала женщина, и облизала пересохшие за ночь губы, тщательно подбирая слова, мы будем говорить о том, что дальше делать людям Стены.
Я знаю, спокойно ответил Джар, и что?
Голоса тех, кто почитает Хелоба, значат много на совете. Ты старший из них, Джар. Я знаю, что другие доверяют тебе. Они повторят твои слова, слова, которые ты скажешь перед всеми.
Все, кто прошел обряд у ночного камня, давно не дети, Гонаб. И они сами знают, что говорить и когда.
Женщина некоторое время помолчала, собираясь с мыслями.
Но ты тот, кто встречает отдавших свою силу Хелобу в заповедную ночь, начала она, и мужчина перебил её:
Мы не говорим с женщинами об этом, Гонаб. Ты это знаешь. Скажи лучше, зачем ты пришла.
Каким будет твое слово на совете? прямо спросила Гонаб, отбросив все ухищрения, за то, чтобы идти к нагорью или остаться здесь?
Здесь жить все тяжелее, не спеша проговорил Джар, и ты это видишь, и другие. У нас мало камня, мало меди, мы не знаем, что придет с Большой воды. Мы теряем людей. Вторая ладья, посланная к островам, не вернулась.
Значит, уходить? Гонаб старалась, чтобы её голос не выдал радости, но мужчина покачал головой:
У нагорья может быть не легче. За острым камнем все равно надо ходить далеко, и люди Женщины-с-Леопардом
Они снова согласятся на мену с нами, теперь уже Гонаб перебила его, ты увидишь!
А если нет? спросил Джар, в Стене нас защищают камни. Строить другую стену будет тяжело и долго.
Как здесь можно оставаться, если мы не знаем, что придет с моря?
Этого я не знаю, ответил Джар, но что говорит Чажре?
Ты можешь спросить у неё, женщина с трудом скрывала разочарование, но ты и так знаешь, что она хочет и почему.
Знаю, сказал Джар, все знают. Теперь нам осталось узнать, хочет ли этого Хелоб и мы, его дети.
И когда ты узнаешь это?
Мы будем готовы сказать свое слово к совету, мужчина поднялся. Он был голый, но нагота его ничуть не смущала, теперь иди, Гонаб. Никто не спрашивает, что случается в Доме женщин. И тебе не должно знать о том, как мы заклинаем того, кто дает нам силу.
когда Чажре потянула на себя деревянную заслонку, лежавшую на полу, та поддалась, подняв облачко пыли. Жар уже начал литься с неба, и пылинки плясали в падавших через потолочный проем лучах. Женщина подавила желание чихнуть и посмотрела в открывшееся углубление. Уходившее на половину человеческого роста вниз, оно было заполнено самыми разными предметами. Статуэтки и те, что делали в Стене, и невиданные, привезенные с островов или из-за гор, чаша на тонкой ножке из цельного куска зеленоватого камня, сосуд из шлифованной белой породы, тонкие лезвия, два слитка чистой меди и, осторожно уложенное в чашу, колечко из светлого металла. Чажре протянула руку, взяла колечко и надела его на мизинец, оно налезло до второго сустава. У неё много такого, за что можно выменять хоть ладью, и большую часть этого придется отдать. Но не кольцо, нет, не кольцо.
Глава четвертая
Ты уже закончила, Мегам? голос матери, разнесшийся над полем, заставил девушку оторваться от мыслей.
Еще один раз остался! откликнулась она, вылила на поле воду из глиняной посудины с широким верхом, и со вздохом поплелась к колодцу опять.
Дождей не было с прошлой луны, и люди их рода, как, впрочем, и всех соседних, начали опасаться за посевы. Приходилось идти к низине, туда, где предки вырыли глубокую яму. На её дне всегда была вода но сейчас и она почти пересохла, приходилось спускаться по выбитым в каменистой земле ступенькам и, в самом низу, долго, с усилиями, начерпывать её руками и мисочкой. Слишком много её уже набрали за день и в сосуды для питья, и на поле. Летняя вода была плоха, от неё часто болел живот, но выбора не было приходилось пить и такую.
Когда Мегам вылила последнюю миску туда, где уж пробивались полузасохшие ростки пшеницы, она оглянулась по сторонам, осторожно расправляя ноющие плечи. Жар, лившийся с неба, заставлял голову гудеть, глаза ломило, но работа еще не была закончена. Вздохнув, Мегам поискала глазами мать и спросила, громко, насколько позволял пересохший голос:
Барг и Тхвими еще не вернулись с берега?
Женщина, которая стояла на коленях, выдергивая пучки травы из земли, подняла голову. Её волосы были обрезаны коротко, чуть ниже затылка, лицо шелушилось.
Раковин осталось мало, и они взяли лодку. Хотели идти в скале, так же хрипло ответила она, ты закончила поливать? Иди к лугу, помоги сестре отогнать коз к дому. Скоро придет Герм, мы зарежем одну.
За их полем был луг, впрочем, назвать его лугом можно было лишь условно земля здесь была перемешана с камнями, между булыжниками пробивалась трава, принявшая за луну непрерывной жары буроватый оттенок. Её щипали около десятка отощавших коз, рядом на корточках сидела девочка-подросток и что-то чертила палочкой на земле.
Луг был широк, десятки шагов, наверное, даже из пращи не докинуть до другого конца. Он упирался в небольшой подлесок, по левую руку стояли жилища. На квадратной, тщательно сложенной из камней, основе, они казались более крепкими снизу, чем с крытого ветвями верха. Три больших хижины их рода.
Когда козы оказались в огороженном оградой из деревянных кольев загоне, Мегам оставила младшую сестру и направилась к жилищу своей семьи. После изнуряющей работы на поле ей хотелось урвать себе хоть немного отдыха в тени. К счастью, Красный глаз сейчас стоял так, что перед входом в хижину образовалась тень. Девушка, нагнувшись у входного проема, нырнула в душный полумрак. Свет попадал сюда сквозь отверстие в обращенной к морю части потолка, и Мегам ясно различала сделанную из цельного куска дерева лавку, полукруглый широкий стол в углу (отец работал на нем с костью и камнем), покрытые черной сажей камни очага. Её хижина. Здесь мать дала ей жизнь, здесь она игралась ребенком с глиняными фигурками, здесь её приняли в род после её первой крови.
Потянувшись к большому сосуду, стоявшему у изголовья плетеного мата, она приподняла его, налила воды в небольшую, но глубокую миску, поднесла к губам и начала пить. Теплая и уже немного затхлая, вода была неприятна на вкус, но жажду утоляла. Хорошую воду в эту пору все равно не найти.
Иногда, слушая у краснеющих углей вечернего очага разговоры старших, Мегам пыталась представить себе всё, о чем они говорят. Стену поселение, в которое невозможно просто так попасть из-за высокой ограды (ей трудно было понять такое), его жителей, которые выносили на мену редкие и такие красивые вещи. Далекие острова, к которым раньше плавали её родичи и людей, которые живут там. Людей, которых породила не Невидимая матерь, и потому они не могли общаться с её народом иначе, как жестами. И тех, кто когда-то отверг волю Дающей Жизнь, и ушел в море.
Мужчины вернулись поздно, когда тени уже протянули свои длинные руки в направлении, противоположном морю. Мегам, закончив дневную работу, бродила босиком по усыпанному голышами берегу, то заходя в воду, то выбираясь на сушу. Она не смотрела под ноги прекрасно зная, что все съедобные раковины здесь уже найдены, высосаны и брошены в мусорные кучи. Вместо этого, она до боли вглядывалась в небокрай, где багровел Красный Глаз, и катившиеся волны пенились белым вокруг нескольких торчавших из-под воды камней.
Так она и увидела их ладью, которая, вынырнув из-за замыкавших бухту скал, повернула к берегу. Сердце девушки заколотилось, хотя она и ждала чего-то подобного. Сейчас она снова увидит его, и
На правившей к берегу ладье сидело трое двое мужчин гребли, третий держал шест, нащупывая им дно. Когда ладья вышла к прибрежной отмели, он отбросил шест, соскочил в воду, погрузившись по пояс в прибойную пену, и начал медленно тянуть ладью, постоянно оглядываясь вперед. Мегам понимала смысл его действий сделанная из просмоленной коры, обтягивавшей каркас из ветвей, лодка была быстрой и легкой в управлении, но её обшивка оставалась хрупкой. Они долго в свое время выбирали, раня руки, крупные и острые камни из этой части берега, стараясь сделать место безопасным, но все равно следовало быть осторожным.
Барг! выкликнула она, не сдержавшись, и один из вылезших на берег мужчин оглянулся в её сторону. Он смотрел на неё несколько мгновений, пока второй мужчина не толкнул его локтем. Тогда он кивнул ей и снова повернулся к ладье, которую они осторожно разворачивали на мокром песке.
Нельзя мешать мужчинам, когда они выполняют мужскую работу Мегам знала это, и, подавив желание подойти к ним, неподвижно стояла на своем месте. Море по-прежнему искрилось закатными бликами, чайки, разогнанные людьми, вновь осторожно приближались, но девушка сейчас не видела этого. Только вчерашнюю ночь, дрожащий белый свет с неба, стекающий по черни древесных стволов и руки Барга, его губы и голос. Он сказал, что знает, как убедить старших тех, кто прошлым летом ясно сказал им, что слюба не будет. Обряд соединения двоих не проводится для тех, чьи родители братья и сестры. Но он сказал, что можно изменить это и убедить их, сказал, что
Иди сюда, Мегам! голос хлестнул её по ушам, заставил сердце подскочить, поможешь нам нести раковины.
Она поспешила к ладье. Конечно, это был Барг хорошо придумал. Девушке нельзя помогать мужчинам с их работой но носить улов она может вполне.
Берись за корзину, оттащим её к хижинам, проговорил Барг, вытирая рукой лоб. Он сейчас стоял перед ней почти голый, лишь на бедрах была узкая полоса из размятой кожи, скроенная в передник и Мегам вновь почувствовала жаркую волну, пробежавшую по телу куда-то вниз.
Бери, повторил Барг грубо, хотя глаза его задержались на ней дольше, чем того требовали обстоятельства, Тхвими и Лар, заканчивайте с ладьей, мы отнесем это к кострищам.
Один из рыбаков поднял голову от лодки, которую он как раз подпирал камнем.
Мы потом отнесем сами, Барг, давай сначала укрепим ладью. А ты, повернулся он к Мегам, но второй юноша прервал его:
Пусть несут, Лар, там не много. С ладьей сами управимся.
Он говорил отрывисто, но, когда он взглянул на Барга, по его губам пробежала кривая полуулыбка.
Берись за тот край корзины, Мегам, проговорил Барг, поднимай и понесли.
Сейчас, пока никого вокруг не было, он сидел перед ней на пеньке, там, где кусты загораживали хижины. Внезапно его жесткость и грубость слетели, и Мегам опять увидела юношу, который был лишь на два лета старше её самой с коротко обрезанными, торчащими во все стороны волосами и разводами соли на крепкой, смуглой груди. Барг смотрел на неё своими большими, почти черными глазами, и Мегам почувствовала тянущую, сладкую боль внизу живота.
Лов был удачен? спросила она, как надо было спрашивать вернувшегося из моря, но юноша лишь нетерпеливо дернул головой.
Добыли немного раковин да две рыбины у одинокой скалы, сама видишь. Слушай, Мегам Нам уже надо что-то решить, некоторые догадываются.
Тхвими? спросила Мегам, почувствовав быстрый укол страха.
Тхвими знает, но не расскажет. А вот в Ларе я так не уверен. И в других. Никто из старших не слепой.
Девушка молчала, ожидая дальнейших слов, но Барг тоже выжидал, рассматривая её. Наконец, он нарушил молчание:
У нас почти не сталось острого камня, и Герм говорит, что выменять его в Стене тоже нельзя. Значит, придется плыть на острова.
Мегам посмотрела ему в глаза.
Ты уйдешь в море? спросила она, чувствуя, как что-то тянет в глубине её чрева, но там же
Ликшури никто не видел с прошлого лета, прервал ей Барг, а камень нам нужен. И не только он. Слушай, Мегам, я все решил. Отец говорил мне, как идти до острова, где много острого камня. Он ходил. И Тхвими со мной согласен. Мы поплывем туда, и я вернусь с камнем и прочим и тогда, в белую ночь, когда меня спросят, какой награды нужно попрошу разрешить слюб. Тхвими поднимет голос за меня, и может Лар, и
Не надо, тихо проговорила девушка, Барг, не уходи к далеким островам, прошу тебя. Море неспокойно. Никто не знает, что там встретит.
Ты что, давно выходила на берег? в нетерпении прервал её юноша, море как раз спокойно, уже вторую луну как почти неподвижно. Мы дойдем до дальних островов за три дня, по пути будем ночевать на скалах, отец говорил где. И так же вернемся назад. И когда мы пригоним ладью, полную острого камня, они выслушают нас!
Барг, не надо, повторила девушка, ночью я слышала, как говорили мертвые. Что-то плохое ждет нас. Оставайся здесь.
Мертвые всегда говорят по ночам, Барг только пренебрежительно качнул головой, я знаю, что надо делать, Мегам. И я просил совета у отцовского черепа, и ходил к морю в темную ночь. Мы доплывем до земли острого камня, и все будет хорошо.
Барг, снова начала она, но юноша быстрым жестом положил ей руку на щеку, потом скользнул вниз по шее.
Старшие сейчас с козами, тихо проговорил он, открой тело. У нас есть время.
Глава пятая
Это был день боли, один из тех, к которым Хашма, как она думала, уже привыкла. Чрево болело, где-то внизу и справа, тупо и тошнотворно, но иногда отдаваясь острым уколом например, когда она резко разгибалась. Во рту стоял вкус мокрой меди, и его нельзя было ничем прогнать.
С прошлого времени дождей, когда появилась боль, женщина уже успела понять, что обращаться к духам предков и Невидимой матери бесполезно, и сейчас просто ждала своего времени. Люди Стены часто умирали после таких болей, а ведь она и так немолода. Её старшая дочь Лукад уже под защитой духов нового рода и несет ребенка от своего мужчины. Зато совсем юна младшая Хин, и что станется с ней?
Боль не мешала Хашме выполнять привычную работу, и её руки, пусть и медленнее, чем обычно, замешивали с водой ячменную муку, бросали очищенные ягоды можжевельника в сосуд, до половины наполненный водой, толкли в пыль сухую охру
Здоровья и спокойного сна твоим детям, Хашма, прозвучал голос от двери, дозволь мне войти.
Тень упала на полосу льющегося через проем утреннего света, но Хашма даже не повернулась.
Входи и говори, Гонаб, сказала она, осторожно высыпая бурую охряную пыль в небольшую тарелочку из светло-красной глины.
Сухие ветви, устилавшие пол у входа, сдавленно хрустнули, тень на полу качнулась и поползла. Хашма, наконец, повернулась к входу.
Я ждала, что ты придешь, она проглотила часть, где говорилось о детях.
И знала, что я хочу сказать? усмехнулась гостья, но Хашма покачала головой:
Мы все сейчас говорим об одном, о совете, что будет в день тонкой тени, и о том, что надобно делать народу Невидимой матери.
Я хочу не просто говорить с тобой, Хашма, Гонаб подобрала свою длинную юбку, так, что открылись крепкие колени, я хочу тебе показать кое-что. Пойдем со мной.
Сейчас? Хашма на мгновение вышла из своего равнодушия, покрывавшего свербящую боль где-то в глубине, я видела все, что должна была видеть в Стене.
Все? Гонаб впервые улыбнулась, и улыбка вышла недоброй, а когда ты последний раз смотрела на хранилище?
Хашма только покачала головой в ответ. Обе знали, что за запасы зерна в ямах отвечает Гонаб, она говорит с другими матерями, отмеряя им, сколько нужно. Хашма же привыкла полагаться на дочь, которая просто приносит время от времени полный сосуд.